Руарк искоса взглянул на свою собеседницу:

— Миссис Хантер, я уже побывал на этой войне и не имею ни малейшего желания начинать все сначала.

Его взгляд был тверд, а в голосе слышалась категоричность.

Он снова обернулся к жеребцу:

— Так вы говорите, что на нем никто не ездил с начала войны?

Говоря это, он внимательно изучал зубы коня.

Четыре года войны научили Энджелин хорошо разбираться в человеческой натуре. Из этого краткого обмена репликами она вынесла твердое убеждение, что за внешним обаянием Руарка Стюарта скрываются сильная воля и железный характер. Он явно себе на уме и очень решителен. Энджелин чувствовала, что, если разозлить этого человека, он может стать беспощадным врагом.

Ее гордости был нанесен еще один чувствительный удар — девушка поняла, что с этой минуты перестала интересовать Руарка. Все свое внимание ее новый знакомый перенес на жеребца. Присев перед ним на корточки, он тщательно провел рукой по ногам жеребца, проверяя, все ли там в порядке.

— От него было потомство?

Энджелин кивнула:

— Только один жеребенок. Вы же знаете, шла война.

Руарк взглянул на девушку, и в его глазах блеснул лукавый огонек.

— Да, Шерман[1] был прав. Война — это настоящий ад.

Он снова обернулся к коню.

— И что случилось с этим жеребенком?

— Во время войны его реквизировали для армейских нужд. А Короля я спрятала, чтобы они не забрали и его тоже.

Окончив осмотр коня, Руарк выпрямился и вышел из стойла.

— Сколько вы хотите за этого жеребца?

Изумлению Энджелин не было предела.

— Я не собираюсь продавать Храброго Короля! Мы везем его на Север. Надеемся основать там конный завод.

Руарка это ничуть не обескуражило — любое деловое предложение нужно всесторонне взвесить. Он улыбнулся:

— Может быть, мы обсудим это за завтраком?

Энджелин стала неприятна самоуверенность этого человека. В ее глазах сверкнул гнев. Сжав кулаки, она коротко бросила:

— Не думаю, мистер Стюарт. Я уже сказала — Храбрый Король не продается!

С этими словами она круто повернулась на каблуках и бросилась к себе в каюту.

Глава 2

В неверном свете утра Энджелин покинула каюту, чтобы проверить, как дела у Храброго Короля. Палуба была окутана густым серым речным туманом, который, смешиваясь с жарким дымом топок парохода, создавал удушливую пелену.

Когда тяжелая ночная мгла спустилась над рекой, капитан, не желая рисковать и боясь налететь на корягу или наткнуться на мель, подвел «Красавицу Байо» к берегу и пришвартовался у Батон-Руж. Фонари, свисавшие с ее бортов, тускло светились. Они должны были служить предупреждением другим судам, рискнувшим отправиться в путь по ночной реке.

Обуреваемая тоской по дому, Энджелин стояла на нижней палубе, держась за низкий поручень, — благодаря ему грузы не могли сползти за борт.

С соседнего болота послышался хриплый крик аллигатора. Энджелин инстинктивно отпрянула и скрестила руки на груди. Несмотря на духоту, она задрожала — такую реакцию всегда вызывали в ней эти страшные чешуйчатые чудовища. Какое счастье, что она уезжает от гнусных рептилий! Энджелин от души понадеялась, что саквояжник[2]-янки, купивший Скотткрофт, будет каждое утро находить на своем лучшем газоне целый выводок этих очаровательных существ. «Что посеешь, то и пожнешь», — с упреком напомнила она себе. Не следует желать людям зла, иначе это зло может обратиться и на тебя. Казалось, пора бы усвоить этот нехитрый урок.

Энджелин начала ходить взад и вперед. В путешествии по реке ей явно не хватало движения. Выйдя на среднюю палубу, девушка остановилась у подножия широкой лестницы, ведущей к шикарным каютам наверху, и увидела табличку, свисавшую с балюстрады из красного дерева. Она гласила: «Котельное отделение». Стрелка указывала на верхнюю палубу.

«Что за чушь, — возмутилась про себя Энджелин, — ведь все эти противные шумные котлы расположены вовсе не на верхней палубе, а как раз внизу!»

Она двинулась было дальше, но вдруг остановилась и украдкой огляделась. Вокруг не было ни души — ни пассажиров, ни членов команды. Значит, никто не заметит, если она поднимется наверх и одним глазком глянет на палубу, где расположены каюты первого класса.

Дойдя до верха лестницы, Энджелин остановилась и снова огляделась. Она была поражена увиденным. Палубный навес покоился на изысканно украшенных колоннах, соединенных между собой витыми решетчатыми арками.

Искушение было слишком велико, и Энджелин не смогла устоять. Осторожно открыв дверь, она шагнула внутрь салона, расположенного строго в центре палубы. Теперь ее восхищение возросло еще больше. Даже в оперном театре Нового Орлеана она не видела такого великолепия.

Во всю длину салона — а она составляла более трехсот футов — расстилался роскошный красный с золотом ковер. Длинные ряды хрустальных канделябров, украшенных кольцеобразными подвесками, отражали многоцветие блестящей росписи потолка. По обеим сторонам главного салона тянулись двери личных кают, в которые — для удобства пассажиров, можно было попасть как с палубы, так и из салона.

Энджелин немного побродила по салону, время от времени, проводя рукой по мягкой бархатной обивке и прохладной коже кресел. Она коснулась также гладко отполированной поверхности длинной стойки из красного дерева. Заметив в конце комнаты искусно выделанный стол в стиле Дункана Файфа[3], на котором стояло серебряное приспособление для охлаждения артезианской воды, девушка остановилась и решила выпить стакан освежающего напитка.

Посреди всего этого великолепия внимание Энджелин привлекла фарфоровая фигурка, стоявшая на крышке большого рояля. Подойдя поближе, девушка взяла в руки изящную вещицу, намереваясь получше ее рассмотреть.

Неожиданно из противоположного конца салона послышался шум голосов. Энджелин в панике огляделась. Сейчас ее обнаружат. Как она сможет объяснить свое присутствие здесь? Заметив дверь, ведущую на палубу, девушка быстренько проскользнула в нее и вздохнула с облегчением. Кажется, пока никто ее не обнаружил.

Понимая, что успокаиваться преждевременно, Энджелин крадучись двинулась по палубе и вскоре достигла лестницы. В это время пароход неожиданно резко накренился. Она инстинктивно схватилась за поручень, совершенно забыв про фарфоровую статуэтку. Та выскользнула у нее из рук и со звоном упала на палубу, расколовшись на мелкие кусочки. Вне себя от ужаса, Энджелин ринулась вниз по лестнице.


Почти всю ночь Руарк Стюарт провел в размышлениях об Энджелин Хантер. Ему никак не удавалось выбросить из головы эту красавицу — все в ней восхищало Руарка. Что же касается покупки жеребца… Руарк понимал, что уговорить Энджелин будет нелегко.

Смирившись с тем, что заснуть не удастся, он натянул брюки и вышел из каюты, намереваясь пройти на корму. Туман начал понемногу рассеиваться. Массивное гребное колесо медленно подталкивало пароход на середину реки. Остановившись в тени навеса, Руарк уже собирался зажечь свою любимую сигару, как вдруг в дверях главного салона появился объект его беспокойных раздумий. Он внимательно наблюдал за тем, как Энджелин осторожно прошла по палубе и вскоре очутилась у лестницы. Тут до него донесся какой-то звон, и Энджелин стремглав бросилась вниз по ступенькам.

Выйдя из-под навеса, Руарк нагнулся и увидел на полу куски фарфора. Он выпрямился и, нахмурившись, задумчиво уставился в пространство. Какого черта ей понадобилось в такую рань на палубе? И почему она рыщет здесь с какой-то фарфоровой куклой в руках?

Запыхавшаяся Энджелин вбежала в каюту и с силой захлопнула за собой дверь. Прислонившись к косяку, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Не раз за свою недолгую жизнь девушке приходилось испытывать настоящий страх — сколько именно, она сама не могла бы припомнить. За четыре года войны, которые ее отец и брат провели на полях сражений, Энджелин весьма преуспела в искусстве уклонения от нежелательных встреч с янки, но при этом не раз попадала в ситуации, когда ее спасало только чудо. Немного отдышавшись, девушка принялась размышлять о том, что с ней только что произошло, и пришла к выводу, что ничего плохого она не сделала, не считая того, конечно, что разбила дорогую статуэтку. Она понимала, что стоит ей признаться в своем проступке, и капитан наверняка потребует возместить ущерб. Но ведь денег у нее нет! Значит, в ближайшем порту он засадит ее в тюрьму. Энджелин печально вздохнула и решила до поры до времени молчать о том, что наделала. Даже отцу она ничего не расскажет. Это решение оказалось легко выполнимым, так как Генри, едва проснувшись, тотчас куда-то исчез. Опасаясь того, что слухи об утреннем происшествии уже распространились по пароходу, Энджелин весь день провела в своей каюте, покидая ее лишь затем, чтобы накормить Храброго Короля и почистить его стойло.

Наступил и миновал полдень, а отец так и не появился. Энджелин начала всерьез тревожиться, но не рискнула выйти из каюты и поискать его. Она отлично проведет время одна. Должен же ее непутевый родитель когда-нибудь объявиться!

Девушка решила пока заняться домашними делами — стиркой и штопкой. Когда голод начал уж слишком донимать ее, Энджелин съела оставшееся со вчерашнего дня яйцо и вторую половину сандвича с сыром. Тревога за отца не давала ей покоя. Не находя себе места, девушка в беспокойстве мерила шагами каюту. Лишь поздно вечером, несмотря на героическую борьбу со сном, она все же задремала.

Было уже за полночь, когда Генри Скотт осторожно прокрался в каюту и улегся на свою койку.


На вершине холма, величественно возвышаясь над рекой, располагались богатые, полные достоинства особняки знати Натчеза. А внизу под ними, у самой кромки воды, тянулся ряд унылых и убогих лачуг, служивших убежищем для самых что ни на есть отбросов общества, словно вынесенных сюда течением с речного дна — воришек, головорезов и дезертиров, выдававших себя за лодочников.