Профессор Винтер пытался укрыться от допроса, выдвигая один за другим ящики письменного стола якобы в поисках кисета с табаком.

– Почему бы вам не присесть, лейтенант? – любезно предложил он, зарывшись в ящик чуть ли не с головой. – И вам и вашему помощнику?

Мун лишь повел плечами и принял еще более свирепую стойку. Сидни с упавшим сердцем поняла, что он за человек: из тех, что испытывает страх перед богачами и маскирует его повышенной враждебностью.

– Мы точно знаем, что это он: у нас есть неопровержимые доказательства. Та-ак, кто видел его последним?

Он переводил грозный взгляд с Сидни на ее отца и на Филипа не потому, что подозревал их в чем-либо, а потому что считал, что это самый надежный и достойный способ общения с такими, как они.

– Откуда вам известно, что это Майкл? – спросила Сидни, стараясь выглядеть беззаботной и в то же время слегка задетой. – У вас есть доказательства?

Лицо лейтенанта Муна стало жестким. Лейтенант вытащил из кармана листок бумаги.

– Вот вам доказательство. Как говорится, черным по белому.

Сидни подошла поближе. Филип сразу же тихонько застонал, но Сидни так и не поняла, что речь идет о художестве Сэма, пока не прочитала под рисунком аккуратную надпись печатными буквами: «МАЙКЛУ МАК-НЕЙЛУ ОТ СЭМЮЭЛЯ АДЭРА ВИНТЕРА».

– Где вы это нашли? – с любопытством спросил профессор Винтер.

– В кармане куртки, обнаруженной на месте преступления, – веско отчеканил лейтенант. – Под кустами в зоопарке, – пояснил он. – Вместе с парой башмаков. На том парне, что выпустил зверей из клеток, не было куртки. К тому же он был бос.

– И все же, – нерешительно возразил Филип, – эта одежда могла принадлежать кому угодно.

Лейтенант повернулся к своему напарнику – сержанту, имени которого никто не разобрал.

– Покажи им, – скомандовал Мун.

Безымянный сержант раскрыл холщовую сумку и вытащил помятую серую куртку, а затем и пару желтовато-коричневых «бальморалов».

– Узнаете? Никто не ответил.

– Да или нет?

Филип открыл было рот, но Сидни его опередила. Она наперед знала, что он попытается соврать, но от этого стало бы только хуже.

– Это куртка Майкла, – сказала она. – И его башмаки. Подарок от моего брата.

Мун мрачно кивнул, выражая свое удовлетворение, и вытащил из кармана блокнот.

– Так, едем дальше. Вы утверждаете, что его здесь нет и не было со вчерашнего утра. Кто видел его последним?

Сидни подошла ближе, не отвечая на вопрос и не обращая внимания на раздраженный взгляд лейтенанта.

– Он ранен? Как ему удалось скрыться? В газетах говорится, что его били дубинками.

– Верно, – проворчал Мун, – но оказалось, что мало. Охранники думали, что он оглушен, и не надели наручники. И всего-то на минутку отвернулись, а как хватились – его и след простыл. Так кто из вас видел его последним?

Пока Филип весьма сдержанно и сухо отвечал на вопросы, профессор Винтер раскурил трубку и целиком скрылся в облаке дыма. Сидни подошла к занавешенным стеклянным дверям, ведущим на террасу. Отодвинув занавеску на дюйм, она посмотрела на пляшущие над двором цепочки китайских фонариков, на веселых, беззаботных, ни о чем не подозревающих гостей, мельтешащих на лужайке. Тревога отдавалась у нее в ушах громким гулом, заглушая звуки музыки и не давая сосредоточиться ни на чем.

– Что вы с ним сделаете, если поймаете? – донесся до нее вопрос Филипа. – И вообще, в чем его обвиняют?

– Оскорбление действием, нарушение границ владения, вторжение со взломом, злостное хулиганство. Кража в крупных размерах. Безответственное и умышленное создание опасной ситуации. Вандализм. Хватит для начала?

Сердце у нее упало. В газетах происшествие было представлено как сенсация, как чья-то эксцентричная выходка – дорогостоящая, но в конечном счете безобидная. Закон явно смотрел на дело по-другому.

– Мы поставим вокруг дома охрану на случай, если он вдруг вздумает вернуться, – продолжал Мун. – А пока советую вам, господа, соблюдать осторожность.

– Почему? Мун нахмурился и бросил на нее сердитый взгляд.

– Потому что этот человек опасен. Он загнан в угол и готов на все. Никто не знает, что он может выкинуть в следующий раз.

– Он не опасен, – презрительно отмахнулась Сидни и вдруг застыла в ужасе. – Он не опасен, – повторила она уже другим голосом, стараясь подавить растущую в душе панику, и умоляюще повернулась к отцу. – Папа, скажите ему… объясните ему, что Майкл не опасен.

– Гм? Конечно, он не опасен. Рассеянное выражение исчезло из его глаз, он понял, чем встревожена его дочь.

– Она права, нет нужды преследовать Макнейла как уголовного преступника. Он никогда не проявлял склонности к насилию.

– Другими словами, – напряженно вставил Филип, – оружие вам не понадобится. Лейтенант Мун понял его превратно.

– Если вы беспокоитесь насчет вашей вечеринки, – ответил он с усмешкой, – то не стоит. Мои люди будут держаться в тени. Ваши важные гости их даже не заметят.

В этот самый момент, словно в театральной постановке, дверь из коридора распахнулась настежь и в кабинет ворвалась тетя Эстелла.

– Харли, всюду полиция… мы погибли… Насколько было известно Сидни, ее тетушка до сих пор никогда не падала в обморок. Для первого раза она справилась с задачей совсем неплохо. Добралась до кушетки и грациозно опустилась на нее прежде, чем лишиться чувств. ***

Прошел еще один день. В понедельник, в четыре часа утра, Сидни вылезла из постели, накинула халат и украдкой спустилась вниз. Гектор приветствовал ее в отцовском кабинете, где он спал с тех самых пор, как Майкл исчез. Он перевернулся на спину и застучал хвостом по полу.

– Ш-ш-ш, – предупредила Сидни, опустившись на колени и почесывая его за ухом. – Ты тоже тоскуешь по нему, верно?

Расстроенный шумом и суетой во время скандально закончившейся вечеринки тети Эстеллы, а также присутствием незнакомых людей – полицейских и репортеров, появлявшихся в доме в любое время дня и ночи, – Гектор вел себя плохо. Но все постепенно успокоилось. Через сутки после самой длинной (во всяком случае, по мнению Сидни) вечеринки за всю историю Чикаго журналисты перестали ломиться в дверь и звонить по телефону, а полицейский патруль сократился до двух человек, по очереди обходивших дозором территорию поместья с получасовыми интервалами. Лейтенант Мун решил, что этого более чем достаточно для такой работы, особенно когда профессор Винтер дал ему торжественную клятву позвонить в участок, если Майкл вернется домой. У него не было выбора. Теперь Сидни это ясно понимала, хотя в ту минуту почувствовала, что ее предали.

Теперь ею владело одно лишь глухое отчаяние. Вся семья была в смятении. Как только последний из шокированных и изнывающих от любопытства гостей покинул дом в субботу вечером, тетя Эстелла слегла в постель. Профессор Винтер тоже тяжело переживал случившееся – и не только потому, что поступок Майкла грозил неприятными последствиями его профессиональной карьере в университете. Он был искренне встревожен дальнейшей судьбой Майкла. Майкла как человека, а не объекта научных наблюдений. Филип во всем обвинял себя, хотя его доводы звучали совершенно нелепо. «Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем везти его в зоопарк, – твердил он не переставая, а иногда добавлял для разнообразия: – Я не должен был отпускать его одного тогда, в поезде».

Сэм, прихватив с собой Гектора, устраивал вылазки по всей округе и вдоль берега озера в поисках Майкла. Подвиги Майкла в зоопарке воспламенили его воображение. Его отношение к другу переросло в настоящее преклонение перед героем. Он требовал, чтобы ему снова и снова во всех подробностях пересказывали историю о животных, которых освободил Майкл, о том, кого из них поймали и водворили обратно в клетки и кому удалось скрыться. В то же время к нему постепенно стало приходить понимание того, что он, возможно, никогда больше не увидит своего друга. Вчера вечером Сэм заплакал, пока Сидни укладысвала его в постель. – А вдруг он никогда не вернется? А что, если он захочет вернуться, а они его схватят? Вдруг его поймают и посадят в тюрьму?

Сидни осушила его слезы и постаралась успокоить, как могла, но в глубине души она тоже не могла унять всепоглощающую тревогу.

Гектор, который вертелся у ее ног, вдруг ринулся к дверям, ведущим на террасу, тихонько повизгивая. – Тихо, – приказала Сидни.

Что-то толкнуло ее последовать за собакой. Она подошла к застекленной двери, отдернула занавеску и выглянула наружу. Никого. Непроглядная тьма. И все же что-то заставило ее отпереть и приоткрыть дверь. Она шепнула Гектору: «Оставайся здесь», – удержала его на месте легким пинком и, как была, босиком, выскользнула наружу.

Полумесяц светил прямо над головой. Сидни почувствовала себя абсолютно беззащитной перед этой пугающей темнотой. Но она все-таки пересилила страх и подошла на цыпочках к краю террасы. Нечто неодолимое влекло ее – какое-то безрассудное чувство, бывшее сильнее надежды.

– Майкл? – прошептала она, тщетно вглядываясь в темноту.

Ей показалось, будто что-то шевельнулось среди деревьев у садовой изгороди. Сидни пыталась что-то разглядеть, пока у нее не заслезились глаза, но так ничего и не заметила. Она даже перестала дышать, в надежде что-нибудь услышать.

Ничего.

Плечи у нее поникли. Майкла здесь не было. Полицейские заблуждались: их дом был последним местом на свете, где следовало ожидать его появления. Майкл знал, как надо прятаться. Зачем ему рисковать и возвращаться сюда?

Она повернулась спиной к саду. И в эту минуту увидела его. Майкл стоял у самой стены дома, в том месте, куда не падал лунный свет. Сидни не испугалась. У нее не было сомнений, что это Майкл, хотя ей удалось рассмотреть только его смутный силуэт. Сердце у нее болезненно сжалось. Она подбежала к нему и успела заметить глубокое удивление на его усталом лице за миг до того, как бросилась ему на шею.

– Майкл! – вырвался у нее из груди сдавленный крик. Она заглушила плач, спрятав лицо в его волосах. Его руки крепко обвились вокруг нее, оторвали от пола, а губы скользнули по ее виску, по щеке и наконец нашли ее рот. От радости Сидни лишилась сил. Когда Майкл поставил ее на пол, у нее подкосились ноги. – Быстро, – прошептала она, – идем внутрь.