Сев за стол, Розали подумала о том, чтобы уничтожить письмо, которое она написала сегодня утром миссис Римстон. Хотя доброе приглашение женщины было в высшей степени чудесным, в том случае если бы Флетчер отказался от нее, больше не было смысла замышлять еще один побег, еще один маскарад, еще один обман. По правде говоря, Розали, которая была проучена Флетчером, как никто другой, чрезвычайно устала от маскарада и лжи.

Конечно, вспомнила она с грустью, проблема миссис Билль — и Сойера — все еще оставалась, как ноющая зубная боль. Это было испытание, через которое она должна была пройти, перед тем как она смогла бы поверить в реальность шанса стать счастливой вместе с Флетчером.

Флетчер… Она еще раз взглянула на него украдкой, чтобы убедиться, что он смотрит на нее, улыбаясь своими серыми глазами. Могла ли она надеяться на счастливый финал? Удалось ли Уильяму с помощью своей последней просьбы обеспечить счастливую жизнь своей сестре и своему лучшему другу?

Во время ленча Бэк повернулся к Розали и спросил, не окажет ли она ему честь прокатиться с ним в его экипаже сегодня. Услыхав это приглашение, Флетчер напомнил своему другу, что он был бы рад позволить это, но ему нужно было изучить несколько писем, которые непременно требовали внимания Бэка, и, между прочим, неужели его друг забыл, что мисс Дарли уже ангажирована?

— С другой стороны, я, — добавил он, после того как Бэк покраснел и что-то проворчал себе под нос, — сегодня после обеда абсолютно свободен и как раз мог бы взять с собой мисс Дарли и прокатиться по поместью.

Да, сказала себе Розали, пряча полную триумфа улыбку за салфеткой, жизнь, полная счастья, может быть вполне возможной.


С кашемировой шалью на плечах, в одной из украшенных перьями шляпок Арабеллы Розали расслабленно откинулась на спинку сидения экипажа, чувствуя гладкую ткань рукава кителя Флетчера, трущуюся о ее голое предплечье, — это одновременно и успокаивало, и провоцировало ее.

Уже полчаса они ехали в экипаже, в том самом, который она заводила в конюшню, с Флетчером, держащим вожжи, напоминавшим в своем плаще с несколькими накидками, спускающуюся грозовую тучу. Розали вспомнила, как он соскочил с сиденья, отдавая приказы, и вспомнила свою дерзкую реакцию на них.

Они прошли долгий путь с тех пор, и Розали не жалела ни об одной секунде, проведенной вместе с Флетчером. Она думала, что всегда будет особенно ценить ту ночь, когда они разделили ужин у костра, ночь, в которую она услышала о последних часах Уильяма и узнала, что Флетчер в душе замечательный, заботливый человек.

Он может раздражать, сводить с ума, может быть упрямым, властным и даже непристойным. Но она помнила, что не была честной с ним, и могла извинить его поведение. Да, она все еще терзалась воспоминаниями о той сцене в его спальне, но она также знала, честно признавая это, что он сильно мучился, чувствуя в себе влечение, как он тогда считал, к абсолютно неприемлемому объекту.

Он любил ее. Розали успокаивала эта мысль, хотя он ни разу не признавался ей в этом. Есть некоторые вещи, которые женщина чувствует своим сердцем, и это была одна из них. Он не мог более скрывать эту мягкость в своем взгляде, когда смотрел на нее, в то время как она не могла больше скрывать боль в своем сердце, когда ловила этот взгляд.

Она много читала о любви, поскольку была любительницей любовных романов. Она знала, что на пути любви бывают испытания и несчастья — она ожидала их — но она также знала, что в конце добро всегда одерживает победу над злом. В ее случае это зло было персонифицировано не в вожделеющем ее отчиме, или опасном призраке, или огнедышащем монстре, а в миссис Билль и ее испорченном сыне Сойере.

Но Розали больше не боялась. Флетчер победит всех драконов ради нее, и они заживут счастливо. Тетушка Белльвилль, как уже неоднократно заявляла эта добрая женщина, поможет им вырастить прекрасных, хорошо воспитанных детишек среди красоты и спокойствия Лейквью.

— Ты совсем тихая, малыш, — заметил Флетчер, останавливая экипаж в тени дерева. — Может быть, ты предпочитаешь, чтобы мы поехали верхом на Пегане и Чертовке?

— Я не привыкла ездить верхом, — призналась она, покраснев от воспоминания об их верховой прогулке и почти катастрофическом ее завершении.

— Поздно запирать дверь на засов, Розали, когда все наши милые курочки уже сбежали из курятника. Я уже видел, как ты ездишь верхом. Мы могли бы отыскать твои бриджи, если бы ты захотела.

Розали вздрогнула и покачала головой:

— Я искренне надеюсь, что эти бриджи уже сгорели в огне, поскольку я не желаю их больше видеть. Кроме того, верховая езда — это, должно быть, самый неудобный способ передвижения в мире. Я не знаю, как вы, мужчины, это выносите.

Флетчер рассмеялся и спрыгнул с подножки экипажа, чтобы привязать вожжи к ближайшей ветви дерева. Подавая ей руку, он предложил Розали немного прогуляться, чтобы она рассказала ему о миссис Билль, которая должна была появиться в Лейквью не позже завтрашнего вечера.

Розали положила свою ладонь в его, чувствуя волнение от возбуждающей дрожи, пробежавшей по ее руке до локтя и дальше, и легко соскочила с сиденья.

— Стоит ли говорить о ней, Флетчер, — спросила она, поднимая глаза, полные невинного соблазна. — Я уверена, что ты разобьешь наголову и ее, и ее гадского сына безо всяких проблем. Ты можешь быть очень пугающим, когда ты хочешь таким быть, ты знаешь. Уильям был всегда чересчур податлив по отношению к ним, к тому же они такие дальние родственники, что такое родство уже ничего не значит, и они есть не что иное, как пиявки, сосущие кровь из любого, кто не в силах сказать им нет.

— Уильям побежден женщиной? — спросил Флетчер, взяв Розали под руку, и они медленно пошли по полю по направлению к маленькому строению вдалеке, служившему укрытием для овец во время дождя. — Он был джентльмен, я знаю это, но я не могу представить его себе в роли простофили.

Слезы заблестели на глазах Розали, когда Флетчер заговорил о ее брате. Дорогой Уильям. Она все еще не могла смириться с мыслью, что потеряла его и что она больше никогда его не увидит.

— У Уильяма было очень доброе сердце, — сказала она тихо, положив ее вторую руку на предплечье Флетчера, чтобы чувствовать его твердую силу обеими руками. — Он не смог им отказать, когда несколько лет назад они появились у нас и попросили о помощи. Он выделил им небольшой коттедж на краю фермы, но они все время требовали больше и больше. Я… — Голос Розали дрогнул, но через мгновение она продолжила: — Когда он решил, что должен выполнить долг перед своей страной и присоединиться к Веллингтону, я взяла с него обещание, что он не умрет, оставив меня на попечение миссис Билль. Он засмеялся и заверил меня, что никогда так не поступит со мной. Я думаю, он вспомнил о своем обещании после того, как увидел тот ужасный сон.

Она посмотрела Флетчер глазами, полными слез:

— Он написал мне о своем сне в том письме, в том, в котором он рассказал мне, что попросил тебя стать моим опекуном, если с ним что-нибудь случится. Несколько недель спустя я узнала, что он погиб. Он же рассказывал тебе об этом ужасном сне?

Они немного склонились друг к другу, пока шли. Свободная рука Флетчера теперь лежала поверх руки Розали, покуда он рассказывал ей обо всем: о письме Уильяма, о том, что не сразу обнаружил его, о своем мучении и даже о своем первоначальном нежелании снова становиться чьим-нибудь опекуном после трагедии с Арабеллой.

Она уже слышала часть этой истории той ночью в конюшне, но в этот раз Флетчер не был пьяным, и его слова действовали на Розали в два раза сильнее. Он был таким искренним, совершенно не пытаясь оправдать свои поступки, что Розали было сложно удержаться от того, чтобы остановиться, обнять его и успокоить.

Как раз в тот момент, когда она была готова обратить эту мысль в действие, Флетчер остановился, повернулся к ней, глубоко заглянув ей в глаза, и спросил:

— Не хотела бы ты провести лондонский сезон, Розали? Тетушка Белльвилль, похоже, уверена, что ты покоришь Лондон, и я должен согласиться с ней.

— Что? — Он застал ее врасплох, и она смотрела на него с удивлением, раскрыв рот.

— Никто не знает о событиях последних дней, и никто не узнает. Твоя репутация останется незапятнанной. Все компрометирующие тебя обстоятельства будут забыты. Розали, не смотри на меня такими печальными глазами, ответь мне что-нибудь.

— Я-я не нужна тебе? — спросила она слабым голосом, чувствуя, как сердце ее опускается вниз, чтобы лежать там разбитым вместе со всеми ее мечтами.

— Не нужна мне? — переспросил Флетчер голосом, полным боли, хотя Розали, поглощенная своей собственной печалью, не заметила ее. — Я читал твое письмо, адресованное миссис Римстон, малыш.

— Ты читал мое письмо? Как ты посмел! Это же личное. Ах, Флетчер, я чувствую себя очень сконфуженной.

— Почему? Оно было чудесно наивно. Зато теперь я знаю, что ты любишь меня. Я также знаю, что ты — совершенно невинна, совершенно незнакома с этим миром и одарена богатым воображением. Тебе, возможно, кажется, что я не оценил абсурдные и драматичные творения твоего разума. Напротив, я обожаю их! Но как твой опекун, я не должен быть эгоистом. Я должен делать то, что лучше для тебя.

— Лучше для меня? И ты думаешь, лондонский сезон — это лучше для меня. После всего что ты мне рассказывал? Да я там умру со скуки!

— Забудь все, что я рассказывал. В то время когда я говорил тебе об этом, я думал, что стараюсь удержать молодого юношу от гибельного пути. Для прекрасной молодой девушки Лондон — лучшее место на земле. Бог мой, Розали, Бэк уже заперся в своей комнате, чтобы сочинить поэму в твою честь. А в Лондоне у тебя будет сотня поклонников. Тысяча. Как я могу связать тебя браком, когда ты еще не жила по-настоящему?

— А жить с тобой — это не настоящая жизнь? — резко возразила Розали с болью в голосе. — Впрочем, ничего не говори. Гвоздь уже внутри, нет смысла забивать его еще глубже. Ты обнаружил, что я развлекаю и привлекаю тебя, но ты на самом деле не любишь меня. Тебе не нужен брак; ты уже выразился ясно на этот счет, когда вернулся в Лейквью, спасаясь от назойливых поклонниц. Хорошо, я больше не буду тебя беспокоить. Я завтра вернусь на ферму Хиллтоп вместе с миссис Билль и Сойером и дам им сделать со мной то, что они хотели — черную мессу и все остальное…