– Да, так лучше, – согласился он и потерся носом о щеку Сидни.

Потом он обхватил ладонями ее лицо, они обменялись медленными и робкими поцелуями.

– Сидни, ты…

Ему так и не удалось закончить фразу: она сбила его с толку, легонько, игриво прикусив зубами его нижнюю губу. Майкл широко раскрыл глаза.

– Это игра, – с восторгом догадался он. – Я думал, это… Это так не похоже…

– На что?

Он опустил ресницы, однако Сидни успела заметить странное выражение, промелькнувшее в его глазах. Она могла бы назвать его виноватым, но отбросила эту мысль как неправдоподобную. Они опять поцеловались, и в ящике буфета, который Майкл задел локтем, звякнули серебряные приборы. Майкл перестал ее целовать и заглянул ей в глаза. Его рука между тем скользнула с ее плеча на шею, а потом ниже – за скромный вырез блузки. «Можно?» – будто молчаливо спрашивал он. Сидни только молча кивнула.

В этот день Сидни не надела корсета, на ней была лишь тонкая сорочка под английской блузкой. Его пальцы дрожали, и она помогла ему – сама помогла ему! – расстегнуть первые несколько пуговиц. «Что мы делаем?» – как в тумане пронеслось у нее в голове, но она не захотела останавливать Майкла. Ей так нравилось сосредоточенно-взволнованное выражение его лица. Весь мир уплыл куда-то, остался только Майкл, ласкающий ее с нестерпимой нежностью, от которой перехватывало дух.

– Поцелуй меня еще раз, – попросила Сидни. Он так и сделал – по-новому, как она его научила, – а его руки между тем продолжали ласкать и волновать ее.

– Тебе это нравится, – прошептал он, не отрываясь от ее губ.

В ответ Сидни проникла языком в его рот. Майкл порывисто втянул в себя воздух, его рука замерла на ее обнаженной груди.

– Это тоже игра, – прошептала Сидни, пробуя его на вкус. – Тебе нравится?

Удивленный смех, зародившийся где-то глубоко у него в горле, затрепетал прямо под ее ласкающими пальцами. Майкл начал сильными, широкими, жадными движениями гладить ее по бедрам. Его ладони захватывали ягодицы и спускались ниже. Это была уже другая игра, куда более серьезная и опасная. Сидни знала лучше, чем Майкл, как далеко она может завести, но не могла, была не в силах остановиться. Крепко обняв его за шею, Сидни целовала его свободно, страстно, не сдерживаясь, ничего не стесняясь. Они медленно кружились по комнате, пока не наткнулись на стену, оказавшую им неожиданную поддержку. Сидни прислонилась к ней спиной и ощутила литое бедро Майкла у себя между ног. Колени у нее подогнулись, но то, что могло бы случиться в следующую минуту, так и не произошло. Вместо этого весь ее мир рухнул.

– Сидни?

Сидни вздрогнула. Майкл стремительно обернулся. Тетя Эстелла стояла в дверях. Букет желтых георгинов, зажатый у нее в руках, заметно вздрагивал, а ее лицо… Тетя Эстелла побелела и напоминала труп с запавшими щеками и широко раскрытыми глазами.

Могучие плечи Майкла все-таки оказались недостаточно широким щитом: от тети Эстеллы не укрылись лихорадочные усилия Сидни, пытавшейся поспешно застегнуть блузку. Она еще больше побледнела, ее черные глаза неистово засверкали.

– Вы. Вон отсюда! Немедленно! Тетя Эстелла указала на дверь на террасу. Майкл не двинулся с места, но Сидни коснулась его плеча.

– Иди, – прошептала она.

Его выражение внушило ей уверенность: она не заметила в его лице ни смущения, ни стыда, одно лишь удивление и никогда не покидавшую его настороженность. И еще упрямый вызов. Он отрицательно покачал головой.

– Ничего страшного, – заверила его Сидни, хотя прекрасно понимала, почему Майкл не хочет уходить: ярость ее тетушки ощущалась даже на расстоянии и наполняла всю комнату подобно ядовитому запаху.

– Иди, – ласково повторила Сидни. – Я найду тебя. Все будет хорошо! – Она энергично кивнула, давая ему понять, что с ней все в порядке, но Майкл по-прежнему не решался уйти. Повернувшись к тете Эстелле, он сказал твердо:

– Не смейте ее обижать!

Если бы положение не было таким ужасным, таким неразрешимо чудовищным. Сидни, наверное, не удержалась бы от смеха. Но Майкл говорил всерьез и бросил на тетю Эстеллу весьма красноречивый взгляд, лишивший ее дара речи. Потом он послал Сидни последнюю улыбку, вышел на террасу и скрылся из виду.

Как только он ушел, Сидни захотелось немедленно вернуть его назад.

* * *

Он ждал ее в своей комнате, решив, что она в первую очередь станет искать его там, как только закончит разговор с тетей. Теперь он уже умел определять время, поэтому сел на кровать и начал следить за стрелками часов, стараясь заметить, как они движутся.

Только бы Сидни позволила ему остаться! Так редко выпадал случай, когда он мог что-то для нее сделать, а вот сегодня у него наконец-то появился именно такой шанс. Она была добрая и мягкая, а тетя была жестокая. В этот раз он был нужен Сидни, он мог бы заставить тетю понять, что они ничего плохого не делали, все было хорошо и правильно.

Очень правильно. Воспоминания о том, как он целовал Сидни, как прикасался к ней, не оставляли его ни на минуту. Поцелуй: как это замечательно! У животных тоже что-то такое было… вроде этого, но не совсем. Они скорее обнюхивали друг друга, тыкались носами, но не сливались друг с другом. Ему хотелось все начать сначала. Ему хотелось еще и еще. Стрелки на часах не двигались. Наверное, они сломались.

Теперь он все знал о сексе. Все, что раньше казалось смутным, пугающим и непонятным, теперь обрело смысл. Он хотел, чтобы Сидни стала его парой на всю жизнь. Он хотел лечь с ней рядом и заняться любовью. Не так, как мужчина и женщина в том мерзком доме – то была грязная случка, а не любовь. Волки занимались любовью по-настоящему. Ранней весной, когда снег начинал таять. Волчица становилась игривой, как щенок, ее голос звучал громче и веселее, а ее спутник был нежным и страстным и не отходил от нее ни на шаг. Они занимались любовью, а потом вместе пели.

– Майкл?

Он вскочил на ноги. Как тихо она вошла! Он подошел к ней и протянул руку, чтобы прикоснуться, просто тронуть ее за плечо, но она уклонилась. Он удивленно отдернул руку.

– Сидни, что случилось? Она сделала тебе больно?

– Конечно, нет, что за глупости! Со мной все в порядке.

Она рассмеялась ненастоящим смехом и отошла от него подальше, чтобы он не мог к ней прикоснуться. Подойдя к окну, она взялась за шнур и принялась теребить его в руках. Солнце освещало ее волосы, и Майкл отчетливо различал каждую прядь – рыжую, отливающую золотом. Он так сильно хотел ее! Но что-то случилось. Теперь она стала далекой и недосягаемой; она не хотела, чтобы он подходил ближе.

Нетрудно было догадаться, в чем дело.

– Она тебе сказала, что мы не можем заниматься этим. Мы больше не можем быть вместе. Так, верно? Сидни вскинула голову.

– Она мне не мать, а всего лишь тетя. Она не властна над моей жизнью. Я ее уважаю, но я взрослая женщина, я сама принимаю решения.

Майкл внимательно выслушал ее, взвешивая смысл каждого слова и звучание голоса Сидни. Это были всего лишь слова, ничего не значащие слова.

– Так что же она сказала? – спросил он, прекрасно понимая, что все бесполезно, что теперь они просто играют в игру.

Ее глаза потемнели, и он догадался, что слова тети, что бы она ни говорила, причинили ей боль.

– Да какое это имеет значение? Ты все равно не поймешь. Ты этого даже вообразить не можешь, Майкл…

Сидни выпустила шнур, но продолжала стискивать руки, как будто хотела сломать свои пальцы.

– В каком-то смысле она права. То, что произошло сегодня утром… это не должно было случиться. Мне надо было хорошенько подумать. Я потеряла голову, и… я прошу прощения. Это все моя вина.

«Вот как», – подумал Майкл, но в голове у него что-то застопорилось, и мысли отказывались следовать дальше. Чтобы продолжить разговор, он спросил:

– В чем твоя вина?

– Случилось все то, чего я не должна была допускать. Это… – Она не смогла поднять на него взгляд и отвернулась к окну. – Боюсь, что это не должно повториться.

Он прислонился к дверному косяку, глядя на нее, и подумал, что слова могут причинить больше страданий, чем любая рана. И как только ему в голову пришло, что она когда-нибудь будет принадлежать ему? Она казалась такой прекрасной, когда стояла у окна в своем небесно-голубом платье и солнечный свет падал ей на волосы! То, чем они занимались, стало казаться ему сном. Она не могла ему принадлежать. Она была Сидни Дарроу, у нее была своя стая. Друзья. Все ее любили, она могла пойти куда угодно и делать все, что хотела, потому что она была свободна. А что такое он? Найденыш. Последний человек на свете, которого она выбрала бы себе в спутники.

– О боже, Майкл, не смотри на меня так! Он отвернулся, чтобы она не видела его лица. Сидни начала плакать.

– Прости меня, прости. Мне так жаль… Я не знаю, что делать. Посмотри на меня, скажи мне, что ты думаешь.

Ее ладонь коснулась его спины так робко и нерешительно, будто он был ей чужим.

– Прошу тебя, не надо грустить. О, Майкл, прошу тебя!

Сидни хотела, чтобы он улыбнулся и сказал, что с ним все в порядке. Сэм так говорил, когда падал и расшибал коленку, а она целовала его, чтобы утешить.

– Но мне грустно, – возразил Майкл, поворачиваясь кругом, чтобы посмотреть на нее. – Я люблю тебя. Мы ничего плохого не делали, Сидни. Ты это знаешь. Если бы ты меня любила, было бы не важно, что сказала тетя.

Он отошел от двери, чтобы она могла выйти.

– Не говори мне, чтобы я не грустил, – сказал он снова. – Это бесполезно.

Она не двинулась с места. Просто продолжала плакать.

– Разве ты не хочешь уйти? Или ты хочешь, чтобы я ушел?

Сидни прижала руку к горлу. Она попыталась заговорить, но так и не смогла, только покачала головой.

– Ладно, тогда я сам уйду.

Майкл отвесил легкий поклон – он видел однажды, как это делал Линкольн Тэрнбулл, – и вышел.

* * *

В поезде по дороге в зоопарк Сэм рисовал картинки, чтобы его развеселить. – Вот озеро, а это наш дом. Вот мое окно. А вот и я выглядываю из окна. А тут твое окно и ты в нем. Видишь?