Шеннон Дрейк - Обрученная с ветром

— Я был так хорош?

— Простите?

Он громко рассмеялся.

— Неважно. Спите.

— Так хорош… — пробормотала она. Потом ахнула и во внезапном смятении повернулась, ударив кулаком его в грудь.

— Черт! — выругался он, потом обхватил ее запястья и притянул к себе, глаза его светились серебром.

— Помните, любовь моя, движения вызывают это великое пробуждение.

— Я запомню!

Она вырвалась от него, но, похоже, не собиралась продолжать споры в эту ночь. Она лежала рядом с ним, касаясь его.

Но не шевелилась.

Он обнял ее одной рукой и снова крепко прижал к себе. Закрыл глаза. Отдых. Видит Бог, ему необходим отдых.

Но Роза не спала. Она неожиданно откашлялась и прошептала:

— Если вы…

— Что? — огрызнулся он.

— Если вы любите Анну…

— Если я люблю Анну, то что? — устало спросил он.

— Как можете вы быть здесь, со мной? — прошептала она.

Действительно, как он мог? С тех пор, как он встретил Анну, он никогда не изменял ей. Ни во время путешествий с королем, ни при дворе.

Он считал, что любит Анну. Но за всю свою жизнь он никогда не знал ничего столь непреодолимого, как влечение к этой медноволосой мегере, ставшей его женой.

Он должник Анны! Ему следует отправиться вскачь и найти ее, убедиться в ее благополучии. Но он определенно никогда не сможет объяснить Розе бурю в своей душе. Он будет величайшим на свете дураком, если когда-нибудь позволит ей узнать о желании, которое она вызывает в нем, о том, как крепко зацепила она его чувства…

И его душу.

— О, оставьте меня в покое! — сказал он с внезапно вспыхнувшим гневом.

— Но…

Он сел.

— Хватит! Вы, миледи герцогиня, кажется, являетесь моим утешением! Бальзамом для ран. И, кроме всего прочего, — сказал он, снова разъяренный, — хотя я и не слишком этого желал, вы стали моей женой! Вы заявляете, что неповинны во всем этом…

— Я невиновна! Мне причинили зло! И если бы вы были хоть немного добры, вы позволили бы мне вернуться домой в Виргинию!

— О, любовь моя! — сказал он низким, дрожащим от волнения голосом. — Вы не поедете в Виргинию. Вы — дома, я уже говорил вам об этом, смиритесь. И хватит об этом!

— Это не…

— Поговорите со мной еще и, клянусь, я стану доказывать вам, что ваши движения возбуждают меня, всю ночь!

Она вдохнула, словно собираясь снова заговорить. Заметила выражение его глаз. Ее глаза пылали гневом.

Но она молчала.

Когда его руки крепко обхватили ее, она издала стон.

Медленно вдохнула. И наконец замерла.

Он ощущал только биение ее сердца.

Если бы только он мог уснуть…

Но он лежал без сна, мысли его кружились.

Наконец он обнаружил, что она спит. Он вдыхал аромат ее волос, и обнимал ее шелковистое мягкое тело, и знал, что в нем снова возникло желание.

Ее дыхание было медленным и ровным. Она спала так сладко. Мягкая и нежная в его руках.

Что она с ним сделала? Как сумела сделать его совсем другим? Околдовала его?

Может, страсть изживет себя. Может…

Он с трудом сглотнул. Боже, он снова хочет ее. Он чуть придвинулся к ней. Погладил ее волосы, дотронулся до щеки. Она была чуть влажной. Слезы. Гордая непослушная Роза! Она тихо плакала, пока не уснула.

Он поцеловал ее влажную щеку и обнял ее еще нежнее.

И попытался отрицать, что уже немножко влюблен в нее.

Солнце освещало старинное поместье Пирса, замок Дефорт, построенный на пути Завоевателя, когда он впервые ступил на английскую землю, крепость, сложенная из земли и камня, чтобы отбить англосаксам охоту прятаться в лесах за Гастингсом. За долгие годы замок сильно изменился. Когда угроза нападений извне уменьшилась, были проделаны окна, и семейство тратило свое богатство на создание комфорта в доме. Теперь богатые гобелены покрывали холодные каменные стены. Персидские ковры и шерстяные коврики лежали на полах. На мебели из дуба и красного дерева была богатая обивка, а цветное стекло добавляло множеству окон красочность и элегантность.

Семейству Дефортов многое пришлось пережить. Во времена кровавого правления последних Плантагенетов, потом в дни Тюдоров и Стюартов Дефорты сумели сохранить большую часть своих владений. Даже когда Кромвель стал лордом-протектором, а отец Пирса отправился на эшафот за то, что поддерживал Карла I, земли Дефортов были оставлены в покое. Сам народ мог восстать, если бы добрую и прекрасную мать Пирса выгнали из ее собственного дома, и Кромвель предпочел — с врожденной мудростью, приведшей простолюдина к власти над Англией, — не обращать внимания и оставить леди Дефорт в покое. Она спокойно управляла поместьем, постоянно сообщая Пирсу в письмах о делах в Англии.

Он даже не знал, что она больна, пока не вернулся с королем домой после победы. Она приветствовала его на пороге огромного зала, а затем упала ему на руки. Всю ночь, в лихорадке, она говорила, гладя его лицо, благодаря Бога, который позволил ей снова увидеть сына, что теперь может с легкостью умереть и заверить его отца, что все хорошо.

К его услугам были лучшие врачи короля, но никто не смог спасти ее, и он держал ее на руках, укачивая, когда она испустила последний вздох.

Возможно, именно поэтому они с королем были так близки. Они оба познали горечь и боль от потери любимых во времена великих испытаний. Карл понимал, что Дефорты страдали ради него. Возможно, именно поэтому он был таким другом.

Хорош друг! Заставил жениться.

И теперь он провел несколько дней, наслаждаясь семейной жизнью, и уж что-что, а чувства его были еще более взбудоражены, чем раньше.

Он смотрел из окна своей конторы, места, бывшего для него более близким, чем огромная спальня, ведь здесь он хранил свои книги, гроссбухи и бумаги. Здесь он занимался делами, и здесь он скрывался. В конторе стоял огромный дубовый стол. Устав, он закидывал на него ноги, растягивался в кресле и закрывал глаза. В ящиках хранились всевозможные письменные принадлежности и прекрасная коллекция напитков, собранных со всего света. У стены стояла желтая, с вышитой обивкой, кушетка, подарок принца Оранжского, зятя Карла. Среди картин на стенах были полотна Ван Дейка, подаренные его отцу отцом короля.

Он вглядывался в свои владения, которые так любил, потом снова повернулся к стоявшему перед ним человеку. Это был высокий мужчина, почти такой же высокий, как сам Пирс, со спокойными карими глазами и шапкой каштановых волос. Его звали Джеффри Даран. Он родился в Брюгге и служил наемником в нескольких армиях. Однажды во время схватки Пирс убил солдата, собиравшегося перерезать Джеффри горло. С тех пор Джеффри стал его слугой.

Пирс привез его в Англию, поскольку он был умным и сильным, хорошим человеком, на которого можно положиться и который нуждался в честном хозяине. Он был упорен, решителен и милосерден — все эти свойства делали его великолепной «правой рукой».

— Капитан «Прекрасной дамы», направляясь на запад, догнал «Янки», идущий из Лондона. С него сообщили, что на борту действительно находится женщина, являющаяся служанкой вашей жены. Море было бурным, поэтому наиболее благоразумным показалось отказаться от попытки вернуть женщину, тем более что ее везли домой, в Виргинию. Я ждал в доках и, как только получил эту информацию, конечно же, милорд, немедленно поспешил сюда.

— Это хорошие новости, — сказал Пирс. — На самом деле в этой истории Джемисон Брайант — всего лишь дурак, — тихо добавил он с легким оттенком горечи в голосе. Он мог говорить откровенно. Джеффри достаточно хорошо знал круг знати, в котором вращался Пирс, чтобы понимать, о чем говорит хозяин. — Но ведь есть еще Джером! Я всегда старался терпеть его ради Анны. Я только молюсь… — он внезапно замолчал.

— Служанку не обижали, — заверил Джеффри. — И конечно же, ни один человек не причинит вреда своей собственной сестре.

Пирс не был так уверен. Все они были такие идиоты! После того как Анна вышла замуж за Джемисона, тот стал распоряжаться ее землями. А теперь он будет распоряжаться ими вместе с ее братом. Джером всегда жаждал власти и денег.

Джемисон всегда жаждал Анны.

Теперь от всего этого Пирс испытывал тупую боль.

— Больше ты ничего не узнал? — спросил Пирс.

Джеффри покачал головой.

— Я думаю, милорд, что вы обнаружили лучший след в тот день, когда наткнулись на маленькую таверну к югу отсюда, хозяин которой упомянул о всаднике, потребовавшем еду в такой спешке. Похоже, что они уехали куда-то к Каналу.

— Но куда? — задумчиво и тихо произнес Пирс.

Он сжал кулаки за спиной, подходя к решетчатому окну, чтобы посмотреть на невысокие холмы, расстилавшиеся за замком. Дом его был прекрасен! Час езды верхом до Лондона, еще несколько часов упорной скачки — до Английского Канала. Ландшафт был низкий, но бесконечно холмистый, в пышном многоцветном облачении: густо-изумрудные поля, фиолетовые пятна вереска, желтые снопы пшеницы.

К своему безграничному удивлению, он внезапно обнаружил, что поле перед ним не безлюдно. Всадник, облаченный в накидку с капюшоном, начинал подъем по склону, ведущему в лес.

Он не мог понять, почему создалось впечатление, будто всадник прячется. Возможно, потому, что лошадь встала на дыбы и замерла, позволив ездоку быстро оглянуться. Возможно, из-за накидки с капюшоном. Всадник. Проклятие!

Это же моя жена, подумал он, развеселившись, с изумлением — и с яростью. Он повернулся к Джеффри:

— Пожалуйста, извини меня! Я сейчас вернусь.

Он поспешно выскочил из конторы и пересек величественный холл замка. Он бежал по каменным ступеням и через двор до конюшни, где мрачно кивнул конюху, поспешившему ему на помощь.