У Люка Квентина прослеживалось явное влечение к молодым красивым блондинкам, обычно высоким и стройным. Это были манекенщицы или королевы красоты, гордость окружающих, их ждала счастливая жизнь, пока они не встретились с ним. Он не выбирал неряшливых женщин в барах, не убивал проституток. Он искал и находил общеамериканский образ типичной соседской девчонки. Убийство таких девчонок оставило за собой вереницу скорбящих, ошеломленных, разгневанных родственников в семи штатах. Джек с Чарли и остальные свидетели и члены оперативной группы не сомневались, что Квентин и есть тот самый убийца, которого они искали. Теперь это требовалось доказать, а засохшая кровь и волосы на подошвах его башмаков и на ковре являлись первым шагом на этом пути. Им улыбнулась удача, а большего и не нужно. Один неправильный шаг со стороны убийцы, одна самая ничтожная забытая мелочь — этого иногда бывает достаточно, чтобы рухнул весь карточный домик и убийца оказался в руках правосудия.

Трудно поверить, что один человек мог убить стольких женщин, но такое случается. В мире есть больные люди. И работа Джека заключалась в том, чтобы найти их, а работа Алексы — изолировать от общества. Глядя на фотографии, Алекса знала, что Люк Квентин — убийца и она посадит его за решетку. И что бы ни произошло, она вынесет ему беспощадный обвинительный приговор.

Это, конечно, мало утешит семьи, потерявшие своих дочерей. Во многих случаях родители жертв бывают склонны прощать убийц и иногда даже сами говорят убийцам, что прощают их. Алекса никогда этого не понимала, хотя нередко наблюдала такое явление. Если бы что-нибудь случилось с Саванной, она никогда не простила бы человека, который сделал это. Не смогла бы. Даже мысль об этом вызывала у нее дрожь.

Джек направился вместе с Алексой на предъявление обвинения, назначенное на половину четвертого. К тому времени она прочла все относящиеся к делу документы и знала историю Квентина. Она видела, как его привели в зал судебных заседаний закованного в кандалы и одетого в оранжевый тюремный комбинезон. Алекса обратила внимание на его тюремные легкие брезентовые ботинки — его собственные башмаки взяли, чтобы подвергнуть анализу засохшую на подошвах грязь.

Алекса смотрела, как его ведут по залу заседаний. Несмотря на огромный рост и могучее телосложение, он двигался грациозно. Алексу с первого взгляда поразила его самоуверенность. И почему-то ей вдруг показалось, что он обладает сексуальной привлекательностью. Она понимала, почему ему удавалось заманить девушек в укромное место для того, чтобы поговорить. Он совсем не выглядел зловещим, а выглядел сексуальным, красивым, привлекательным, пока не заглянешь ему в холодные как лед глаза — глаза человека, который не остановится ни перед чем. Будучи обвинителем, Алексе приходилось видеть подобные глаза. Он непринужденно болтал с назначенным ему общественным защитником-женщиной и даже смеялся. Судя по всему, его ничуть не смущала обстановка, не беспокоило, что его обвиняют по четырем случаям изнасилования и убийства. Убийства первой степени, предумышленного, с намерением лишить жизни. Ему будет предъявлено обвинение, и при вынесении приговора, если Квентин будет признан виновным, Алекса попросит судью дать соответствующие сроки по каждому из случаев. Как она надеялась, преступник пробудет в тюрьме по меньшей мере следующую сотню лет. Если он не признает себя виновным, а типы, подобные ему, обычно не признаются в содеянном, то предстоял сложный и долгий процесс с привлечением присяжных заседателей. Такие, как он, обычно держатся вызывающе, потому что им нечего терять. Времени у них сколько угодно, а денег налогоплательщиков тоже не жалко. В некоторых случаях они даже наслаждаются балаганом, который устраивают вокруг средства массовой информации. Судя по всему, Люка Квентина ничто не беспокоило, и пока ждали появления судьи из своего кабинета, преступник медленно повернулся на стуле и взглянул прямо на Алексу. На его руках были наручники, на ногах — кандалы, рядом стоял помощник шерифа, но он пронзил Алексу насквозь взглядом, словно рентгеновским лучом, и по спине у нее забегали мурашки. Когда заглянешь в эти глаза, тебя, естественно, охватывает ужас. Она отвела взгляд и сказала что-то Джеку, который в ответ кивнул. Вдруг стало легко верить, что Квентин убил девятнадцать, а может быть, даже больше женщин. Чарли Макэвой тоже находился в зале заседаний, не спуская с Квентина глаз и желая одного — убить. Он видел тело сестры и то, что сотворил убийца. Теперь Чарли жаждал справедливости, любое наказание будет казаться ему недостаточным.

Тут из своего кабинета появился судья, и Алекса от лица населения штата Нью-Йорк изложила обвинения. Судья, выслушав, кивнул. Потом выступила общественный защитник, которая объявила от имени обвиняемого, что он не признает себя виновным по всем пунктам обвинения, что было стандартной процедурой. Итак, он не намерен признавать вину и в данный момент не собирается обсуждать условия чистосердечного признания, которые, кстати, ему и не предлагались. Для этого еще не подошло время. Не было также попытки назначить залог и отпустить его на поруки. Учитывая тяжесть преступления, такое не предусматривалось; и Алекса заявила, что Большое жюри присяжных заседателей вынесет обвинительный вердикт и решит вопрос о предании преступника суду. Несколько минут спустя Квентина повели к двери, чтобы отправить в тюрьму. Но прежде чем выйти из зала, он повернулся и снова посмотрел на Алексу. Усмехнувшись своей жуткой улыбкой, он скрылся за дверью, которую открыл другой помощник шерифа. Квентин словно оценивал Алексу. Она была старше его и вдвое старше, чем его жертвы, но взгляд преступника говорил, что если бы он захотел, то мог бы заполучить и ее. Алекса поняла: когда поблизости находится этот человек, ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности. Он был олицетворением угрозы для общества и при этом вопиюще самонадеян, без раскаяния, без страха, даже без тревоги. Он выглядел как видный, красивый парень, у которого весь мир в кармане и который имеет все, что пожелает. По крайней мере так могло показаться по его внешнему виду.

Представителей прессы в зал суда не пустили, потому что официального заявления пока не было. А уж затем средства массовой информации сразу же возьмут это дело под контроль. Покидая зал заседаний, Алекса чувствовала, что ей не по себе, как будто Квентин провел по ее телу руками, и ей хотелось дать ему пощечину. Она все еще не избавилась от этого ощущения, когда час спустя, надев пальто в своем кабинете, поднялась по лестнице в другой зал. Там все еще не закончилось заседание. Председательствующая женщина-судья строго предупреждала мужчину, виновного в задержке на шесть месяцев алиментов на содержание ребенка, что упечет его в тюрьму, и он пообещал немедленно заплатить алименты. Здесь в суде по делам, касающимся семейного права, как всегда, разыгрывалось немало драм.

Алекса дождалась перерыва в заседании и проследовала за судьей в кабинет. Она постучала и открыла дверь в тот момент, когда судья снимала с себя мантию, под которой были черная юбка и красный свитер. Это была привлекательная женщина чуть старше шестидесяти. Улыбнувшись Алексе, она подошла, чтобы обнять ее.

— Привет, дорогая. Что ты здесь делаешь? — спросила мать.

Алекса не знала, что ответить. Она просто чувствовала потребность прийти сюда после неприятного ощущения, которое испытала, наблюдая в суде за Люком Квентином.

— Я только что получила одно крупное дело и присутствовала на предъявлении обвинения. У этого парня такой устрашающий вид, что мне стало не по себе.

— Какого рода дело? — заинтересовалась судья.

— Серийный убийца и насильник. Нападал на женщин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. У нас имеются девятнадцать убийств, которые мы пытаемся связать с ним, причем четыре почти наверняка совершены здесь, в Нью-Йорке. Надеюсь, удастся доказать его причастность к остальным случаям, но пока не уверена.

Слушая ее, Мюриэль Хэмилтон поморщилась:

— Слава Богу, у меня, как у судьи по семейным делам, не бывает подобных дел. Я бы просто не выдержала. Хватает того, что приходится иметь дело с мужчинами, которые ничем не помогают своим детям, но при этом покупают новые «порше». Я заставила одного из них продать машину и вернуть алименты бывшей жене. Иногда попадаются такие мерзавцы. Но твой, кажется, совершенно омерзителен. — Мюриэль покачала головой.

— Он напугал меня до смерти, — призналась Алекса. Кроме матери, она никому бы об этом не сказала. Обычно у нее не бывало подобной реакции, но наглые агрессивные взгляды Квентина, брошенные на нее, действительно задели ее за живое.

— Будь осторожна! — предупредила ее мать.

— Я не буду оставаться наедине с ним, мама, — улыбнулась Алекса. Ей нравилось, что они могли говорить с матерью среди прочего и о работе. Мать спасла ей жизнь, когда она вернулась домой из Чарлстона. Мысль о том, чтобы Алекса пошла учиться в юридическую школу, принадлежала матери, и она, как всегда, оказалась права. — Их приводят в суд в наручниках и кандалах, — заверила ее Алекса, но лицо матери по-прежнему выражало беспокойство.

— Иногда у таких типов имеются дружки. Как обвинитель, ты окажешься предметом его ненависти, если добьешься обвинительного акта и заставишь предстать перед судом. И если ты это сделаешь, то, с его точки зрения, его посадят в тюрьму по твоей вине. Пресса, освещая подобное дело, сожрет тебя заживо.

Они обе знали, что и в этом она права.

— Похоже, его не волнует предстоящий тюремный срок. А мужчина, который по твоей милости лишился своего «порше», тоже, наверное, был зол на тебя. — Раз ил и два во время особенно тяжелых дел в доме матери — в порядке ее защиты — дежурил помощник шерифа. Мать рассмеялась над словами Алексы. У той вдруг возникла идея. — Хочешь прийти поужинать с нами завтра вечером?

Мать слегка смутилась.