Патриция Гэфни - Одинокий волк

Филип мигом утратил свой задиристый вид и привалился плечом к окну, прижимаясь к стеклу лбом. Майкл подумал, что разговор окончен, но тут Филип вдруг сказал:

– Хотел бы я быть таким, как ты. Когда-то я был таким. Раньше. Майкл попытался обратить все в шутку:

– Когда тебе было семь лет? Филип покачал головой.

– Нет. Было время, когда я умел смотреть на мир твоими глазами. Все мне казалось свежим и новым. Я был не таким, как теперь. Сидни говорит… Она говорит, что я не такой… Черт побери, я сам не знаю, какой я!

Он поспешно отвернулся к окну.

– А я хотел бы быть таким, как ты.

– Ты смеешься надо мной? – спросил Филип с горьким вздохом.

Майкл молчал. Он не завидовал внешности Филипа или его манерам, и даже его уму и ловкости, умению обращаться с людьми и добиваться своего. Все это были внешние, поверхностные вещи, которыми он восхищался и которым пытался подражать, но не завидовал.

– Так почему же? – настаивал Филип.

– Потому что Сидни и Сэм, и твой отец тебя любят. Три человека любят тебя.

Филип задумчиво посмотрел на Майкла, и Майкл отвернулся, опасаясь, что может увидеть жалость в пристальном взгляде друга.

– Это для девчонок! Не понимаю, почему я должен это разучивать? Сидни покрепче обхватила упирающегося Сэма.

– Ты должен уметь танцевать, потому что ты джентльмен! Все джентльмены умеют танцевать.

– Не буду я ни с кем танцевать. Фу! Терпеть не могу девчонок.

– Даже меня? Кто же меня спасет от всех моих неуклюжих кавалеров со слоновьими ногами? Ты единственный, с кем я хочу танцевать.

И она улыбнулась поверх его головы Майклу, который стоял на террасе и наблюдал за ними.

– Да ну! – отмахнулся Сэм.

На самом деле он ей не поверил, но ему польстили слова сестры.

– К тому же, – добавила Сидни, выкладывая на стол козырной туз, – разве это не лучше, чем уроки миссис Уэринг?

Миссис Уэринг давала уроки бальных танцев детям чикагских богачей. Сэм посетил ее класс всего один раз и поклялся, что никогда больше туда не вернется.

– Да, наверно, – неохотно согласился он.

– Тогда будь внимательным. Чем скорее ты это выучишь, тем раньше я отпущу тебя. У меня нет выбора.

По правде говоря, Сидни тратила драгоценное время, обучая Сэма танцевать, хотя у нее было полно других, более важных дел, еще с одной целью: держать его подальше от прислуги.

«Повернуться не могу, вечно он путается под ногами», – жаловалась повариха. Горничные, хотя и более вежливо, повторяли то же самое. В доме царил кавардак. Кухню заняли наемные поставщики; поломойки атаковали дом с такой яростью, словно его никогда раньше не убирали; дополнительно нанятые садовники трудились в поте лица, приводя в порядок лужайку, на которой должен был расположиться оркестр. Вся эта суета нарушила привычный распорядок жизни Сэма, от перевозбуждения он совсем перестал слушаться старших. Нет, просто он стал не таким милым и послушным, как обычно, поправила себя Сидни.

– Какая трогательная семейная сцена! Сэм попытался вырваться из ее рук, смущенный тем, что Филип застал его за таким «девчоночьим» занятием, но Сидни его удержала.

– Теперь очередь Майкла, – сказал Сэм в оправдание. – Он тоже не умеет танцевать.

– Нет? В таком случае придется мне его научить, – Филип, смеясь вытянул Майкла на середину террасы. – Я буду дамой, – объявил он.

Сэм начал шумно выражать свой восторг, когда они начали вальсировать. Сидни порадовалась вместе с ним: пример старшего брата оказал благотворное воздействие на Сэма. Но еще больше она была рада видеть Филипа в таком приподнятом и жизнерадостном настроении. Все лето он только и отпускал саркастические замечания направо и налево, разыгрывая из себя циничного, угрюмого нелюдима. Вот, например, только что прошелся насчет «трогательной семейной сцены». Впрочем, Сидни была готова закрыть на это глаза. Она не могла бы точно сказать, когда именно и почему его мрачная хандра начала рассеиваться, но была несказанно рада наступившей перемене.

Музыка смолкла. Сэм, извиваясь, как угорь, наконец выскользнул из ее рук.

– Я уже все выучил, я умею танцевать. Ведь у меня здоровски получается, правда, Сид?

– Не здоровски, а здорово. У тебя получается неплохо, но…

– У меня здорово получается! Ты сама так сказала! А теперь можно мне пойти помочь рабочим устанавливать навес?

– Сэм… Слишком поздно: он уже умчался по дорожке к озеру.

– О, Филип, – простонала Сидни, – он же их с ума сведет!

– Так и быть, я его уведу, – усмехнулся он. – Возьму его на прогулку.

– Благослови тебя бог, Филип. А ты не мог бы и завтра за ним присмотреть? Сводить его в зоопарк или что-то в этом роде?

– Ладно, – ответил Филип, пожав плечами. – Майкл, хочешь пойти с нами? Майкл загорелся, как ребенок.

– Конечно. А что такое зоопарк?

Филип уставился на него с открытым ртом, потом засмеялся. Сидни ему от души посочувствовала: в самом деле, уследить за тем, что Майкл знает и чего не знает, становилось непосильной задачей. Иногда ему не давались простейшие вещи, зато более отвлеченные понятия он постигал с легкостью.

– Пусть это будет сюрпризом, – ответил ему Филип, подмигнув Сидни, и побежал отыскивать Сэма.

Майкл по-прежнему стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы и следя взглядом за Сидни. Она уже почти привыкла к этому настойчивому взгляду, проникающему прямо в душу. Этот взгляд не пугал ее, но смущал и тревожил. Она не чувствовала себя добычей хищника или мишенью охотника, но понимала, что ее изучают. Оценивают. Постигают.

Поняла бы она, что в нем есть нечто особенное, если бы они впервые познакомились… ну, скажем, вчера вечером на каком-нибудь званом обеде? Да, наверное, поняла бы. Даже если бы они просто пожали друг другу руки и сказали «Здравствуйте, как поживаете?», она все равно догадалась бы, что он не такой, как все. Камилла назвала его великолепным. Конечно, это была слишком восторженная оценка. И в то же время неверная. Его лицо с умными светло-зелеными глазами и аристократическим носом было более чем великолепным. Длинный тонкий шрам на щеке придавал ему загадочность и легкий налет дикарства. А его волосы…

– Майкл, – сказала она, очнувшись, – пожалуй, не помешает тебя подстричь ради торжественного случая. Я могу это сделать, если хочешь.

– Хорошо, – с готовностью согласился он. – Только не думай, что я забуду про уроки танцев. Тебе придется меня научить.

Сидни со смехом завела граммофон, поставила новую пластинку и протянула ему руки.

Майкл медленно приближался, и Сидни разглядела нескрываемое желание в его глазах, и ее улыбка сменилась тревогой. У нее едва не опустились руки: приглашение к танцу внезапно стало слишком интимным. Сидни вовсе не собиралась предлагать то, что Майкл столь явно хотел получить. А может, она обманывала сама себя?

Но вот их руки сомкнулись, и у нее возникло такое чувство, что она вернулась в родной дом. Ощущение неловкости мгновенно улетучилось; в голове не осталось мыслей, кроме одной-единственной – как давно ей, оказывается, хотелось прикоснуться к нему! Опущенные ресницы скрывали его взгляд, но легкая краска, проступившая на щеках, выдавала его.

– Вальс… – начала объяснять Сидни, но тут же потеряла способность говорить, ощутив под рукой его могучее плечо.

У него так забавно росли волосы за ушами… Когда Майкл краснел, шрам на щеке оставался белым. Раньше Сидни не замечала этого. Его кожа словно до сих пор хранила запахи первозданной природы, дыхание было чистым… Вот он, значит, какой – Майкл Мак-нейл: Сидни попыталась справиться со своими эмоциями.

– Вальс – это очень простой танец, – начала она дрогнувшим голосом. – Ритм на три четверти с ударением на первом шаге.

Рука Майкла, лежавшая у нее на талии, передвинулась, привлекая ее ближе.

– Мне нравится этот танец.

Его голос околдовывал ее. На самом деле они вовсе не танцевали, музыка служила еле слышным аккомпанементом к их объятиям.

– Вчера вечером, Сидни, когда ты зажигала свечи в бумажных колпачках…

– Это китайские фонарики, – прошептала Сидни. – Правда, красивые? Они очень украсят наш бал.

– Вот так выглядит твоя кожа. Мягкий свет, пробивающийся сквозь белую бумагу. Золото и слоновая кость. Хотелось бы мне найти краски, чтобы передать этот цвет.

Сидни покачала головой:

– Ты опасный человек, Майкл Макнейл! Майкл воспринял это как комплимент и с улыбкой привлек ее к себе еще ближе.

– Майкл… я боюсь, кто-нибудь нас увидит.

– Что ты хочешь делать? Скажи мне честно, Сидни!

– Танцевать. Разве ты забыл? Я хочу научить тебя танцевать. Ты сам попросил меня об этом.

– Я помню. Р-раз, два, три, р-раз, два, три… Они стояли, не двигаясь, только слегка покачиваясь и все теснее прижимаясь друг к другу. Майкл наклонил голову и поцеловал ее пальцы, зажатые в его руке. Тревога вновь охватила Сидни.

– Майкл, мы не можем стоять тут вот так, – сказала она почему-то шепотом. – Кто-нибудь увидит, все будет ужасно!

– А в столовой? Если мы перейдем в столовую? Они стояли у открытых стеклянных дверей. Губы Майкла коснулись ее лба. Майкл снова прошептал: «раз, два, три», и они проплыли с террасы в столовую, грациозно вальсируя.

– Ты же умеешь танцевать! – удивленно воскликнула Сидни. Она задыхалась и больше ничего не успела сказать: Майкл прижал ее к буфету и поцеловал в губы. Вот целоваться он определенно не умел! Его глаза были широко открыты, а губы плотно сомкнуты и прижимались к ней слишком крепко, но Сидни все равно понравилось. Это было так ново и необычно, а главное, Майкл ничего вокруг не замечал, кроме нее. Нет, главное заключалось в том, что это был Майкл.

– Вот так, – сказала Сидни, проводя пальцем по контуру его губ. – Мягче. Нежнее.

Сидни наклонилась и запечатлела легкий нежный поцелуй у него на губах. Майкл глубоко вздохнул, его глаза закрылись.