Изабель Миньер - Обыкновенная пара

— Ты уверена… Беатрис, ты сама-то в этом уверена?

— Да. У Одиль есть подруга адвокат, и когда ты стал… стал отдаляться от меня, я все у нее узнала.

— Я имел в виду… Ты уверена, что хочешь вернуться домой?

— Ну да. Ты меня бросаешь, я останусь одна с Марион… конечно же, мне не обойтись без поддержки семьи, без поддержки матери.

Без поддержки матери? Ее матери? Да ведь едва только выдастся свободная минутка, она сразу принимается поливать мамашу грязью! Та, мол, заела ее жизнь, никогда ее не понимала… А теперь, значит, Беатрис хочет к ней вернуться? Вместе с Марион…

— Ты вдруг так полюбила свою матушку?

Она закатывает глаза и пожимает плечами. Обычно она сначала пожимает плечами… Свидетельство большого волнения.

— Мама точно меня поддержит. Мы только из-за тебя перестали с ней ладить.

Вот это новость!

— Бенжамен, не хотелось тебе говорить, но мама считает тебя чересчур мягкотелым, слишком медлительным и недостаточно зрелым для воспитания ребенка. Ты все равно оказался бы не способен хорошо воспитать Марион, потому что не умеешь ей ни в чем отказать.

А…

— Только твоя мать так думает или ты тоже?

— Мне очень жаль, Бенжамен, не хочу тебя расстраивать, но мама права: ты вконец избаловал бы Марион. Ты не умеешь сказать «нет».

Та-а-ак… Значит, в этом она согласна с жирной свиньей…

— Тебе давно пора посмотреть на себя со стороны, Бенжамен. Сегодня женщины не потерпят того, что терпели их матери. Забудь о домашнем рабстве! Я имею право на собственное мнение и имею право его тебе высказывать. И имею право на то, чтобы меня выслушали. А у нас иногда… Понимаешь, иногда все так, как будто меня нет… И для меня это просто ужас — говорить в пустоту. Ты ведь даже не слышишь, что я говорю!

— Например, когда ты говоришь, что надо купить аптеку?

— Да, аптеку! Хотя бы и аптеку! У тебя, между прочим, диплом фармацевта, а не бакалейщика! Когда я говорю, что надо купить лавку… то есть аптеку… или когда я говорю, как мне лучше в постели, ты… тебе на это наплевать! Вот если бы я с тобой все время соглашалась, тогда бы ты, наверное, меня слушал…

Она вдруг прижимается ко мне.

— Бенжамен, ты мне нужен, я хочу, чтобы мы были вместе… Мне не хочется разлучать тебя с Марион. Одна только мысль об этом разрывает мне сердце. Одиль говорит, что Орельен очень изменился, ему так не хватает детей…

Орельен? Тот самый, что трахается как кролик?

Ну, знаете, этот счастливчик имеет право видеть своих детей раз в две недели. Ему-то на что жаловаться!

— Если ты уйдешь от меня, я буду очень, очень несчастна! Я буду брошенка!

Брошенка? Я от нее уйду? Кто из нас кого бросает? Я запутался.

— Бенжамен, если ты постараешься, у нас все получится… Мы ведь любим друг друга, а это главное!

Любим? Это любовь?

Я совсем иначе представлял себе любовь. Более красивой, более нежной, более теплой…

Она гасит свет.

Ее язык у меня во рту. Полное обследование изнутри. И ее руки, и ее дыхание…

— Ну же, Бенжамен, приласкай меня — и я тебя прощу…

— За что простишь?

— За то, что довел меня до слез. Иди сюда, иди, будь как дикарь, я обожаю по-дикарски…

А я нет. Это, пожалуйста, без меня. Никакого зверства, никакой борьбы, никаких сражений, никаких победителей. Я не могу так. Мне противно, мне омерзительно, меня тошнит.

— Давай, давай, мой зайчик, проси у меня прощения!

Зайчик… Кстати, а как это — «трахаться как кролик»? Может, это приятно, спокойно…

— Беатрис, я не могу. Что-то мне нехорошо, тошнит…

— Отравился, когда обедал с этой жирной свиньей?

Разумеется. Ничего другого не приходит на ум.

— Нет, ты все-таки постарайся для моего удовольствия! Доставить мне удовольствие… разве тебе не хочется? Иди ко мне, Бен, ну, залезай же на меня, давай, начинай, прон…

— Не могу… Меня сейчас вырвет…

— Выпей лекарство! Ну же! Бенжамен! Какой ты, к черту, аптекарь!

Я вскакиваю как ошпаренный.

Добегаю до ванной как раз вовремя.

Меня рвет.

Облегчив желудок и душу, спускаю воду.

Потом долго и тщательно умываюсь. Потом закрываю дверь на замок и сажусь на пол, долго сижу в ванной на полу, обхватив голову руками. Очень долго.

Обхватив голову руками.

И в конце концов… мне удается заплакать.

Тихонько. Тихо-тихо, как осенний мелкий дождичек. Воспитанные мальчики не плачут громко.

Я плачу совсем тихо.

Я плачу.

Обхватив голову руками.

Я возвращаюсь домой с небольшим пакетом в руках. Мой маленький пакетик… моя маленькая тайна. Еще бы не тайна! Иду и думаю, до чего же это будет интересно…

Сегодня утром Беатрис попросила меня сходить в наш книжный и посмотреть, остались ли в продаже ее «Писи-каки». Да, остались. И было так странно увидеть в общественном месте такую знакомую книжку, ту самую, что лежит на тумбочке у постели Марион, ту, при создании которой я присутствовал.

Продавцу показалось, что «Писи-каки» меня заинтересовали, и я смутился. И сказал: «Нет-нет, я только посмотреть…» Он подумал, что я сомневаюсь, покупать ли, и поспешил сообщить, что, по его мнению, колебаться не стоит: «Знаете, эта книжка больше нравится родителям, чем детям». Я с серьезным видом кивнул и поставил «Писи-каки» на место.

Отойдя, я стал разглядывать полки, делая вид, будто ищу какую-то книгу, — отвлекающий маневр, который позволит потом незаметно выйти. Мне всегда неловко выполнять подобные поручения, Беатрис просто не понимает, чего мне это стоит, ни на минуту не хочет об этом задуматься. Но мысль об отказе мне и в голову не пришла, только сейчас об этом подумал! Согласился машинально, автоматически. А теперь, когда пытаюсь улизнуть, на себя же и злюсь: надо было сказать «нет». Нет, иди сама или попроси кого-нибудь еще. Например, свою милую Одиль…

В аптеке тренировки идут успешно, я учусь говорить «нет». Трезво обдумываю просьбу и, если она кажется мне чрезмерной, вежливо отказываю. Сначала коллеги удивлялись, но постепенно привыкли и все реже считают меня простаком. Странно, что такой элементарный совет Эме приносит-таки плоды. Попробовал из чистого любопытства — посмотреть, что будет. Ну и увидел…

Зато дома…

Дома, посеяв «нет», я пожинаю слезы, крики и нервные срывы.

Вот потому-то я не задумываясь сказал Беатрис «да». А сейчас, в книжном магазине, понимаю, что, сразу же согласившись, я избежал скандала. И угроз — вечно одних и тех же.

Стою посреди книжного магазина, думаю обо всем этом, скольжу взглядом по полкам… А продавец уже спешит мне на помощь:

— Вы что-то ищете?

Меня застают врасплох. Посреди моих раздумий. Меня раздирают противоречия, и тут меня застают врасплох… Короче, я попался.

— Плутарха.

Надо же было что-то ответить.

Продавец начинает хлопотать, суетиться, наконец встает на колени и шарит на нижней полке. Если Плутарх стоит там, в этом есть что-то символическое, правда, не знаю что. И мне некогда об этом думать.

— Вот! Одна книжка еще осталась.

Продавец встает и протягивает мне книгу. Маленькую, элегантную, но с жестким названием: «Порок и добродетель».

— Возьмете?

— Да!

Понимаю, что произнес это «да» странным образом, охотно и радостно. Обычно я так не говорю. Вспоминаю Беатрис. Мне ее жалко: мои обычные «да» такие покорные, со сдержанным вздохом, я соглашаюсь по воле рока… мои «да» всегда безрадостны.

Ну а сейчас я возвращаюсь домой с пакетиком в руке, веселый, как мальчишка, тайком забежавший в кондитерскую, — в моей покупке есть оттенок вызова, мятежа, сам не пойму какой, но есть. Дома сразу же кладу лакомство на отведенную мне половину кровати — это на вечер.

— A-а, ты пришел? Мог бы и поздороваться!

Подхожу к жене и целую ее в лоб. А по пути хватаю маленькую разбойницу, которая искоса следит за мной. Поднимаю ее к потолку: «Вот она, Ма-ри-он, вот она, марионетка, вот она летит, вот она под потолком…»

Я пою плохо, но ей все равно нравится моя песенка, звучно чмокаю дочку и осторожно опускаю на пол.

— Бенжамен… Что ж ты даже на меня и не взглянешь, придя домой! Одна Марион в счет, но я ведь тоже существую!

— Тоже хочешь к потолку?

Глупость сморозил. Не надо было этого говорить.

— К потолку? Я предпочла бы к небу, если хочешь знать. А из всех небес предпочла бы седьмое. Ну так как? Будет у нас свидание сегодня вечером?

Я смотрю на букет, стоящий на буфете. Прелестные цветочки, чудесные оттенки…

— Может, ты опять нездоров? Что на этот раз болит? Голова или живот?

Правда, до чего же красивые цветы. Очень, очень красивые. Снимаю шляпу перед цветочником. Не устаю ими любоваться. И вдруг чувствую близость к природе. Хочется бродить по лесу, собирать полевые цветы, слушать птиц…

— Если у тебя что-нибудь болит, скажи. Ну? Что у тебя болит?

И листья вокруг букета тоже очень мне нравятся: такие свежие, весенние…

— Бенжамен, я с тобой разговариваю!

— Да… Я засмотрелся на цветы… красивый букет.

— Ты не поверишь — цветы прислал Мартен…

Отчего же — поверю.

— Говорит, ему было так у меня хорошо…

И снова верю.

— Ему хотелось отблагодарить. Кажется, он очень рад, что будет со мной работать…

Все еще верю.

— Понимаешь, этот букет — он просто из вежливости, такой знак внимания. Мартен ведь очень хорошо воспитан…

А вот теперь не верю.

— Бенжамен, пока я схожу за Марион, ты, если не очень плохо себя чувствуешь…