Этой весной Адди лирически живописала положение в колонии своей подруге Дорис Голдстоун:


Прислушиваясь, я улавливаю, как грохочут кварцедробилки. Здесь нашли золото, много золота, и сюда на кораблях и пароходах съезжаются отверженные со всех концов земли. Кого тут только нет! И английские фабричные рабочие, и несчастные батраки, и нищие ирландцы, и изголодавшиеся горцы-шотландцы. Я слышу могучий хор голосов, перекрывающий шум вечернего бриза, – это поют собравшиеся здесь в небывалых количествах немцы; я слышу, как мелодично разливаются итальянские песни. Хватает здесь и венгров, кажется, все угнетенные земли нашли тут желанное прибежище.


За старателями последовали лавочники, бакалейщики, мясники, пекари, доктора, печатники, содержатели таверн и адвокаты, судьи и чиновники, прибывшие, чтобы разрешать споры, возникающие по поводу владения участками, их границ.

Баснословное богатство австралийских золотых залежей выгодно отличалось от того, что нашли в Калифорнии. Речные русла были в буквальном смысле слова вымощены золотом. Один золотоискатель в три дня мог заработать тысячи фунтов. Многие самородки оказывались такими тяжелыми, что поднять их можно было лишь вдвоем. В Балларате выкопали самородок весом две тысячи двести унций, в Бендиго нашли еще один – лишь на несколько унций меньше весом. Желанный Незнакомец – так нарекли еще один чудо-слиток, весил он три тысячи унций.

В другом своем письме Дорис Адди писала:


В 1845 году Бурке-стрит состояла всего из нескольких коттеджей, на улицах росла такая густая трава, что на них паслись овцы. Теперь же вдоль этой улицы стоят красивые дома, она такая же оживленная, как Треднидл-стрит в Лондоне. Два небольших банка превратились в сеть из восьми банков, и каждый Божий день им приходится упорно трудиться, чтобы удовлетворить денежные требования населения. Когда мы с Джоном впервые побывали в Мельбурне, мы насчитали в гавани два больших корабля, три брига и множество мелких судов. Вчера я стояла на холме над заливом и, насчитав триста первоклассных судов под флагами всех крупнейших стран мира, прекратила дальнейший счет.


Так же как и в Сан-Франциско, гавани, обслуживающие Сидней, Мельбурн и Аделаиду, стали напоминать кладбища судов. Матросы и офицеры бежали, как крысы с тонущих кораблей. Капитаны и владельцы бродили по приискам, как миссионеры, ищущие тех, кого они могли бы обратить в свою веру.

– Прекрати безумствовать, пока еще не поздно, и вернись к работе, для которой тебя предназначил сам Господь. Ведь это твое настоящее призвание, Бейн, – молил один капитан своего бывшего боцмана.

Сжалившись, боцман вынес из своего миткалевого шатра два мешка золота и предложил капитану и судовладельцу:

– Вот она, стоимость вашего корабля, – сказал он. – И еще тут ваше жалованье и вознаграждение за то, что вы отведете ради меня этот корабль домой. А я со своими приятелями доставлю корабль для вас в Англию, и мы организуем там торговую корпорацию.

По сравнению с австралийскими золотоискателями калифорнийские выглядели просто нищими. Когда-то сиднейцы толпами ехали в Сан-Франциско, теперь же за один год двадцать тысяч американцев эмигрировали в Австралию.

Страдали не только судовладельцы. Клерки, банковские кассиры, ученики бакалейщиков, овцеводы, рабочие и служащие всех профессий бросали свою работу и уходили на прииски. Работа мировой фондовой биржи шла шиворот-навыворот. Повсюду – в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Амстердаме и ллойдовском отделении в Сиднее – акции стремительно падали в цене.

Экономические, социологические и психологические «землетрясения», вызванные австралийским золотым бумом, угрожали подорвать основания ряда финансовых империй. И в этом отношении не составляли исключения связанные между собой корпорации Джона Блэндингса.

Как и у большинства других коммерческих предприятий, все капиталы «Блэндингс—Диринг энтерпрайзес» хранились преимущественно в ценных бумагах. С помощью наличных совершались лишь относительно небольшие сделки. В отличие от отца и тестя Джон был склонен к рискованным спекуляциям: его собственная доля в объеме инвестиций составляла всего двадцать пять процентов, недостающую сумму он брал в банке под соответствующее обеспечение.

В годы, последовавшие непосредственно за золотым бумом, который лишил многих сограждан элементарного здравого смысла, банки по всей Австралии оказались под сильным давлением, что привело к критической ситуации при повально снижающихся ценах.

Банки по всему континенту стали требовать возвращения долгов, что поставило в трудное положение среди многих других и компанию Блэндингсов – Дирингов. Неизбежным последствием этого была всеобщая паника среди бизнесменов, особенно таких спекулянтов, как Джон Блэндингс.

– Бедняги напоминают змею, пожирающую себя с хвоста. Классический порочный круг, – не преминул заметить Крег, описывая сложившееся положение своим друзьям и Адди. – Джордж, я хочу, чтобы ты велел всем брокерам скупать все акции Блэндингсов – Дирингов. А ты, Джейсон, можешь намекнуть Джону, что знаешь, где можно одолжить деньги под низкий процент, чтобы заполнить дефицит, прежде чем банки начнут обходиться с ним как с банкротом.

Джейсон кивнул и потер виски пальцами руки.

– Эйб, как у нас дела с рабочей силой?

– Лучше, чем мы ожидали. Около шестидесяти процентов набранного состава – темнокожие.

– Это была гениальная идея, Эйб. Туземцы не удерут на прииски, как стая зверушек. Кварцедробилка в Балларате в рабочем состоянии?

– Да, и я велел нашему управляющему обещать людям крупные премии, если они останутся. Да еще и участие в прибылях.

– Прекрасно. Я не знаю, почему большинство предпринимателей такие тупоголовые. Неужели они не понимают, что доля в прибыли стимулирует хорошую работу?

– То же самое Теренс Трент говорит о правительстве. Чем большее участие принимают люди в управлении обществом, чем активнее, обладая правом голоса, они могут высказываться о законодательстве и законах, тем патриотичнее и предприимчивее становятся.

– Теренс – парень с головой. Моего будущего зятя наверняка ждет блестящее будущее.

Месяцем раньше Джуно и ее жених возвратились из Южной Австралии. Встреча с дочерью была для Крега такой же радостной, как предыдущие встречи с Джейсоном и Адди.

– Ты всегда была моей любимицей, – сказал он темной экзотической красавице. Хотя рот и подбородок были такими же, как и у ее матери, тонкий нос напоминал своим римским изгибом орлиный нос Крега. Молодой Трент понравился Крегу с первой же встречи. Он был похож на Уилла Уэнтворта в молодости: шапка вьющихся рыжих волос, большой завиток на лбу, обезоруживающая мальчишеская улыбка и спокойные манеры сдержанного человека. Но когда затрагивались вопросы политики и социальных реформ, он тут же сбрасывал тогу своей юной сдержанности и темпераментно вступал в бой с ветеранами-политиками вдвое старше и опытнее его.

Как-то Адди призналась Крегу:

– Меня не перестает мучить чувство вины. Все эти годы я и дети жили под крышей дома Джона. Пользовались его защитой и любовью. А теперь я участвую в заговоре против него. Мне от этого не по себе.

Крег положил руки на ее плечи.

– Послушай, Адди. Я понимаю и даже разделяю твои чувства, но ты не должна испытывать чувства вины. Ведь никакого заговора против Джона нет. Его беды проистекают из его близорукости, точнее сказать, неумения предвидеть будущее. Джон и весь его класс живут в прошлом, вместо того чтобы смотреть в будущее.

– Крег, все это, возможно, и так, но, пожалуйста, не обманывайся относительно мотивов своих действий. Именно по личным мотивам ты хочешь уничтожить Джона. Конечно, у тебя есть полное право не любить его за многие беды, которые выпали на твою долю в юности. Но я не могу не сочувствовать ему в эти трудные для него дни.

– Аделаида, моя дорогая. Ты частично права, – согласился он. – У меня и в самом деле есть личные счеты с Блэндингсом, но я отнюдь не замышляю против него никакой вендетты. Если уж говорить откровенно, погубить Джона никоим образом не входит в мои планы. – На его лице появилась загадочная улыбка. – Более того, я собираюсь спасти его.

– Спасти? – Ее рот приоткрылся от изумления. – О чем ты говоришь?

– Да, спасти. Джон – вполне приличный человек, и им не надо пренебрегать во времена великих перемен. Если только суметь направить его усилия в должном направлении, он может многое сделать для развития этой страны. Важная цель – добиться прекращения ссылок в Тасманию. Рабству не место в Австралии. Она больше не должна быть исправительной колонией.

Земли Ван Димена не должно быть на карте мира. Старое название пора уже заменить новым – Тасмания. Имя Абела Тасмана вполне заслуживает, чтобы его увековечили. Ведь именно он открыл остров, а не этот чинуша губернатор Ван Димен с Явы. Австралия становится взрослой, и чтобы она могла спокойно, без потрясений войти во взрослую историю, требуются государственная мудрость, инициативность лучших ее людей. Джон Блэндингс может стать одним из них, если я верно угадываю, что под маской снобизма, самовлюбленности и ханжества скрывается человек вполне достойный. Кстати сказать, еще до истечения этой недели я должен лично поговорить с Джоном.

– О Крег, разумно ли это? Ведь нет никакой гарантии, что он не передаст тебя властям. Тебя могут арестовать и предать суду за все те давнишние дела. Прошу тебя, дорогой, не рискуй. Ради меня. Ради Джейсона и Джуно.

Он прижал ее к себе, поцеловал волосы.

– Адди, сладость моя, никакой опасности нет. Между прочим… – помолчав, он улыбнулся каким-то своим тайным мыслям, – я рассчитываю, что именно Джон сообщит властям о том, кто я такой на самом деле.

– Ты сошел с ума.

– Точнее, схожу с ума. Схожу с ума по тебе, моя женушка Аделаида Мак-Дугал. Думаю, что не так далек день, когда ты будешь официально именоваться миссис Мак-Дугал. Мне чертовски нравится, как это звучит. А тебе?