— Осип!

   Осип материализовался у него за спиной и, улыбаясь во всю красу белых зубов, ответил:

   — Тогда через две недели!


   Как он спросил в первую их брачную ночь:

  — Ну что, Мария Владимировна, нашу свадьбу ты запомнила?

  — Да ни черта! — возмутилась расстроенная Маша. — Смотрела только на тебя и видела только тебя, а все остальное мимо кассы! Представляешь?

— Представляю! — хохотал он.


   И как Маша в их первой совместной поездке спорила с французской старушкой в Лионе по поводу схожести и различия кулинарных рецептов традиционной кухни двух стран.

  — Но, мадам, — возражала старушка. — Мы никогда так не готовим капусту! Это не принято!

  — Ну и что! — искрила энтузиазмом Маша. — А вы попробуйте! А если дело в общественном мнении, так запритесь дома, приготовьте, попробуйте и никому не рассказывайте, что нарушили каноны! Вам понравится!

  — Что? — смеялась мадам. — Рецепт или тайное нарушение канонов?

  — И то и другое, мадам! — смеялась вместе с ней Маша.

   И конечно, их первый совместный Новый год!

  — Дим, как будем Новый год встречать? — явно что-то задумав, спросила Маша.

  — Поедем куда-нибудь, хочешь в Париж или еще куда?

  — Ни в какой не в Париж! Поедем в Домину! Там красота невозможная — все в снегу!

  — Значит, в Домину, — тая потихоньку от счастья, согласился Дима. — Я распоряжусь.

  — Нет, давай я распоряжусь! — хитро сверкая глазами, затребовала полномочий Мария Владимировна.

   И развила секретную от него бурную деятельность: с кем-то перезванивалась, договаривалась, обсуждала что-то, шепталась с Осипом.

   Дима не вмешивался в их заговоры, с нетерпением ожидая, что будет в результате.

   Но тридцать первого Маша задержалась на работе, отмечая с коллегами, и они выехали поздно, после обеда. Она спала полдороги, положив голову ему на колени, Осип молчал-, не улыбался, парни во второй машине, видимо, тоже маялись, недовольные испорченным Новым годом вдали от родных. Маша, проснувшись, тоже молчала, смотрела в окно, а Дима переживал страшно, заподозрив, что у нее ничего не получилось, и прикидывая, как навставляет всем, кто испортил ей праздник.

   И совсем помрачнел, когда они наконец доехали, уже в десятом часу, и Домина встретил их темными окнами и тишиной, разбиваемой доносящимися из пансионата предновогодними музыкой и весельем.

   И он злился, думая, что Машку проигнорировали, обидели, не признав в ней хозяйку, подвели, решив завтра же с этим разобраться.

   А она взяла его под локоть и попросила, как ему показалось, печально:

   — Давай зайдем с центрального входа, там, наверное, очень красиво!

   Они обошли дом, поднялись по ступенькам, постояли немного, посмотрели на замерзшую реку и вошли...

   Зажегся свет, заиграла музыка, и все закричали «Ура!», приветствуя их!

   И был огромный красивейший стол — мама, папа, Осип с дамой, Лев Семенович, Елена Ивановна, трое их внуков, верная Галочка с мужем и детьми, управляющий пансионатом с женой » двумя пацанами-погодками и даже жены и девушки его охранников.

   И снег, мороз, наряженная большая ель возле дома, переливающаяся огнями, и разноцветные елки в доме, и горы подарков под ними, и поздравления, поцелуи, хоровод на дворе на морозе вЧжруг елки, и громкий детский смех и снежки, застолье, шампанское!

   И большой тайный сюрприз для него — их отдельная небольшая гостиная возле спальной комнаты, со сверкающей елкой, коробками подарков в праздничной упаковке с бантами под ней, шампанским в ведерке, устроенной на полу лежанкой немыслимых размеров в набросанных несчитаных подушечках, напротив телевизора, и... поднос пломбира в вафельных стаканчиках.

   У него щемило в груди от нежности, любви, радости, и он не знал, не мог найти слов, чтобы сказать ей об этом и о том^ что это первый после детства настоящий Новый год. Он ей сказал потом, как смог.

   И целое новогоднее утро в поцелуях, шепоте, смехе, поедании тающего пломбира, и по Дими-ной просьбе, как тогда в шестнадцать ее лет, Машка слизывала сладкую жидкость с руки, прерванная на середине процесса горячей любовью, и шампанское, и счастливое утомленное засыпание в обнимку.

   И шашлыки на скрипучем от морозца снегу на следующий день, катание на коньках, без счета игры-соревнования с призами, в которых принимали участие все — и взрослые и дети, насмеявшись до коликов в животе, а потом сидели за неспешным ужином, пели в караоке. На следующее утро на тройках, по морозцу, поехали в ближайший маленький городок, в старинную церковь, восстановление и реставрацию которой инициировал и оплатил Л обедный.

   Отец Иннокентий радушно встретил, провел по,церкви, рассказал, показал, что удалось спасти, восстановить, а что пришлось делать заново, и спросил, прощаясь:

   — Вы венчаны?

   —Нет.

   — Венчанные браки Господь оберегает и ангела семейного приставляет присмотреть и помогать. Я вас обвенчаю.

   Отец Иннокентий обвенчал их в маленькой церкви, в присутствии всех гостей.


   В феврале Машка неожиданно днем пришла к нему на работу, просунула голову в дверь кабинета.

— Дим, я тебя очень отвлеку?

  — Ты еще в приемной посиди! — возмутился Победный, вставая из-за стола.

  — Значит, не очень. — И она вошла, улыбаясь.


— Машка, я тебя отшлепаю! Что случилось?

   Дима обнял ее.

— У нас был замечательный Новый год!

  — Да, лучший! Я бы повторил историю с пломбиром! — улыбнулся он и полез целоваться.

  — Подожди! — увернулась Маша. — Не целуй меня, я сразу перестаю соображать!

— Это хорошо! — повторил попытку Дима.

— Я хотела сказать тебе что-то важное!

   — Что? — остановился он и посмотрел на Машу.

  — У нас был замечательный Новый год, самый замечательный, какой только мог быть! Теперь мы беременны.

  — То есть? — проявил Агудеса сообразительности муж.

  — То есть где-то между Рождеством и старым Новым годом мы стали беременны. То есть я беременна, а ты вместе со мной.

— В смысле, ребенок? — переспросил Дима.

  — Ну да, такой маленький Дмитрич или Дмитриевна. Что получилось.

  — Что получилось, — повторил потрясение Победный.

   Он никак не мог осознать, поверить до конца не мог. Такую новость ему сообщили первый раз в жизни. И как это переживают мужики?

   Он не мог спать в эту ночь, все смотрел на сопящую тихонько Машку, не в состоянии вместить в себя осознание своего будущего отцовства, и, осторожно выбравшись из постели, чтобы не разбудить ее, вернее, их — Машку и маленького внутри ее, пошел в кухню.

   Включил свет и первое, что увидел на столе, — маленькую детскую кружечку с нарисованным розовым слоником и ручкой в виде розового хобота, которую Маша сегодня купила:

   — Не смогла удержаться, когда увидела, решила — пусть будет!

   И эта кружечка с розовым слоновьим хоботом вправила сдвинутое сознание. Победный оперся руками о стол, застучало сердце,"и ослабли ноги от догнавшего осмысления случившегося события.

   Он будет отцом! Маленького Дмитрича или Дмитриевны! Охренеть!

   Не будет у них никакой красивой сусальной жизни, сладкой до отвращения идеальной картинки из любовных романов. И спорить они будут, отстаивая каждый свое мнение:

   «Машка, ты что, сдурела, куда ребенка тащишь, ему всего пять лет, а ты его на раскопки собралась везти!»

   «Вполне приличный возраст для приобщения к мировым культурным ценностям!»

   «В музее приобщится к мировым ценностям, и не в пять лет! На хрена это ему сдалось! Ты его еще в музыкальную школу отдай!»

   «Хорошая идея! К музыке тоже надо приобщать ребенка, купим рояль!» — будет хохотать Машка.

   «На ложках деревянных пусть приобщается!» — будет выходить из себя он.

   И они будут смеяться до слез, забыв о предмете спора.

   И ругаться по более серьезным вопросам, и хлопать дверями, и он будет железно стоять на своем — он же глава семьи, а Машка — уступать, за редкими исключениями, но никогда ссора не перейдет в обиду, непонимание, не опустится в сердце, оставляя на нем/отметины. И никогда

   они не перенесут ссоры в постель, копя, накручивая обиды к ночи. И если Дима будет грозно отмалчиваться, Машка придет мириться, потому что никакие разногласия и упертости характеров не имеют значения:

   «Ну, Дима, ну бог с ним, со всем на свете! Такая ерунда! Давай замиримся?»

   И он будет таять и целовать ее — замиряться.

   И снова спорить, не сдерживая голосовых возможностей, куда отдать старшего учиться, в каком роддоме рожать дочку, и Машка, увлекаясь за своей наукой, будет засиживаться за компьютером, забывая обо всем, и отрываться от монитора, и смотреть на него потусторонними глазами, когда он придет среди ночи грозным окриком загонять ее в постель, и, переключившись, узнав, кидаться ему на шею с криком: «Дима!»

   И еще много чего и радостного и печального—и горьких потерь на двоих, и радостных побед на двоих — у них будет!


   Он постоял, улыбаясь, отдышался немного от звенящей, нагнавшей радости осознанности, осторожно взял кружечку и убрал на видное место, за стекло в кухонный шкаф.

   Надо идти спать, ему теперь требуется быть в хорошей форме — еще ребенка растить, и не одного!

   Вот и сегодня Машка пришла к нему в офис, пошушукалась с Галиной Матвеевной в приемной и ошарашила новостью! Он покачивал ее на коленях, целовал в макушку и перебирал сокровища воспоминаний.

  — Машка, другие жены требуют, выпрашивают у мужей шубы, машины, брильянты, дома, а ты — разрешения поковыряться в степной грязи!