Он выходил на улицу, только чтобы купить еды. А потом возвращался в гнездышко в шатком доме на Ковент-Гардене, где они с Томми рассказывали разные истории о себе, занимались любовью, отсыпались, потом снова занимались любовью.

Джонатан думал о том, что когда-то считал себя счастливым. Сейчас все было по-другому: его жизнь превратилась в хаос, который не поддавался никакому контролю. Сплошное безрассудство и полная несостоятельность. Мечта, для которой он не видел способа воплотиться в жизнь. Но Джонатану хотелось отдаться чувству, не думать ни о чем, и он желал, чтобы такое состояние длилось как можно дольше.


В конце второй недели Джонатан появился в мастерской Клауса Либмана на Бонд-стрит.

Клаус и Аргоси склонились над конторкой, разглядывая сделанный Виндхэмом набросок портрета известной красавицы мисс Элизабет Фрэнсис. Как-то раз на балу Джонатан танцевал с ней. На стук двери Клаус и Аргоси обернулись и уставились на Редмонда, раскрыв рты.

– Кто поставил на то, что Джонатан Редмонд жив, в книге пари «Уайтса»? – сухо поинтересовался Аргоси.

– На меня заключают пари? – Ощущение счастья все еще защищало Джонатана от забот реальной жизни.

– За последнюю неделю твое имя встречалось в книге пари чаще, чем чье-либо другое. Кто-то заключил пари, что ты исчез вместе со своим братом Лайоном Редмондом. Очень долго спорили насчет того, виноваты ли в этом Эверси.

О господи! Джонатан представил, о чем подумает отец, узнав об этом. Мало того, что совершенно напрасно приплели сюда Лайона, так еще потребовалось и вспомнить про старинную вражду с Эверси!

Джонатан знал, что ему не следует выходить в свет из дома сомнительных жильцов.

– Есть еще одно пари, Джонатан, – осторожно сказал Аргоси. Это была его обычная манера. – Отойдем в сторону на минутку.

Аргоси завел друга в заднюю комнату. Выражение лица у него было зловещим.

– Что такое? – забеспокоился Джонатан.

– Я все знаю, Редмонд.

– Что ты знаешь? Помимо результатов скачек и того, где купить перчатки за сто фунтов.

– Я знаю, что все это время ты провел с Томми де Баллестерос.

Джонатан почувствовал, как у него кровь отхлынула от лица.

– Почему ты так решил?

Аргоси удивился.

– Посмотрел бы ты на себя со стороны, Редмонд. Не беспокойся, мне не нужно никаких признаний. Я читаю письмена на стене. В тебе нет ничего скрытого, по крайней мере для меня. И никакая другая женщина не заинтересована настолько во вложении денег.

– Ты удивишься, узнав, сколько из них заинтересовано в этом. – Джонатан осторожно, украдкой оценивал друга, пытаясь найти свидетельства того, что тот почувствовал себя преданным. Однако Аргоси держался вполне дружелюбно для человека, у которого разбито сердце, тем более что совсем недавно он пережил разрыв с Цинтией Брайтли.

– Кто еще знает?

– Не думаю, что кто-то еще знает. За исключением меня, конечно, теперь, когда ты фактически признался в этом. Но… вот, что я хотел тебе сказать. В книге зарегистрированы пари на вас обоих. На тебя и Томми.

– Господи! Какие пари? И кто их заключал?

– Проблема в том, что вы вдвоем довольно неожиданно исчезли с лондонской сцены в один и тот же момент. Это обстоятельство отметили в «Уайтс», и Гарри Линли… Он, конечно, перебрал ровно на пинту больше. Ну так вот, он решил, что это и есть ответ на вопрос, куда вы оба запропастились, и заключил пари с Эдмундом Рокборном. Как Линли собирается выиграть спор – вне моего понимания.

Джонатан быстро пришел в себя.

– Ты видел моего отца в «Уайтс»?

Короткая заминка.

– Да. Вернее, его видели в «Уайтс». Он что-то увлеченно обсуждал с герцогом Грейфолком.

Джонатан вздохнул, стянул шляпу и привалился спиной к стене.

– Черт! – пробормотал он. – Черт, черт, черт!

Впрочем, это совсем не означало, что Айзея заглянул в книгу для регистрации пари. Или услышал разговоры и принял их близко к сердцу. Но у отца имелись свои способы докапываться до того, что ему хотелось выведать.

Проклятье!

– Ну и на что это похоже? – словно случайно осведомился Аргоси.

Джонатан угрожающе взглянул на него.

– Что на что похоже? – нелюбезно ответил он, прекрасно понимая, о чем спрашивал друг.

Аргоси недоверчиво смотрел на него, приподняв бровь.

– Ужасно. – И Джонатан медленно улыбнулся.

– О да. Я не сомневался, что все это ужасно. Съешь кусок сыра?

Джонатан рассмеялся. Потом вздохнул.

– Нет, я лучше просмотрю бухгалтерские книги. Что у нас тут с новыми заказами?

– Как собираешься поступить, Редмонд?

– Понятия не имею. Я еще никогда не влюблялся.

– Влюблялся? – Аргоси в шоке поперхнулся этим словом. – Хочешь сказать, это то же самое, что я испытывал к Цинтии?

Джонатан потерял терпение.

– При всем моем уважении к тебе, Аргоси, то не было любовью. Поверь мне, ты сразу поймешь разницу, как только это с тобой случится.


В этот день в салоне не устраивали прием, о чем Томми совершенно забыла, так как не появлялась там уже в течение двух недель. Но из-за того, что Джонатан отправился на Бонд-стрит к Клаусу Либману, а графиня Мирабо прислала ей записку с просьбой навестить ее утром, Томми с готовностью воспользовалась приглашением.

В доме графини было тихо. И никаких гостей. Позже Томми подумала, что во всем этом ощущалось нечто зловещее. Тишина в доме немного напоминала ситуацию, когда птицы замолкают перед приближающимся штормом.

Томми улыбнулась и подставила графине щеку для поцелуя. Сегодня графиня была одета в высшей степени модно – в платье сливового шелка. Голову венчал тюрбан, украшенный перьями.

– Он попросил, чтобы я представила его тебе, дорогая, – прошептала ей на ухо графиня. – У него вид богатого и важного человека, поэтому я подумала, что в твоих интересах произвести на него впечатление.

Графиня Мирабо была страшно довольна собой. Высоко подняв брови, она выплыла из комнаты.

Томми замерла. Ее охватила дрожь.

Из кресла поднялся пожилой мужчина, очень красивый, один из тех, при взгляде на которых на миг замирает сердце.

В нем было нечто неуловимое… Высокий рост, манера держать себя, линия плеч, осанка – все вызывало трепет. Это было как мимолетное видение Джонатана через тридцать лет. Похож на него и не похож одновременно.

Мужчина поклонился.

– Мисс де Баллестерос, полагаю?

– Полагаю, мистер Айзея Редмонд?

Если он удивился, то не показал виду. «У него зеленые глаза».

– Я боялся, что мне не удастся перекинуться с вами парой слов. Не угодно ли присесть? Это не займет много времени.

Томми осторожно прошла по комнате, не сводя с него глаз, как будто перед ней оказался волк. Ей было кое-что известно об отце Джонатана: несгибаемый, властный человек; созидатель и разрушитель.

Томми опустилась на краешек стула напротив, сложила руки на коленях и внимательно посмотрела на него. «Дыши, Томми!»

– Насколько я понял, вас мой сын взял в любовницы.

Он словно метнул в нее гарпун.

Несколько секунд Томми не могла дышать. От него это, конечно, не укрылось. Теперь поздно было бросаться на защиту Джонатана или отрицать очевидное.

– Боюсь, вы ошибаетесь насчет природы нашего общения, мистер Редмонд. – Она гордилась твердостью своего голоса.

– О! Весьма сомнительно.

Айзея был человеком слишком искушенным и читал Томми, как книгу.

– Мне интересно, какие дела вы ведете? – вежливо спросила она, почти равнодушно. Она гордилась своим холодным тоном, хотя руки у нее уже стали липкими.

Он помолчал. То ли от неожиданности, то ли действительно собирался с мыслями.

– У вас есть семья, мисс де Баллестерос? Мать, отец, братья с сестрами? Те, кого вы любите и кто любит вас?

А теперь он повернул гарпун в ране. Должно быть, он каким-то образом узнал, что у Томми никого нет. Поговорил с герцогом?

Дыхание у нее участилось. Томми почувствовала, как краска заливает щеки.

Он был доволен тем, что ее молчание стало ответом на его вопрос.

– Потому что, если бы у вас все это имелось, вы наверняка поняли бы, как много значит семья для Джонатана и как много он значит для семьи. И если он женится на неподобающей леди, все, чем он дорожит, будет для него под запретом, – его дом, семья, прошлое, наследство. И не только это, но и обычные возможности продвижения по карьерной лестнице, и связи, которыми пользуются молодые люди его положения и имеющие такие же средства. Все будет под запретом, если он женится на девушке из другого слоя общества. Он будет несчастен. Вероятно, сначала он этого даже и не почувствует, но в итоге все так и будет. Уверяю вас! Такие люди, как Джонатан, не могут просто так бросить все, чем дорожат.

Ногти Томми все сильнее впивались ей в ладонь, как напоминание о том, что нужно держать себя в руках. Она с изумлением смотрела на Айзею.

– Вы, оказывается, совершенно не знаете собственного сына, – медленно выговорила Томми, специально подчеркнув, что удивлена. – Вы очень недооцениваете его. Однажды вам придется об этом пожалеть.

Ей даже стало интересно: неужели все люди с зелеными глазами – мерзавцы?

Что-то в ее поведении – может, холодная манера держать себя, может, абсолютная уверенность, – заставили его замолчать. Айзея с любопытством разглядывал Томми какое-то время. Джонатан был прав. Этот человек такой же, как ее отец. Он был из типа людей, полагающих, что подобные Томми даже не заслуживают внимания.

– О, я сомневаюсь и на этот счет, – наконец заявил он весьма спокойно. – Именно поэтому я пришел сюда, чтобы поговорить с вами. Если вы неравнодушны к моему сыну, откажитесь встречаться с ним. Пусть у него будет будущее, которое ему предназначено. Его будущее светло, и у него есть шанс стать счастливым. Если вы желаете ему счастья, вы, конечно, отпустите его. Потому что если сын и дальше будет продолжать общение с вами – назовем это так, – он отрежет себя от сестры, брата, матери, лишится наследства и прав родства. Это не обсуждается, мисс де Баллестерос. Гарантирую, с ним это случится. И поверьте, у меня имеется достаточно сил, чтобы все так и произошло.