Анжела Биссел - Одна душа на двоих

– Нико, со мной все хорошо, – повторила она, желая стереть смертельную бледность с его лица.

Он продолжал молчать, и это нервировало Мариэтту.

– Боюсь, что пострадал твой кабинет…

– Да плевать мне на кабинет, – вырвалось у него грубо. – Я уже видел дом. Я думал… – Не закончив фразу, он нервно провел по волосам. – Тебе нужно взять какие-то вещи?

– Только мою одежду, – ответила она, имея в виду то, в чем ее вчера привезли.

Вчера, когда отец и сын Бушар приехали за ней, на сборы не было времени. Люк подхватил ее с пола на руки, а Филипп схватил опрокинутое кресло, и они поехали в деревню. Сейчас на Мариэтте была одежда, одолженная Жозефиной. Мариэтта поблагодарила женщину за гостеприимство, и они отправились на виллу Нико в горы.

Несколько часов спустя у Нико в душе царили разные эмоции, среди них облегчение и злость, другие же не поддавались описанию.

Он два часа разбирал завалы у бассейна и на террасе, еще пару часов наводил относительный порядок в кабинете. Но все это были временные меры. Дом нуждался в ремонте. Нужны будут специалисты: стекольщик, плотник, плиточник и другие.

Как ни странно, но антикварное бюро Джулии практически не пострадало. По правде сказать, он о нем даже и не вспомнил, когда ворвался в дом и не обнаружил Мариэтту. Его охватил такой страх и паника, что он едва не лишился рассудка. Но, взяв себя в руки, он понял, что единственное логическое объяснение ее отсутствия заключается в том, что Бушары забрали ее в деревню.

Он так переволновался, что при виде Мариэтты не смог вымолвить ни слова. По дороге на виллу, когда она спросила его о результатах поездки в Рим, он коротко рассказал о развитии событий и снова замолчал. Он боялся, что, если откроет рот, может наговорить лишнего.

С момента возвращения на виллу Нико избегал Мариэтту. Он отказался от ее помощи, отговорившись тем, что ей нужно упаковать вещи для завтрашнего отъезда. Обида в ее глазах резанула его по самому сердцу. Но так было лучше. Если он приблизится к ней, то схватит в охапку и не захочет больше отпускать. А это наводило на него ужас.

Приняв душ и переодевшись, он стоял в гостиной и рассматривал картину с изображением старой крепости, которую закончила Мариэтта. Это была потрясающая работа. Вызывающая воспоминания и наводящая на размышления.

– Нико?

Он напрягся… да поможет ему Бог. Даже звук ее голоса влиял на его решимость, заставляя подумать дважды о том, что он намеревался сделать.

– Нико, пожалуйста… – просящим тоном произнесла она, и у него внутри что-то дрогнуло. – Поговори со мной.

Он повернулся к ней и, засунув руки в карманы джинсов, спросил:

– Что ты хочешь от меня услышать, Мариэтта?

В отблесках послеполуденного солнца ее смуглая кожа казалась золотистой, а в каштановых волосах играли янтарные искорки. Она переоделась в свободные черные брюки и белую шелковую блузку и выглядела очень красивой. Впрочем, она всегда красива. Мариэтта подъехала ближе, и Нико глубже засунул руки в карманы, чтобы ненароком ее не коснуться.

– Можешь начать с того, почему ты такой сердитый.

Он недоверчиво посмотрел на нее. Неужели она не понимает, через что ему пришлось вчера пройти?

– Я побывал вчера в аду, – сердито бросил он, забыв о данном себе обещании оставаться спокойным и бесстрастным. – Зная о приближении смерча, о том, что ты одна в доме, а я застрял на материке… Он замолчал и, вынув руку из кармана, рубанул по воздуху. – Бог мой, Мариэтта.

Она закусила нижнюю губу.

– Могу себе представить, как ты за меня переживал. – Ее спокойный тон еще больше завел его. – Я тоже о тебе волновалась, – добавила она. – Но мы оба целы и невредимы, не так ли?

Но Нико не отступал.

– Ты могла получить серьезные раны, у тебя порезы.

– Несколько царапин, не более того.

– Спасибо Люку и Филиппу, что пришли тебе на помощь, которая не понадобилась бы, не будь ты такой чертовски упрямой женщиной, решившей остаться здесь в одиночестве.

Она снова прикусила губу, ее глаза затуманились.

– Прости меня, Нико…

Она потянулась ему навстречу и взяла за запястье. Нико подумал, что это простое прикосновение грозит поколебать его решимость. Усилием воли он заставил себя не отвечать на ее пожатие.

– Забудь. Все кончено, – ответил он, имея в виду не только шторм. Он наблюдал за лицом Мариэтты, увидев, что она его поняла.

Мариэтта отняла руку.

– И ничего нельзя изменить? – спросила она после короткого молчания.

Он пристально посмотрел на нее:

– Я говорил тебе…

– Я знаю, что ты мне говорил, – прервала она. – Я не имею в виду обязательства. Просто предлагаю иногда встречаться в Риме…

Нико стало трудно дышать. Ведь он и сам недавно думал об этом, рассматривая подобный вариант. Он подавил горький смешок. Встречаться с ней иногда – не вариант.

Он твердо сказал:

– Встречи от раза к разу не для меня.

– Почему? – тихо спросила она.

– Не дави на меня, Мариэтта, – предостерегающе ответил он. – Я с самого начала предупреждал, что не могу дать тебе большего. Мне казалось, что ты поняла.

– Я поняла, что ты боишься, Нико, – мягко сказала она и, приподняв подбородок, взглянула прямо ему в глаза. – Ты любил и потерял любимую. Теперь ты боишься новых отношений из-за страха вновь потерять.

У Нико кровь застыла в жилах. Он почувствовал, что Мариэтта проникла в его нутро, в ту черную дыру, которую он от всех прятал.

Он испытал настоящее потрясение. Гнев забурлил в нем, как раскаленная лава.

– Ты называешь меня трусом, Мариэтта? Круто услышать это именно от тебя.

– Что ты имеешь в виду?

Он покачал головой:

– А ты не понимаешь, да? Ты такая дьявольски гордая и независимая, носишь свою гордость, как броню, чтобы никто сквозь нее не пробился.

Мариэтта напряглась.

– Я же извинилась за вчерашнее…

– Я не смерч имею в виду, – нетерпеливо бросил он. – Ты обвинила мня в том, что я боюсь…

– Это не было обвинением!

– А вот чего ты боишься? – закончил он.

Мариэтта вцепилась в ручки кресла, сердце бешено колотилось.

– Ничего, – отчеканила она.

– Я думаю, ты боишься признать, что не можешь все делать сама, – продолжил Нико, будто она не произнесла ни слова. – Признать, что тебе кто-то нужен.

У нее внутри все перевернулось. Его слова почти попали в точку. Она боялась не необходимости в ком-то, а боялась хотеть этого. Может быть, это одно и то же?

Она откатилась назад, но он не отступал.

– Ты используешь свою независимость, чтобы изолировать себя, – наступал он. Нико закусил удила, потому что она давила на него, а он предупреждал не делать этого. – Ты стремишься отрезать себя от того, чего ты действительно желаешь.

Она сжала руки в кулаки.

– Ты понятия не имеешь, чего я хочу. Кто бы говорил об изоляции. Сидишь на своем острове в полном одиночестве и купаешься в чувстве вины.

Его лицо потемнело от ярости.

– Ты ничего не знаешь о моей вине.

– Неужели?

У Мариэтты душа разрывалась от боли. Разве таким она представляла себе их последний вечер вместе? Она бессильно опустила плечи, поняв, что безнадежно проиграла. Как они дошли до такого? Что они делают? Мариэтта хотела было ретироваться, но она слишком любит его, чтобы пощадить.

– Я выжила в автокатастрофе, которая убила троих моих друзей, – начала она. – И мне кое-что известно о чувстве вины, Нико. – Она помолчала, тщательно подбирая слова для следующей фразы. – То, что произошло с Джулией, – ужасная трагедия, но ни ты, ни твой тесть в этом не виноваты.

Несмотря на его зловещий вид, Мариэтта заставила себя продолжить:

– Жаль, что вы не общаетесь десять лет. Хотя я не знала Джулию, я уверена, что ей это не понравилось бы, как и то, что ты приговорил себя к пожизненному чувству вины за то, что не спас ее.

Нико так сильно сжал челюсти, что по скулам заходили желваки, но все эмоции отражались в его взгляде.

– Тебе нужно отпустить чувство вины, – мягко сказала она. – И если ты не можешь сделать это ради себя, сделай ради нее.

«И ради меня», – добавила она про себя.

Мариэтта развернулась и выехала из гостиной, чтобы он не увидел навернувшиеся на ее глаза слезы.

На следующее утро они отправились в Тулон на вертолете. Всю дорогу в кабине висело напряженное молчание.

Сердце Мариэтты разрывалось от боли. Она глотала слезы, не давая им пролиться. Даже ночью в одинокой постели в гостевой она сдерживала рыдания, боясь, что если даст волю слезам, то не сумеет остановиться.

Когда Нико нес ее на руках из вертолета в салон самолета, она приникла к нему на несколько секунд дольше, чем нужно, отчаянно пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь: чистый цитрусовый запах, крепкое мужское тело, исходящий от него жар, от которого она плавилась…

Нико опустил ее в мягкое кожаное кресло и выпрямился.

– Лео встретит тебя в Риме.

Мариэтта кивнула. Он еще утром сказал ей, что не летит с ней в Рим. Она взяла его за руку.

– Спасибо, – сказала она. – За… за то, что обеспечил мою безопасность. – Вежливые, но пустые слова. А что еще сказать? Она не может сказать, что любит его, не услышав ответного признания. А все остальное – больное, обидное, правильное или неправильное было сказано накануне.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, затем наклонился, приподнял пальцем ее подбородок и быстро поцеловал в губы. Глаза Мариэтты затуманились слезами.

– До свидания, Мариэтта, – мягко сказал он и вышел из салона.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Какая горькая ирония. Вчера он обвинил ее в том, что она боится своих желаний, а сегодня, расставшись с ней, забрал с собой ее единственное желание – остаться с ним навсегда.

Двадцать минут спустя мощный лайнер поднялся в воздух, и Мариэтта вздрогнула, когда перед ней на столике появился бокал с янтарной жидкостью. Она подняла глаза и увидела Эвелин.