– Садитесь, – сказал Гидеон, буквально заталкивая ее внутрь, когда заметил, что репортеры плотными рядами движутся к ним, выкрикивая вопросы. Пруденс с трудом взобралась в экипаж. Сестры уже были там.

– Как вы сюда попали?

– Тадиус, – ответила Констанс.

Гидеон выглянул в окно и тихо сказал:

– Кебмен сначала отвезет вас в отель. Когда стемнеет и газетчики прекратят преследование, Тадиус доставит вас домой.

– Вы обо всем позаботились, – заметила Пруденс.

– Это часть моей работы. Завтра утром я навещу вас, чтобы закончить наше дело.

– Нашу сделку, – сказала Пруденс.

– Верно. – Он закрыл за ними дверцу экипажа.

– Не такая уж выгодная сделка для адвоката, – заметила Констанс. – Компенсация, которую мы получим от Беркли, даст нам возможность выплатить ему гонорар.

– Едва ли его это беспокоит, – усомнилась Честити.

– Возможно, и не беспокоит, – согласилась Констанс. – Но почему тогда он так спешит получить то, что оговорено?

– Видимо, хочет поскорее покончить с этим делом, – сказала Пруденс. – Как только мы договоримся обо всех деталях, он сможет забыть о нас и продолжать свою жизнь, не думая о вздорных и беспокойных сестрах.

– Ты хочешь сказать – не думая об одной вздорной и беспокойной сестре, – поправила ее Констанс.

Пруденс пожала плечами:

– А что, если и так? Я не буду жалеть о том, что все кончено раз и навсегда.

– Уверена, ты почувствуешь огромное облегчение, – промолвила Честити умиротворяющим тоном. Она пыталась разглядеть в тусклом освещении кеба выражение лица сестры. Констанс подняла брови, молчаливо демонстрируя понимание.


Гидеон вернулся в свою контору. Он не испытывал обычного подъема после выигранного дела. По правде говоря, он был бы рад начать все сызнова. Он снял парик и мантию, налил себе неразбавленного виски и сел за рабочий стол. Как обычно, у него был план кампании до начала процесса, но теперь он не знал, как поступить, и плана выхода из этой кампании у него не было. Теперь он ничего не должен. Ставки в этом деле были высоки. Все или ничего. И в том, как Пруденс с ним обращалась, не было ничего, что позволило бы ему надеяться на успех следующего шага. Он на что-то надеялся. На что – и сам не знал, Возможно, на то, что она подаст ему какой-то знак. Но этого не случилось.

Он потянулся к шкатулке с сигаретами. Конечно, следовало принять во внимание, что сегодня ей слишком досталось. Возможно, что ни на что другое у нее не осталось ни умственных сил, ни эмоциональной энергии. И все же он наблюдал за ней, как ястреб, когда она нынче утром вошла в его контору, и она не подала ему никакого знака, ничего, кроме холодного формального приветствия. Неудивительно, что выглядела она неважно и явно была озабочена. Она представляла, как появится в суде, опасалась возможной потери средств к существованию и других неприятностей. Конечно, она не могла в это утро думать ни о чем другом, ни о каких чувствах.

Он со вздохом загасил сигарету. Гидеон не мог припомнить, когда испытывал такое волнение и беспокойство.


– Тебе бы не помешал стаканчик хереса, Пру, – сказала Констанс, когда они устроились в гостиной скромного отеля недалеко от Пиккадилли.

– Кажется, здесь есть все, – .сказала Честити, оглядывая буфет. – Есть чай. Есть сандвичи и фруктовый кекс, сыр и бисквиты, херес, вино и даже коньяк.

– Для коньяка еще слишком рано, – сказала Пруденс. – А стакан хереса я выпью.

– Ты была неподражаема, Пру, – сказала Констанс, бросая шляпу и перчатки на столик у стены. – Не понимаю, как тебе удалось так долго говорить с акцентом.

– Я подумала, что справилась с этим, – сказала Пруденс, принимая стакан из рук Честити. – Я с трудом сдерживала смех. – Она отпила маленький глоток хереса. – Впрочем, сегодня мне было не до смеха.

– Нам тоже. – Констанс налила себе хереса. – Но теперь все позади. Мы выиграли. Теперь «Леди Мейфэра» и наше посредническое бюро в безопасности. И никто ничего о нас не знает. И не узнает. Кроме отца.

– Кроме отца, – согласилась Пруденс.

– Вот колода карт, – сказала Честити. – Как насчет того, чтобы сыграть в бридж в три руки? Надо же нам как-то убить время, чтобы не впасть в уныние.

Они играли в карты уже два часа, когда за ними приехал Тадиус.

– Возле дома ни одного репортера, – сказал он.

– А лорд Дункан?

– Он не покидал дома, когда я отправился за вами, – ответил клерк. – Возможно, за время моего отсутствия он куда-нибудь ушел.

– Нет, он ждет нас, – решила Пруденс, укладывая карты в серебряную шкатулку. – Ты едешь с нами, Кон?

– Конечно, – сказала старшая сестра. – Я не оставлю вас наедине с отцом. Максу уже известно, что произошло в суде. Поэтому он догадается, что я с вами.

– Экипаж у задней двери, – сообщил Тадиус. – Я подумал, что вам лучше выскользнуть незаметно.

– Вы обо всем подумали, Тадиус, – слабо улыбнулась ему Пруденс.

Он поклонился в ответ.

Во время короткой поездки до Манчестер-сквер они молчали.

– Войдем в дом с черного хода, – сказала Пруденс, когда они повернули на площадь. – Попросите кебмена, остановиться со стороны конюшни, Тадиус.

– Уже распорядился, мисс Дункан.

– Я в этом не сомневалась, – произнесла Пруденс.

– Сэр Гидеон просил меня передать это вам, мисс Дункан. Он протянул ей конверт в тот момент, когда она вышла из экипажа.

– Благодарю вас!

Пруденс озадаченно смотрела на конверт, потом спросила:

– Что это?

– Закладное письмо на дом, мадам. Сэр Гидеон решил, что вам лучше знать, как им распорядиться.

Пруденс опустила конверт в сумку.

– Сэр Гидеон прав.

Они вошли в дом через кухню.

– О Боже мой! – приветствовала их миссис Хадсон. – Что тут творилось! Какие-то мужчины звонили в дверь, задавали вопросы, а лорда Дункана я никогда не видела в таком ужасном расположении духа. Он заперся в библиотеке. Что происходит?

– Насколько я понимаю, решение было в вашу пользу, мисс Пру? – спросил Дженкинс, появляясь в дверях. Он даже осунулся от беспокойства.

– Да, да, Дженкинс, так и есть, – быстро заговорила Пруденс. – К сожалению, мы не могли вернуться домой раньше: сэр Гидеон сказал, что нам следует избегать репортеров. А они могли нагрянуть сюда.

– Они, разумеется, побывали здесь, – мрачно сообщил Дженкинс. – Барабанили в дверь. Я пригрозил им полицией. Лорд Дункан заперся в библиотеке. Я пытался узнать у него, что случилось, но он послал меня к дьяволу. И я решил оставить его в покое.

– Ты поступил мудро, Дженкинс, – сказала Констанс со слабой улыбкой. – Мы выиграли дело, но для того, чтобы его выиграть, нам пришлось открыть лорду Дункану правду.

– Ах, – сказал Дженкинс, – теперь все понятно.

Миссис Хадсон кивнула.

– Будет немного легче вести дом, – сказала Пруденс, – если не придется притворяться, что все в порядке.

Дженкинс покачал головой:

– Насчет этого не знаю, мисс Пру. Не уверен, что лорд Дункан удовольствуется остатками вчерашнего обеда и скверным вином.

– Нет, – согласилась Пруденс. – Нам все еще придется ловчить, но по крайней мере не у него за спиной.

– Думаю, нам надо прямо сейчас поговорить с ним, – сказала Честити. – Откладывать больше нельзя.

– Нельзя и не надо, – послышался голос лорда Дункана из-за двери кухни. – Я так и знал, что вы, как заправские конспираторы, войдете из кухни. – Он всех обвел гневным взглядом. – И Дженкинс, и миссис Хадсон все знали. Только делали вид, что не знают.

– Отец, они тут ни при чем, – возразила Пруденс. – Просто они пытались облегчить нам жизнь.

Лорд Дункан слегка покраснел.

– По какой-то причине все домочадцы, к сожалению, скрывали от меня правду. – Он резко повернулся. – Обсудим все это позже в библиотеке.

Сестры переглянулись, пожали плечами и последовали за ним.

– Нет нужды закрывать дверь, – сказал он, когда они вошли в библиотеку. – В доме нет тайн ни от кого, кроме меня.

Дочери промолчали.

– Как вы убедили Фитчли показать вам мои личные бумаги? – спросил он.

Пруденс рассказала ему, как было дело.

– Ты не должен винить мистера Фитчли, – сказала она.

– Ясно, что не должен. Вы обманули его.

Он повернулся к ним спиной, и тут дочери заметили, как сильно он постарел.

– Ступайте, уходите отсюда. Не желаю вас видеть.

Они вышли из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.

– Не может видеть нас или себя самого? – пробормотала Констанс.

Пруденс не сводила глаз с закрытой двери, потом вдруг сказала:

– Нет, мы не можем вынести этого бремени вины. Давайте вернемся.

Она вошла в библиотеку, сестры последовали за ней.

– Я же сказал вам...

– Да, отец, сказал. И все же ты, возможно, захочешь сжечь это. – Она вынула из сумки конверт. – Вряд ли граф Беркли будет преследовать тебя после сегодняшнего судебного заседания.

Она протянула ему конверт.

Лорд Дункан открыл его и уставился на залоговое письмо на свой дом.

– Значит, у него нет на это прав? – с сомнением спросил он.

– Нет, – твердо ответила Пруденс. – И никогда не было. Компания «Граф Беркли и К°» не имеет юридического статуса, а потому не может владеть собственностью. Сожги это письмо, отец. Сожги немедленно!

Глядя на дочерей, стоявших перед ним, лорд Дункан вспомнил о своей жене. Как дочери похожи на нее! Он тосковал по жене, ему так ее недоставало.

Он знал, что дочери так же сильно тоскуют по ней, но по-своему.

Подумал он и о том, что они – ее живое воплощение.

Лорд Дункан порвал ненавистный листок пополам, бросил обрывки в огонь и смотрел, как бумага, охваченная огнем, превращается в пепел.

Лорд Дункан Слышал, как закрылась дверь, но не двинулся с места.

ГЛАВА 20