Сидни подошла к нему и села на круглый табурет рядом с его креслом.

– Чем ты занимался?

– Ничем. Просто рисовал.

– Можно мне взглянуть?

– Этого тут не должно было быть, – объяснил Майкл, передавая ей рисунок и указывая на жирную черную черту. – У меня карандаш соскользнул.

Ее длинные черные ресницы взметнулись вверх и снова опустились, потом еще и еще раз, пока она переводила взгляд с рисунка на него и обратно.

– О, Майкл… Это же замечательно!

Блестящий рыжий локон выбился из-под ленточки. Майкл осторожно подхватил прядь пальцами и бережно заправил ей за ухо.

– Это просто необыкновенно. Ты настоящий художник!

Сам он не видел в своем рисунке ничего необычного. Он просто нарисовал старого волка таким, как тот ему запомнился в самом конце: он лежал, насторожившись, чутко подняв уши, а в его раскосых, широко расставленных глазах застыло напряженное ожидание.

– Это был мой друг, – осторожно пояснил Майкл, следя за лицом Сидни. – Я много лет его знал, я любил его.

Сидни подперла ладонью подбородок и устремила внимательный взгляд на Майкла.

– Что произошло после того, как ты потерялся? Это был такой огромный вопрос, что Майклу пришлось откинуться на спинку кресла и хорошенько подумать.

– Я не очень хорошо помню то время.

– Что ты помнишь?

– Ничего. Пока меня не нашли какие-то люди. Они заботились обо мне, кормили меня.

– Кто они были?

– Теперь я знаю, что они были индейцами. Женщина и двое мужчин. Женщина была старая. После первой зимы она умерла.

– Тебе было ее жалко?

– Да.

Он вспомнил беззубую старую женщину, закутанную в одеяла и звериные шкуры. Она никогда не улыбалась и не разговаривала с ним. Она била его смуглой рукой с узловатыми пальцами, когда он что-то делал неправильно. Однажды утром она так и не проснулась. Мужчины унесли ее тело и бросили его одного.

– Что с тобой случилось?

– Мужчины ушли, и я остался один.

– Но как ты жил? Ты же был ребенком!

– Кажется, мне было восемь лет. Было уже тепло, снег растаял. Я знал, как развести костер.

Про себя он решил, что вряд ли стоит рассказывать Сидни, чем он питался, чтобы остаться в живых.

– За то лето, что я провел с индейцами, я научился выживать. Знал, как отыскивать пищу, что делать, чтобы не замерзнуть. Когда опять настала зима, я пошел следом за волками туда, где было теплее. Ближе к воде.

– В Георгианскую бухту? – Нет, я так не думаю. Она была меньше. В кабинете профессора Винтера Майкл внимательно изучал карты, стараясь отыскать те места, где ему приходилось жить.

– Есть такое озеро – называется Ниссипинг. Мне кажется, какое-то время я жил там. Она не сводила с него ясных синих глаз.

– Неужели там совсем не было людей? Ты ни разу не встретил никого, кто мог бы тебе помочь?

– Никто не мог бы мне помочь. Я видел людей, которые убивали животных – моих друзей, мою семью. Волков и лис, медведей. Барсуков. Люди ставили капканы, чтобы животные, попав в них, умирали медленно, в ужасных мученьях. Иногда их травили ядом. Или убивали из ружей. Может, это было неправильно, но я старался держаться подальше от этих людей.

Сидни взяла его руку и молча прижала к своей щеке.

– Теперь я часто об этом думаю, – признался Майкл. – Что было бы, если бы я вышел из своего укрытия? Подошел бы к одному из охотников и заговорил с ним?

– Ты был бы спасен.

– Но тогда я смотрел на это иначе. Я не думал, что меня надо «спасать». Люди убивали ни за что ни про что, и я испытывал такой же страх перед ними, как и мои четвероногие друзья. Я принял их сторону, – попытался объяснить он. – Люди были моими врагами. Сидни кивнула, но Майкл видел, что на самом деле ясна не понимает. Ведь он рассказывал ей, что стал зверем.

– Значит, ты жил один? – проговорила она тихим серьезным голосом. – Тебе было очень одиноко? – Честное слово, не знаю. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что да, мне было одиноко, но тогда… это трудно описать. Мою жизнь, мои мысли. Все было совсем не так, как сейчас. Все… текло. День переливался в ночь, лето – в осень. Книга, которую подарил мне отец… я ее перечитывал, пока не выучил наизусть, чтобы не забыть, что я человек. Но время шло год за годом, все сливалось воедино, все, кроме того момента, в котором я находился, казалось сном.

– Ты потерял себя.

Он вовсе не хотел, чтобы его история ее опечалила, но казалось, она вот-вот заплачет.

– Я расскажу тебе о старом волке, – продолжил он, потянувшись за рисунком, выскользувшим из ее пальцев на пол. – Мы были лучшими друзьями. Все делали вместе.

Сидни выпрямилась на табурете и положила руки на бедра.

– Как это можно – подружиться с волком? Почему он тебя не съел?

– О, Сидни, – засмеялся Майкл. – Волки едят людей только в сказках Сэма.

– Это правда? Он вздохнул.

– В зоопарке на воротах загона для волков висит табличка. В ней говорится, что они кочуют в одиночку, что они опасные и злобные, что они нападают на людей и убивают карибу. Все это ложь, от первого до последнего слова. Волки никогда не нападают на людей. Никогда. Завидев человека, они удирают со всех ног, даже когда им грозит голодная смерть. А знаешь, чем они питаются? В основном мышами – это их главный корм. Они не умеют бегать так же быстро, как олени, поэтому, когда волки преследуют карибу, они ищут самых старых, или больных, или раненых. Они уменьшают поголовье, это верно, но убивают только тех оленей, которые все равно обречены.

– И они не кочуют в одиночку?

– Это самая наглая ложь из всего, что там сказано. – Майкл встал и взволнованно прошелся по комнате. – У волков есть семьи, в точности как у людей. Они живут вместе… ну вот как ты живешь со своей семьей. У них есть дяди и тети, братья и сестры. Они держатся вместе и заботятся друг о друге. А когда волк находит себе подругу – это на всю жизнь. Они влюбляются. Они такие же страстные, как мы с тобой, Сидни. Такие же нежные. Такие же… преданные.

Майкл отвернулся, смущенный своей откровенностью. Он никогда раньше не слышал, чтобы кто-то употреблял такие слова. Но он знал, что они означают, ему было приятно их заучивать и таким образом давать выражение своим чувствам.

– У волков не бывает сирот, – продолжал он, увидев, что Сидни улыбается ему. – Если мать-волчица погибает, кто-нибудь другой обязательно подберет волчат – иногда самка из другого логова. И тогда отец-волк идет за детьми и становится членом новой стаи.

– Они не враждуют между собой? Две разных стаи, я хочу сказать. Они не соперничают? Например, из-за пищи?

– Нет. По правде говоря… – он замялся, опасаясь, что она ему не поверит, – они ходят друг к другу в гости. Две сестры или мать с сыном, например. Их стаи живут далеко, поэтому они иногда навещают друг друга.

– А почему они живут далеко?

– Из-за пищи. У каждой стаи своя территория, и они никогда не нарушают границ в поисках пропитания.

– Только ходят в гости. – Сидни встала. – Выходит, они гораздо цивилизованнее людей.

– Так и есть.

Она пересекла комнату, подошла к Майклу, обняла его. Именно в такие минуты, когда Сидни обнимала его, когда с нежностью гладила его по волосам, когда говорила на словах, что она его любит, Майкл понимал, что ему, должно быть, было одиноко, пока он жил в лесу. С тех пор он сильно изменился, и она сделалась частью его новой жизни, частью нового человека, которым он стал. Потерять ее сейчас, вернуться к прежней жизни, – нет, это было немыслимо.

– Расскажи мне о своем друге-волке. Как ты с ним познакомился?

Трудно было сосредоточиться, когда она играла с его волосами, наматывая пряди на палец, чтобы они завивались локонами за ушами.

– Он попал в капкан, а я его выпустил.

– Ну конечно, – кивнула Сидни, – это же твоя специальность.

– Он был молод, всего около года. Я знал, где его логово. Отвел его туда, вернул родителям. А потом я просто… остался с ними.

– Гость, поселившийся в доме навсегда.

– Что?

– Ничего. – Она чмокнула его в ухо. – И больше ты с ним не расставался?

– Нет.

– А сам он когда-нибудь обзавелся семьей?

– Он нашел себе очень красивую подругу – мех у нее был почти совершенно белый.

– А… дети?

– Да. Трое щенков родились весной. А летом она съела отравленное мясо, оставленное охотником-санитаром [15], и умерла.

– О, Майкл… Что стало с ее детьми?

– Их забрали его сестры. Он оставался со стаей, пока дети не выросли, а потом ушел. И я ушел с ним.

Сам того не замечая, Майкл развязал ленточку у нее в волосах и провел по ним пальцами, как гребешком, начиная с затылка. Как всегда, от нее пахло цветами.

– Это было не как у Сэма с Гектором. Я хочу сказать, что волк никогда мне не принадлежал, как собака твоему брату. Просто мы держались вместе. Мы были друзьями.

– Что с ним случилось? Он еще жив?

– Он был очень стар, а прошлая зима была очень суровая. Я воровал для него пищу у людей, и они меня поймали.

Сидни обхватила его лицо руками и начала покрывать поцелуями щеки, губы, лоб, брови, даже нос. Майкл понял, что она хочет облегчить тяжелые воспоминания о последней зиме старого волка.

* * *

– Мы мало целуемся, – сказала Сидни огорченно. Так как в эту минуту ее пальцы поглаживали его закрытые веки, он не мог понять, говорит ли она всерьез или шутит. Ему-то казалось, что они целуются почти все время, когда не разговаривают. Но, наверное, она была права. Она знает лучше, как должно быть.

Майкл осторожно попятился назад и сел на стол. Сидни подошла к нему близко-близко. Ее лицо оказалось чуть выше его головы. Она улыбнулась, ужасно довольная собой, потому что ей удалось переломить его настроение. Ему хотелось притянуть ее поближе и прижаться губами к самому сладкому месту – к ложбинке между грудей. Целовать ее там прямо через одежду, пока она не застонет. Но у Сидни было другое на уме.