Он встал, притянул ее к себе, обнял, упершись подбородком в Машину макушку, покачался тихонько с ней из стороны в сторону, успокаивая ее и себя. Она молчала, сопела ему в грудь.

  — Машка, Машка, ты права: из этих «деталей» и выстроился весь бизнес, но столько в них всякого... Было и прошло, зачем это тебе.

— Я хочу знать о тебе все! Мне важно и что ты переживал, и как справлялся, и чернуха, которая была, — все! Ты станешь рассказывать, а я побуду с тобой «там», тебе полегче будет!

   Дима отстранил ее от себя и поцеловал. Легко. Просто так. От радости.

   — У нас много времени впереди. Мы все друг другу расскажем. — Он грустно усмехнулся: — В деталях.

   Маша замерла настороженным степным сусликом. Это было похоже на обещание продолжения, чего-то в будущем, и она расслабилась, отдалась безраздельно счастью, свалившемуся на нее, ни о чем не думая, ничего не ожидая, достав из тайников запрятанные жемчужины, нанизав их на нитку сбыточности, и подивилась, что остались еще, на самой глубине.

   Утром за завтраком Машка поняла, что хочет завтракать с ним всю жизнь! И засыпать, и просыпаться рядом с ним всю, какую Бог даст, свою жизнь, вот прямо отсюда и навсегда!

   И загрустила. А никто не говорил о продолжении и тем паче о любви...

   Погрустив между соком и кофе, Мария Владимировна Ковальская решила выкинуть все эти сю-сю из головы, чтобы ничто не мешало, омрачая, забирая радость момента.

   Она счастлива здесь и сейчас!

   Тем, что есть!

   И тут он сказал: «У нас много времени впереди», и она замерла, мгновенно вспомнив про оставшиеся невостребованными жемчуга в бархотках.

   С неистребимой мужской пренебрежительностью к таким деталям, как перемены настроения у дамы, когда он пребывает в благости и железобетонной уверенности, что все в полном порядке, Дима не заметил Машиных эмоций.

   Он думал о том, что расскажет ей все: и как выстроилось дело, и каких потерь это стоило. Как сидели сутки полным составом — и они, и команды на кораблях, не выпуская калашей из рук, ожидая наезда конкурентов. Им надо было выстоять эти сутки, пока пройдут все документы и деньги, перекрывающие кому бы то ни было возможность захвата, и знали, что полезут, используя последний шанс для гоп-стопа российского бизнеса.

   А утром, получив подтверждение, что выиграли, Петр Алексеевич, его партнер, друг и гений механики, взялся за поручень трапа, чтобы подняться, повернулся к Диме, улыбаясь:

   — Все, мужики, победили!

   Сказал и умер, не успев упасть.

   Он ей расскажет! И как запил по-черному Лешка Демин, после того как их кинули. И деньги-то были не последние, а он сорвался, сломался и не вышел из штопора в самый трудный момент!

   И Дима тащил на себе все, разрывая жилы, и пытался вытащить Лешку из беспробудного пьянства — и не смог, потерял и его! Нет, Лешка не умер — перестал быть.

   И как он, Победный, остался один, прикрываемый сзади только плечом Осипа.

   Он расскажет ей, как всеми правдами и неправдами, вывернувшись наизнанку, выиграл тендер на «жирные» перевозки, который по определению нельзя было выиграть из-за ранней его продажи еще до конкурса. А он выиграл, понимая, что после таких перевозок рванет наверх гигантскими шагами, получив старт совсем иного уровня.

   И как за ним охотились до и после получения тендера, а Осип выводил, нюхом чуя засаду. Но если кто решил... Они, конечно, вляпались, проданные за большие деньги «кротом», и если б не Осип, то ничего уже не было бы, как и самого Димы, а парнишку-охранника убили.

   Он расскажет ей, как Осип нашел «крота» и кто им оказался, после чего они с Осипом пили всю ночь от грязности предательства совсем близких, доверенных лиц, почти доверенных.

   И... Ох, много чего еще расскажет. И она побудет с ним «там». Она обещала.

   И у нее он все выспросит до мелочей про ее жизнь и работу. Ему надо, он без этих знаний теперь никуда!


   Днем Маша взбунтовалась. Когда Диме один за одним трезвонили не переставая два сотовых и он что-то решал, отвечал, отдавал приказы, а потом и вовсе встал и ушел в кабинет, поцеловав Машу в щечку неосознанным извиняющимся поцелуем, находясь там, в работе, в решаемых вопросах.

   И когда он вернулся, Маша сообщила о своих намерениях:

— Дим, я пойду!

  — Мы это уже обсуждали! — начальственным тоном отрезал Дима. — Никуда я тебя не отпущу! Что тебе там делать в твоем пансионате?

  — Процедуры! Мне прописали оздоровительный пансион! — возразила она тоном дамы из общества позапрошлого века, отдыхающей где-то на водах. — Дима, это смешно! Мне надо в ванную...

— Ты там уже была, — перебил он.

  — А ты меня оттуда вытащил, я и десяти минут не побултыхалась!

  — Ну, правильно, — нелогично заявил Победный и расплылся в довольной улыбке, вспомнив, как он ее оттуда вытащил.

  — Дима! У тебя работа, у меня тоже! Мне надо электронную почту проверить, главы к учебнику дописать, в конце концов! У меня сроки! А я тут задвинула всю работу, моего редактора кондрашка хватит, если я не сдам вовремя!

  — Сейчас кого-нибудь отправим, чтобы привезли твои вещи и ноутбук. Сиди здесь и работай! Выбирай любую комнату, хочешь, кабинет свой предоставлю?

  — Хочу! — сказала капризно Машка и рассмеялась: — Дим, я же не в Африку, я вон через дорожку! Поплюхаюсь в ванночке, соберусь не спеша. Ну, чего ты!

  — Ладно, — согласился Победный. — Час на сборы!

— Есть! — отсалютовала Машка.

   Осип, присутствующий незаметно, наслаждался их спором, как музыкой: «У нас семейная перебранка! Слава тебе господи!»

   И сплюнул на всякий случай через левое плечо. Как положено — три раза!

   Чтоб не сглазить!


   Мария Владимировна лежала в ванне, зачерпывала ладонями пену, сдувала с пальцев и никак не могла перестать улыбаться, всем телом, клетками, атомами в них ощущая себя новую, незнакомую, замирая от чувственных волн, прокатывающихся снизу вверх горячей кровью от воспоминаний, как у них все было! ,

   Как у них все было!

   — Мария Владимировна! — строго приказала она себе и, сводя на нет назидательный тон, хихикнула: — Давай вылезай, а то размечталась тут!

   Она не разрешала себе думать о том, что впереди и есть ли это впереди. Да, Дмитрий Федорович Победный потребовал находиться возле него, но это могло означать что угодно — на день, на два, пока он на отдыхе, до завтрашнего обеда... А потом: «Ну, пока, Машка! Я позвоню, встретимся как-нибудь!»

   Или у него там краля какая в Москве ждет-пождет. О том, что он не женат, Победный сообщил, когда они разговаривали в первую ночь:

  — Ты знаешь, мы с тобой развелись одновременно, с разницей в пару дней, странное совпадение.

  — Совпадений не бывает, Дима, как и случайностей!

  — Это почему же? Вся жизнь состоит из случайностей, удачных и неудачных.

  — Нет, — вздохнула Маша. — Древние говорили, что случай — это венец предшествующих событий, а глубоко верующие люди говорят: «Кто верит в случай, тот не верит в Бога». Я не верю в случай, у меня такая работа, вроде бы в ней все — случай: неожиданные открытия, находки, а на самом деле все — цепь закономерностей, если вдуматься и присмотреться повнимательнее.

  — Машка, я начинаю подозревать, что ты не историк, а философ, и меня это пугает! Философствующие женщины — это такая тоска!

   Историки — это тоже тоска! Они так уверены, что все знают, а я вот чем больше работаю и нахожу, тем больше убеждаюсь, что мы не знаем и десятой доли истины, и вполне вероятно, что не узнаем никогда.

   — А говоришь — не философ!

   «Все, всё, Маша! — одернула она себя построже. — Хватит вспоминать, так ты никогда не соберешься!»

   Она уговаривала себя остудить мозги, раз уж сердце никак не способно придержать рвущуюся радость, не давая напридумывать продолжение с утрами, полными счастья, вечерами вдвоем, домом и маленьким Дмитриевичем.

   Нет, нет!

   Она не будет! Есть данный момент, и он прекрасен!

   Да так, как она и представить не могла!

   Машка улыбалась, складывая вещи и посматривая на часы, спешила — час, отведенный ей на сборы, близился к завершению.

   Услышав стук в дверь, рассмеялась счастливым смехом — час не прошел! Дмитрий Федорович, похоже, решил ее поторопить. Широко распахнув дверь, она собиралась сообщить, что еще не все собрала.

   За дверью стоял Юрик.

   — Ну что, натрахалась?! — проорал он и толкнул Машу в плечо.

   От неожиданности она попятилась, Юрик вошел и с силой захлопнул за собой дверь.

   Маша растерялась, — таким она его никогда не видела!

   Он был пьян, от него несло виски, как от запойного алкаша, не просыхавшего дня три, волосы всклокочены, неприкрытая плешка светилась каплями пота, рубашка застегнута неправильно, через одну пуговицу.

   — Я спросил: натрахалась?! — заорал он и снова толкнул ее. Растопыренной пятерней в грудь.

   Маша еле удержалась на ногах и по инерции попятилась снова. Она как в ступор впала, ничего не понимая!

   Маше никогда за всю ее жизнь не то что участвовать в скандалах не приходилось, но и находиться рядом со скандалящими людьми не довелось. Она понятия не имела, как себя ведут в таких ситуациях. Что надо делать и надо ли делать вообще?

   Вместе с запахом застарелого перегара, виски, пота на Машу накатывали волны его ненависти и животной агрессии.

   — Ты дрянь! Стерва! — заорал, наступая на нее, Юра. — Б...ядь дешевая! И дрянь!

   Он снова толкнул ее, она сделала еще шаг назад, во что-то уперлась правой голенью, — отступать больше было некуда!