– Если вернуться к вашему вопросу, то корни этого имени испанские, – ответила она. – Происходит оно от Игнация из Лойолы, был такой святой в северной Испании.

– Так вы из Испании? Вы прекрасно говорите на нашем американском.

Она засмеялась странным, слегка гортанным вибрирующим смехом, который ласкал его слух.

– Ну, а как же мне на нем не говорить? Я ведь родилась и выросла в Новой Англии, хотя и происхожу из семьи испанцев. Я была еще очень молода, когда вышла замуж за одного мадридца, и он забрал меня с собой в Испанию, где я оставалась до тех пор, как вернулась в Америку. Это было несколько лет назад.

Питер призадумался: вдова ли миссис Перес или развелась с мужем. Но он не мог ей задать этого вопроса сейчас. Вокруг Лой, какой бы милой и приветливой она не казалась, лежало силовое поле, и он чувствовал, что его держали на расстоянии. Вместо этого он спросил.

– Вам нравится Испания?

– Очень. Но я Нью-Йорк очень люблю.

Питер пригубил виски, почувствовал привкус благородного дымка, и не знал, о чем еще спросить эту женщину. Она лишала его дара речи. В ее присутствии он чувствовал себя каким-то неуклюжим, туповатым. Но, тем не менее, он был готов навечно остаться в этой гостиной.

Лойола Перес не могла не заметить его смущения и быстренько заполнила брешь.

– Да, Испания… Конечно, после смерти Франко и наступления того, что называют демократией, изменилось очень многое.

– К лучшему?

Лойола колебалась.

– Для молодого поколения, для будущего, разумеется, к лучшему. Для тех же, кто чувствовал себя уютно в тех старых условиях, однозначно это утверждать нельзя.

– Но Франко ведь был тираном, диктатором.

Она пожала плечами, и зеленое одеяние снова характерно зашуршало.

– Да, но диктаторы тоже находят свое применение.

– Полагаю, что вы правы. – Он допил виски и отказался выпить еще. – Спасибо, с удовольствием бы выпил еще, но мне предстоит еще ужин.

Лой улыбнулась.

– Надеюсь, она молодая и красивая?

– Он – старый и безобразный, – ответил Питер. – В этом городе деловым переговорам посвящают и завтрак, и обед, и ужин. Правила игры таковы, что тебе нужно либо быть с ними со всеми, либо ты выпадешь из всех связей и из общества.

– Питер, я не сомневаюсь в том, что вы занимаетесь не только решением деловых вопросов.

Он усмехнулся.

– Пытаюсь. Да, пока я не забыл, вот ваши журналы. – Он достал из кейса три экземпляра бульварного испанского еженедельника. – Надеюсь, что это именно то, о чем вы просили.

Она любовно погладила глянцевые обложки пальцами.

– О да, это как раз то. Может быть, я покажусь вам ограниченной женщиной. Но поймите, иногда мне здесь очень недостает этой светской шумихи. Причем, на испанском языке. После всех этих лет… – она улыбнулась чуточку виновато.

Питер еще раз поймал себя на мысли, что затруднялся определить, сколько ей лет. Может быть пятьдесят, может, годом или двумя больше. Эта женщина была какая-то нематериальная. Лойолу Перес невозможно было отнести к какой-то определенной возрастной категории.

– Я вас прекрасно понимаю. Я попытаюсь достать их еще и попробую раздобыть для вас зарубежную подписку.

Когда он уходил, Лой пригласила его пообедать вместе как-нибудь.

– Как-нибудь, но поскорее, – добавила она и протянула ему на прощание руку.

Он взял ее в свою и не торопился отпускать.

– Знаете, у меня есть вполне конкретное предложение. Я должен буду через пару дней отправиться за границу по делам, но может быть…

Лой высвободила руку и одарила его очередной своей лучезарной улыбкой.

– Позвоните мне, когда вернетесь. И мы что-нибудь организуем.

Прозвучало это вполне искренне. Это не было одной из тех пресловутых фраз, которые говорят из вежливости, типа: «Давайте как-нибудь вместе отправимся на ленч». Его приглашали. Его хотели видеть снова.

Когда Питер шел по 10-ой улице, то чувствовал себя восхищенным, каким не чувствовал себя уже очень и очень давно. Неужели она действительно произнесла это, а ему не послышалось? В таком случае ого-го и еще раз ого-го.

2

Нью-Йорк и Флорида, 1980 год.

Идея того, чем занимался сейчас Питер Фоулер, родилась еще в Лондоне. В те дни он пребывал в должности издателя одного из американских журналов по вопросам дизайна, ориентированного на английского читателя. И когда перемены в руководстве стоили ему места, он отказался от чисто издательской деятельности, хотя работа в журналах была единственным занятием, в котором он знал толк. Собственно, именно это и породило новый проект.

Сбор и систематизация зарубежных публикаций ничем новым не являлись, и Питер прочесывал Европу, вытаскивая на свет Божий разные журналы и журнальчики, часто очень небольшие по тиражу, весьма специальные и, как правило, малоизвестные. Единственное, что их объединяло – это их сосредоточенность на вопросах искусства и предназначенность для весьма узкого круга пользователей.

Составив список этих изданий, Питер шаг за шагом создал достаточно широкую сеть их распространения, основанную как на частных подписчиках, так и на интересе к ним со стороны многочисленных компаний и организаций в разных странах света. Это нельзя было назвать уж очень крупным бизнесом, и он был с самого начала обречен на то, чтобы таковым и оставаться – лишь сам Питер и его секретарша справлялись со всем. А в конце мая лямку тянуть пришлось ей одной, так как Питер должен был отправиться в долгую, расписанную по дням и часам поездку по Европе.

Возвратившись в Нью-Йорк, он первым делом решил созвониться с Лойолой. Невозможно передать, с каким нетерпением ждал он этого момента.

– Это Питер Фоулер. Как вы?

– Благодарю вас, все в порядке. Очень рада снова слышать вас. Как вам наша запоздалая весна?

За стенами его офиса Манхеттен купался в лучах весеннего солнышка.

– Мне приходится наслаждаться ею со стороны. Через окно. Моя контора смены времен года не знает Камера с искусственным климатом, да и только.

– Стыд и позор.

– Согласен с вами. Я вам звоню, потому что неделю назад я был в Мадриде и прихватил с собой оттуда кое-что для вас.

– Питер, вы сокровище! Вы очень внимательный мужчина.

Голос ее звучал весело и искренне. Шарм Лойолы Перес был прежним.

– Я мог бы переслать их вам с курьером, но, полагаю, нам лучше вместе пообедать.

– Разумеется, мы могли бы пообедать вместе, но у меня есть идея получше. Вы не смогли бы приехать на ужин в пятницу?

– С большим удовольствием приехал бы.

– Вот и чудесно. Скажем, в девять или даже в десять. Было бы неплохо, если бы вы захватили с собой и вашу очаровательную мисс Крамер. Я большая ее поклонница и хотела бы встретиться с ней еще раз.

Когда оба положили трубки, он сразу же перезвонил Лили.

– Тебя приглашает на ужин Лойола Перес. В пятницу вечером. Ты придешь?

– А что мне там делать? Ты просидишь и проглазеешь на нее весь вечер.

– Возможно, – согласился он. – Но тебе все же следовало бы пойти. И знаешь почему? Потому что она – это нечто особенное. Так же, как и ты.

– Ладно, считай, что ты выкрутился, – не стала спорить Лили. – Хорошо. Постараюсь вырваться. Когда это будет?

– В восемь тридцать. Заеду за тобой в восемь.

Вечер удался, но его атмосфера все же отдавала холодком. Лили была одета в изумрудного цвета бархатный жакет в стиле одежды для верховой езды, наброшенный на холодного синего цвета блузу. Ее шея была украшена множеством золотых цепочек и цепей, а в ушах – маленькие опаловые клипсы. Питер утверждал, что вид у нее потрясающий.

– А как серьги? – озабоченно спросила она.

Он нежно убрал назад ее волосы и присмотрелся к серьгам.

– По-моему, они очень милые. – А что тебя заботит?

– Это первые в моей жизни серьги. Я проколола уши всего пару недель назад…

Он хмыкнул.

– Лили, ты являешь собой типичный случай задержки развития. Пошли, а то опоздаем.

Он намеренно не стал ничего рассказывать Лили, и поэтому вид дома привел ее в шок. Когда дворецкий в белом смокинге открыл им, она чуть было не упала в обморок и как помешанная шла вместе с Питером через освещенный свечами вестибюль, стены которого были увешаны картинами во внушительных багетовых рамах.

Их ввели в гостиную, куда сразу же вышла и Лой. На ней была красная длинная юбка из шелка и белая блестящая блуза. Ее черные роскошные волосы были заколоты изукрашенным камнями гребнем. Лили мгновенно устыдилась своей одежды, вдруг показавшейся ей неказистой и убогой. Но теплота, с которой Лойола Перес приветствовала их, быстро растопила лед отчуждения. И дело было не в том, что сказано, а в том, как это было сказано.

– Мне очень приятно, что вы сумели придти ко мне, мисс Крамер. – Она поздоровалась с Лили за руку. – Разрешите мне представить вас остальным.

– Пожалуйста, зовите меня Лили.

– С большим удовольствием.

Кроме Лили и Питера, присутствовало еще девять других гостей. Две супружеские четы лет сорока или чуть старше сорока. Похоже, что они имели какое-то отношение к аукционам и торговле антиквариатом. Молодая репортерша из «Тайме» в сопровождении мужчины, чей род занятий остался неясным, и пожилой венесуэлец, поэт, державшийся здесь в роли хозяина.

Когда они направились в столовую, Лили обнаружила, что находится по левую руку от поэта Он носил посеребренную годами эспаньолку. Глаза его весело поблескивали. Одет он был в ржавого цвета пиджак, к которому был повязан галстук-удавка.

– Вы работаете на телевидении? – поинтересовался он.

– Да. У меня там еженедельная программа на одном из кабельных каналов.

Он наклонился к ней и глаза его замигали чаще.

– А что это за еженедельная программа?

– Рассказываю о ресторанах, кухнях и еде.