— А что ты там видел, Денис? — все же услышали они второй "учительский" вопрос Же-Ка.

— Горы, — коротко ответил мальчик, булькая чаем.

— Мужчина! — негромко, но чтобы расслышал Александр, за себя и за мальчишку восхитился Алексей.

А в открывшуюся дверь озябшей бодростью, так любимой сильным полом — если это совпадает со знакомством и зимними поцелуями, вошли Лена и Люда, и немного оглядевшись, зашагали, естественно, к стойке. Привыкший к частой смене лиц генацвале, чем-то похожий на дирижера армянских фамилий, все же стрельнул взглядом из-за своей стойки-пюпитра по приметной для его черных очей блондинке. А той на глаза вновь попался парень: вот он, вместе с габаритным Командиром идет к выходу, навстречу. Мужчины посторонились, пропуская их к стойке — источнику желанного внутреннего тепла, и улыбнулись им и их замороженному состоянию. Короткая встреча глаз, не вдруг, не такая неожиданная, как в автобусе, не задала вопросов и не стала причиной возникающей как бы из ниоткуда полутревоги-полумечты, но — кто знает, возможно, маленькая горошина уже закатилась под девятую перину? Кто знает, да и может ли знать?..

* * *

4.


Почти невидимый и, безусловно, отважный в самостоятельности своего микромира паучок, спрыгнув с широкого листа и держась задними лапками за паутинку, стремительно полетел вниз, но, решив оглядеться во вращающемся вокруг пространстве, остановил свой вертикальный бег и вытаращился во все восемь глаз — но тут же врезался в лицо человека.

Улица, извиваясь в ответ изворотливой речке, каменистой и шумной, катится под уклон, и Алексей, проходя под кронами больших и безымянных для него деревьев, неожиданно почувствовал холодок паутины на щеке и перебор маленьких лапок на подбородке.

Паучок, стукнувшись при аварийном приземлении о подбородок человека, сразу же несколькими лапками споткнулся о гигантскую для него щетину, но быстро покинул непонятную поверхность и снова заскользил вниз, подальше от опасных случайностей, страхуя паутиной свою и без того короткую жизнь. Ведь случайности, как правило, намного больше его самого.

Смахнув с лица паутину, Алексей на мгновение увидел маленькую точку на конце невидимой нити — живой спускаемый аппарат стремительно удирал от него вниз, к голой земле тропинки и к ребрам пересекающих ее древесных корней.

Почувствовав второй рывок и решив не связываться с человеком, паучок решительно оборвал нить и не больно шлепнулся своим малым весом о сыроватую в тени деревьев землю, вытоптанную большими голокожими, а иногда и небритыми монстрами.

"Разбился, наверное, — на ходу подумал Алексей, упираясь ногами в выступающие ступенями корни. — Хотя нет, мухи бьются о стекло, но синяков у них не бывает — глаза-то хитиновые". Как-то раз он прочел случайное стихотворение, в котором автор, пытаясь развинтить или свинтить механику жизни, сравнивал порывы своего несогласия с мухой, бьющейся глазами о стекло. Прекрасная метафора, но поэт, наверное, не знал, что глаза у мух твердые, а для боли недостаточно нервов, и совсем нет мозгов, необходимых для осознания превратностей судьбы.

Во всем виноват закон Архимеда. Там, на площадке у корчмы, а затем и в автобусе мужчины всю вторую половину дня готовились посвятить приобретению вечернего спиртного — инструктор подсказал обычные маршруты. Но некоторая усталость, сытный обед и выпитое вино изменили закупочные планы, разморив всех. Алексей также поддался всеобщей лени и провалялся в постели больше часа, слушая философски негромкий храп Александра и медленно рассуждая на тему, подсказанную Виночерпием: "За час бухло не скиснет", и над песней из радиоточки: "Слушай, а может, вернемся?"

"Интересно, — лениво думал он, — а вот еще один тезка-Лешка, вдруг ставший князем Меньшиковым, или братья-солдаты Орловы, сделавшиеся вмиг графами, все так же сыпали словечками, вроде: "бухло", "скиснет", или быстро перестроились, заучив: "фуршет" и "ассамблея"? Может быть, хотя ни Петр, ни последовавшие за ним царствующие тетки благородным поведением не отличались".

Но, все же оторвавшись от подушек под воздействием громогласного Командира, они предприняли экспедицию по намеченному маршруту, закупив, согласно подсчитанных в списке галочек, белого и красного. Отнеся тяжелые ящики в номер Виночерпия, Алексей оставил активистов грядущего вечера знакомств во главе с Финансистом составлять план-карту наливок и закусок, а сам отправился, как и предполагалось, на поиски зубного врача. Кажется, для спешки нет причин — он знает общее направление и врач принимает заезжих в конце рабочего дня, но его еще нужно отыскать в вытянутом вдоль речки, длинном, в одну улицу, городе-селении.

Во всем виноват адмиральский час, и хотя причин для торопливости вроде бы и нет, но он шагает уже черт знает сколько, а мостика, ориентира, ведущего в центр городка, все еще нет. И он торопится, а время из-за этого бежит быстрее, а бесконечная улица все так же дарит повороты и короткие переулки, извиваясь по прихоти горной реки и повторяя изгибы ее несвободного движения. По одноэтажной традиции местных жителей почти не видно — они хорошо знакомы с расписанием единственного и очень ненавязчивого автобусного маршрута, но прохожий безусловно обратит внимание на любовь аборигенов к высоким заборам и крепким воротам. Однако иногда открытые ворота все же позволяют увидеть утопающие в зелени дома и похожих друг на друга, в каких-то безрадостных одеждах женщин, без устали копающихся в своем "многоукладном" хозяйстве.

Но вот и мостик, и шум воды, спорящий со звуком шагов — он в центре городка. Пара магазинов, кинотеатр, а здание местной управы, растолкав официозом остальные строения, отгородилось от них молодыми елями — как в Маааскве. И людей здесь больше — почти суета. На базарчике женщины торгуют фруктами, вином и прекрасным горным медом, а так же шерстяными вещами отличной домашней вязки из ими же сделанной пряжи. Но время на вечер и базарчик почти пуст, а вязальщицы, собрав пушистую теплоту, к ужину явятся на турбазу — чтоб предложить свои изделия откушавшим фрикаделек туристам.

Уточнив и без того единственное направление к цели и получив ответ из не менее чем тридцати слов и не более чем двадцати жестов, Алексей, пройдя центр в три минуты, вновь оказался на нескончаемой улице. А время действительно на вечер: речное русло и созданная им неширокая долина окружена неправильными пирамидами гор, и солнце, с опозданием появляясь над их зелеными гранями, рано покидает втиснутую меж ними перевернутую призму воздушного неба. Вес воздуха, он вполне ощутим. Но это еще не наступление темноты — склоны блестят освещенной зеленью лесов, а если заглянуть за них и выше — ледяные шапки все также сверкают на солнце. Но внизу тень, и джигиты из небедных, коротко прогрев двигатели своих, по преимуществу импортных рысаков, мужественно хлопнув дверцами, уже вывели их на единственную трассу.

Как раз два таких джигита и попались Алексею на пути: он увидел их, миновав очередной уличный поворот, повтор речного изгиба. "Черный Волга", как грузинский тамада на свадьбе Фантомаса, широко распахнув дверцы, застыл почти поперек дороги, уткнувшись лобовым стеклом и в избытке хромированным радиатором в расширяющуюся по течению реки долину. А в ней, словно в лотке золотоискателя, кажется вот-вот блеснут самородки последних солнечных лучей. Нет, еще не вечер, но в спокойный воздух пока не наступивших сумерек уже проникли вирусы вечерних начинаний, рождая то самое состояние ума и души, которое вместе с памятью тела о дневном труде, повторившись и смешавшись не одну тысячу раз, вычертит на лице избранного старого человека то, что сторонний наблюдатель обычно называет восточной мудростью.

Те двое, в "Волге", в самом начале этого, не гарантирующего конечного результата, пути. Хотя все может быть и, наверное, подозрения о волшебности места их проживания иногда волнуют и этих джигитов. Сейчас, сытыми телами развалившись на сидениях, с видом самодовольных тифлисских приказчиков — в отсутствии хозяина лавки хозяев всей жизни, они, как прилавки осматривают окрестные склоны и виляющую боками долину. Может показаться, что подтекает масло, густыми каплями собираясь в небольшую мазутную лужицу, но нет — это самолюбование и убежденность в собственном совершенстве, наполняя воздух маслянистым запахом, стекает с них на землю.

"И сказал Бог: "Это хорошо!", — подумал Алексей, подходя к ним.

— Извините, не подскажите, а где здесь зубного врача найти можно? Зуб заболел, поправить надо.

— Слущьай, брат! — быстро откликнулся один из них, водитель "Быстрой антилопы", придав голосу столько участия и желания помочь, что Алексей подумал: "А может, действительно, брат?" — Пойдещь по этой улице, — наверное, забыв, что улица одна и мягко путая "Ша" и "Ща", сказал он, а Алексей понял, почему у них открыты дверцы — если бы они не сделали этого, то кавказское гостеприимство, быстро переполнив машину, просто выдавило бы стекла изнутри, — увидищь дом с большими окнами, — все так же беззлобно издеваясь над "Ш", продолжил он, — Фархада спросищь!

— Он тэбэ все сдэлаеэт! — добавил второй джигит, а Алексей, с трудом сдерживая себя от признания в любви к этим двум благородным наездникам, искренне поблагодарив, опять заспешил в указанном и по-прежнему единственном направлении.

Еще немного асфальтовых шагов — и он увидел тот хваленый дом. И хотя не вспомнив, чем отличается синус от косинуса, быстро вычислил геометрию оконных стекол и понял, что его отпускных хватило бы лишь на один стеклопакет. Благоразумно не замедляя шаг, он прошел мимо, а вскоре нашлась и поликлиника — длинное одноэтажное здание, похожее на пионерлагерь или казарму. Явно не Артек — древность побелки и обвалившаяся внизу углов штукатурка как-то не вяжется, неуютно контрастирует с ухоженностью окружающих домов. В темноватом коридоре нашлась нужная табличка — "стоматолог", и хотя толстые мазаные стены не пропускают звуки и хранят почти абсолютную тишину, из-за двери все же донеслось противное жужжание.