Она сбегала к ручью, потом еще раз проверила все закутки внутри дома и встала на пороге, точно могла призвать мать силой мысли.

Ландшафт был по-прежнему пуст. Нужно начать поиски, но в каком направлении?

Маргрет обвела взглядом поля и холмы. Нет. Сегодня куда большая опасность исходит от человека.

Она взяла с полки фонарь, запалила трясущимися руками фитиль и пошла в сторону деревни.


***


После ужина Александр накинул плащ и, извинившись, отказался от ежевечернего чтения Библии, испытывая неодолимое желание выйти на свежий воздух. Диксон неодобрительно нахмурился, но Александр устал от его бесконечных вопросов. Священник, видно, рассчитывал, что охотник вычислит ведьму и укажет на нее сразу после прибытия в деревню, но сделать это было не так-то просто. Не для того, кому важно быть полностью уверенным в своей правоте.

Услышав, что он уходит проверить, нет ли чего подозрительного на улицах, священник отпустил его, восхитившись его храбростью. Разубеждать его Александр не стал. Пусть думает, что хочет. Смотреть злу в лицо он давно не боялся. Храбрость требовалась ему для другого: чтобы заглянуть в лицо самому себе, своему прошлому, вопросам, которыми он задавался вновь и вновь, спрашивая себя, что он мог сделать, но не сделал для того, чтобы спасти свою мать.

Снаружи не было ни души. Люди спрятались за закрытыми дверями и ставнями окон от того, что шастало в ночи под убывающей луной.

Он направился на север деревни и, ступив на мост, заметил, что навстречу ему движется бесплотный огонек. Когда огонек приблизился, он понял, что это фонарь в руке женщины, которая шла быстрым шагом, почти бежала.

Что побудило ее выйти из дома в столь поздний час, да еще в одиночку?

— Стойте! — крикнул он. — Кто это?

Свет резко остановился. Фонарь закачался, освещая тропу, но лицо женщины осталось в тени.

— Прочь с дороги!

Он не шевельнулся, поставив ее перед выбором: либо ретироваться, либо подойти ближе.

Она подняла фонарь, освещая его лицо. В первую секунду свет ослепил его, а после отбросил дьявольские тени на знакомые черты. Маргрет Рейд.

Узнав его, она ахнула от неожиданности.

— Что вы здесь делаете? — спросил он, стараясь не замечать покалывание внизу живота.

— Прошу вас. — Она тяжело дышала. — Я спешу.

— Куда?

Не ответив, она вытянула шею, высматривая что-то — или кого-то — за его спиной, потом попыталась обойти его, но он успел поймать ее за свободную руку.

— Вы с кем-то встречаетесь?

— Нет, — без колебания ответила она. — Отпустите меня.

Полнолуние уже миновало, День всех святых еще не наступил, но ведьмы могли устраивать сборища и в обычную ночь.

— Боитесь опоздать?

— Куда?

— На шабаш.

Даже в рассеянном свете фонаря было заметно, как сильно она побледнела.

— Хотите объявить меня ведьмой только за то, что я вышла на улицу после заката?

— Хочу спросить, с какой целью вы вышли на улицу после заката.

Приподняв фонарь, она испытующе посмотрела ему в лицо. На ее лбу залегла хмурая складка.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Раз вы настолько мне не доверяете, идемте со мной.

Он выпустил ее руку и, когда Маргрет прошмыгнула мимо, устремился следом.

— Куда мы идем?

— Искать мою мать.


***


Безрассудный, рискованный шаг, но был ли у Маргрет выбор? Если охотник на ведьм задержит ее, некому будет искать ее мать, некому будет заботиться о ней и спасать от демонов, что преследовали ее по ночам.

— Вашу мать, — услышала она позади его голос, такой торжествующий, словно он подобрал ключ к сложному замку. — Которая живет с вами.

— Да. — Поздно задаваться вопросом, можно ли ему доверять. — Она убежала.

— Убежала?

— Тихо! — шикнула Маргрет, напрягая слух.

Она услышала знакомое бормотание. В конце тропинки, на окраине деревни.

— Сукины дети. Пропадите пропадом и вы, и ваше потомство в придачу.

Все-таки опоздала.

Она бросилась бежать, чуть не выронив фонарь, но не обратила на это внимания, как и на Александра, тенью последовавшего за ней.

— Мама!

— Чтоб вас черти забрали! — Голос ее окреп. Она затрясла воздетыми к небесам кулаками, пряди седых, спутанных волос развевались вокруг ее лица и ниспадали на спину.

Маргрет тронула ее за плечо, останавливая, успокаивая.

— Мама, идем домой, сейчас же.

— Но они уже близко! Я их видела!

Без единого слова охотник забрал у Маргрет фонарь, и она, обняв мать освободившимися руками, взглянула на него с невольной благодарностью.

— Ш-ш, — зашептала она, молясь, чтобы ее голос прорвался сквозь гул воображаемых голосов. — Я знаю, знаю. Но все будет хорошо. Я с тобой. Они ушли.

В кузнице, что стояла неподалеку, приоткрылись оконные ставни и тотчас захлопнулись.

Она потянула мать в темноту, надеясь, что, если раствориться в ночной тиши, то люди за окном сочтут, что все это им приснилось.

И тут мать заметила высокий черный силуэт охотника на ведьм.

— Он явился за мной! — завопила она пуще прежнего, вынуждая Маргрет, которая вела ее, сорваться на бег. — Ску-у-у-б! Ску-у-у-б! Дьявол пришел забрать меня!

Охотник, не отставая, следовал за ними. Плащ хлопал на ветру, и впрямь придавая ему сходство с обитателем преисподней.

— Нет, мама, он не Дьявол. — Она надеялась, что говорит правду. — Ну пожалуйста, — задыхаясь, взмолилась она на бегу, — не кричи.

Кто еще услышал ее крики? Что они успели увидеть? Если охотник на ведьм выдвинет обвинение, у него не будет недостатка в свидетелях.

Остановилась она только на мосту, за деревьями, что стеной росли вдоль реки. Не сводя взгляда с черного призрака, маячившего рядом, мать в ужасе верещала, не умолкая, но шум течения и шепот сухих листьев перекрывал ее стенания.

Ненадолго отпустив ее, Маргрет обессиленно привалилась к каменному ограждению моста и перевела дух, но когда Александр Кинкейд приподнял фонарь, и на его беспощадное, безмолвное лицо легли рваные пятна света, мать снова пронзительно закричала.

Страх, гнев, отчаяние разом обрушились на Маргрет. Схватив мать за плечи, она резко ее встряхнула.

— Замолчи! Иначе Дьявол на самом деле придет и утащит тебя.

Крики прекратились; вместо них хлынули слезы, которые мать, всхлипывая, тщетно пыталась сдержать. Маргрет затопило чувство вины, но умом она понимала: лучше уж пусть она плачет, чем перебудит всю деревню криками о Сатане.

Она попыталась отвернуть мать от охотника и прижать к себе, но та, оцепеневшая от страха, не поддавалась и глядела на него в упор, обливаясь слезами, точно вместо него видела перед собою своего палача.

— Давно она в таком состоянии? — Голос его прозвучал мягче, чем она ожидала.

Давно ли? Почти всю жизнь. Так давно, что уже и не упомнишь, что когда-то все было иначе.

— Довольно давно.

Она зажмурилась, сдерживая воспоминания. Дом в Эдинбурге. Ее комната. Слуги. Уроки. Платья с кружевной отделкой, вечера у камина, материнский смех, ласковые руки, укладывающие ее спать.

А потом появился один из его племени, и той жизни настал конец.

Мать наконец отвернулась и зарылась лицом в ее шаль. Пока она плакала, Маргрет смотрела поверх ее плеча на человека напротив. Все может закончиться прямо здесь и сейчас, и тогда все ее усилия, потраченные за год, пойдут прахом.

— Прошу вас, не забирайте ее.

Только одно ей оставалось: молить этого незнакомца о милосердии. Быть может, в нем пробудится жалость. Быть может, из этого мира исчезла еще не вся доброта.

Он поднес фонарь вплотную к ее лицу. Теперь уже она была ослеплена, едва различая его глаза за пятном света.

Наступила тишина; Маргрет чувствовала, как охотник безмолвно изучает ее лицо испытующим взглядом, заставляя их обоих — ее и страдальчески трясущуюся мать — мучиться в ожидании его приговора. Ей отчаянно захотелось завыть, как только что выла мать, понося мир, как несправедливое, неподвластное пониманию место.

Но она сдержалась.

— Лучше заберите ее домой, — ответил он наконец удивительно мягким голосом.

Страх схлынул, и она обмякла. Отсрочка. Последствия грянут завтра.

— Идем, мама, — сказала она. — Давай вернемся домой.

Мать заковыляла вперед, то и дело пугливо оборачиваясь на охотника, который, освещая тропу, зашагал следом.

Маргрет не нравилось, что он увязался за ними, но обратная дорога обещала быть долгой, поддерживать мать и одновременно держать фонарь она не могла и потому не стала возражать, когда Александр бесплотным духом поплыл за ними, а фонарь, покачиваясь в его руке, послал вперед длинные тени.

Сквозь тучи на них смотрел огрызок луны. Ветви деревьев трещали под напором ветра, швырявшего им под ноги пригоршни пожухлых листьев. В такую ночь легко можно было представить себе, как по дорогам рыщет сам Дьявол, или поверить в то, что во тьме привольно блуждают его прислужницы-ведьмы. Легко увидеть, как по деревне гуляет зло.

Можно даже увидеть призраков, которые померещились ее матери.

Как только они оказались дома, Маргрет дала матери Генриетту, и та, попав в знакомую обстановку и получив любимую игрушку, сразу успокоилась.