— Успокойся, ангел, — сказал он. — Наши старики вне опасности. Мне удалось поладить с Яковом. — Он встал перед ней на одно колено и, глядя прямо в глаза, поклялся: — Все эти красотки вроде тех, которых ты сегодня видела, — мое прошлое. А ты — мое настоящее и мое будущее. Отныне будет так, как написано на наших кольцах: «Ты, и никто другой».

— Я видела, что сегодня утром ты целовал Лавинию Керр.

— Я не целовал Ливи. Это она поцеловала меня при встрече, — настаивал Гордон. И, взглянув в окно, вдруг сменил тему: — Давай отправимся на Хай-стрит? Я знаю одну симпатичную таверну, где можно пообедать и чего-нибудь выпить.

— Ты пытаешься загладить вину? — капризно подняв черные брови, спросила Роберта. — Меня такими штучками не купишь.

Гордон покачал головой, одарив ее своей неотразимой улыбкой:

— Я пытаюсь обольстить тебя, ангел.

Это вызвало некое подобие улыбки и на ее губах — Гордон понял, что гроза миновала.

— А ты что, вяжешь Смучесу новую попонку?

Роберта отрицательно покачала головой и протянула ему свое рукоделие.

— Это одеяло для нашего сына.

— Гм, я совсем не против. Но Гэвин заказал нам именно сестренку, — напомнил он. — Ну а теперь — на Хай-стрит, дорогая?

Через полчаса они уже выехали со двора королевской конюшни. Искоса поглядывая на Гордона, Роберта чувствовала, что больше не может сердиться на него. Он был красив, по-мужски обаятелен и на несколько лет старше ее. А поскольку они поженились совсем юными, как он мог оставаться верен своей девочке-жене в ожидании, пока она подрастет?

Повернув на юг, они проехали по Кэннонгейту, и по пути Гордон показывал ей достопримечательности города. Справа, окруженный садами и обширными службами, располагался особняк Кэмпбелов. Чуть дальше возвышалась Кэннонгейтская тюрьма, где томились узники, а позади нее дом Джона Нокса и собор Святого Джайлза.

Менее чем в миле виднелся Эдинбургский замок. Внимание Роберты привлекло возведенное рядом с ним какое-то бесформенное деревянное сооружение.

— Что это такое? — указала она на сооружение, резко остановив коня.

Гордон не ответил. Роберта повернулась в седле и посмотрела на мужа. Лицо ее было мрачным.

— Что это? — повторила она.

— Эшафот, где палач душит и сжигает тех, кто обвинен в колдовстве, — нехотя ответил он.

Роберта заметно побледнела. Она взглянула на свою левую руку, прикрытую перчаткой для верховой езды, но даже не подумала посмотреть на ожерелье — в последние дни ее звездный рубин постоянно оставался темным. У нее было предчувствие грозной опасности, которая подстерегает ее в Эдинбурге.

В одном из модных магазинов Гордон отобрал для Роберты несколько нарядных платьев и велел прислать их во дворец Холируд. В ювелирной лавке он купил ей серьги с изумрудами, а на Лоун-маркет Роберта присмотрела ткани и кружево на приданое их малышу.

— Ты проголодалась? — спросил Гордон, когда они покончили с покупками.

— Ужасно! Умираю с голода.

Гордон свернул на Принсес-стрит и, зайдя в таверну Макдоналдс, они подкрепились там вареными мидиями и морскими гребешками, приправленными травами, а также ячменными лепешками с медом и ореховым пирогом.

— А теперь расскажи, что произошло между тобой и королем, — попросила Роберта.

— Благодаря моему лизоблюдству наши отцы сравнительно легко отделались, — сказал ей Гордон. — Они извинились перед Яковом и должны будут завтра на службе извиниться публично.

— Я поверить не могу, что отец на это согласился, — сказала Роберта. — Он всегда поносил Якова за то пренебрежение, с каким король относился к унизительному положению своей матери.

Гордон пожал плечами.

— Я и не говорил, что им понравилась эта идея. Но у них не было выбора: либо публичное извинение, либо тюрьма.

— Боюсь, что мне не очень-то понравится при дворе, — заметила Роберта. — Здесь человека на каждом шагу подстерегает опасность.

— Не забивай этим свою хорошенькую головку, — сказал Гордон, прикасаясь к ее руке. — Скоро мы с тобой вернемся в Инверэри. В конце концов, Яков не поставит мне в вину, что я хочу, чтобы мой наследник появился на свет в Арджиле.

Это заметно улучшило настроение Роберты.

— Король не упоминал о моем брате?

— Твой отец говорит, что Даб женился на ИзабельДебре.

— От Босуэла я узнала, что Даб и Изабель скрываются в Хайленде, — сказала Роберта. — Изабель — моя лучшая подруга, а теперь еще и родственница, невестка. Надеюсь, король простит Даба и вернет его в Эдинбург.

— Дай мне несколько дней — и я улажу это, — заверил ее Гордон. — Кстати, завтра вечером мы ужинаем с королем.

— Боже мой, — трагическим шепотом вскричала Роберта, — а мне и надеть-то нечего!

Гордон хмыкнул:

— Все вы женщины таковы. Чуть что, сразу начинаете охать, что вам нечего надеть. Мы, мужчины, проще относимся к таким вещам. Почему бы и вам не быть такими же практичными?

Роберта удивленно раскрыла глаза.

— Ты и в самом деле хочешь, чтобы я была похожа на тебя? — спросила она.

— Ангел, ты совершенство, будь всегда такая, какая есть, — ответил он, наклонившись и целуя ее в щеку.

Покончив с едой. Гордон достал из кармана и бросил на стол несколько монет. Потом встал и помог подняться Роберте.

— Мы банкроты? — спросила она.

— Нет, но сделать свою жену счастливой обходится гораздо дороже, чем я думал, — шутливо сказал он.

Пройдя сквозь заполненную народом таверну к выходу, Гордон потянулся к двери, но та неожиданно распахнулась, и они оказались лицом к лицу с Мунго Маккиноном и Лавинией Керр.

— Горди! Вот так встреча! А я и не знал, что ты тоже тут, — приветствовал его Мунго.

— Добрый вечер, Горди, — с улыбкой произнесла Лавиния. — Как приятно, леди Роберта, встретиться с вами вновь.

Гордон сдержанно кивнул им. За него ответила жена.

— Добрый вечер, Ливи, — сказала она, и в ее устах это имя прозвучало как оскорбление.

— Какие чудесные изумруды у тебя в ушах, — сказала Лавиния, делая вид, что не замечает ее тона.

— Это подарок мужа. Они мне очень нравятся. — Роберта дотронулась до серег. — У Горди изумительный вкус. Эти изумруды так подходят к моему обручальному кольцу.

— Да, он знает толк в драгоценностях. — И Лавиния провела рукой по сапфировому ожерелью, которое прекрасно гармонировало с ее синими глазами.

Роберта едва не задохнулась от злости, но лишь смерила сластолюбивую красотку холодным взглядом. Нет, ей никогда не победить в словесной дуэли со стервой, стоящей перед ней. Ну еще бы, ведь эта змея годами тренировалась при дворе.

— Мунго, завтра я играю в гольф с его величеством, — прерывая неловкое молчание, сказал Гордон. — Не хочешь после мессы присоединиться к нам?

— Хорошо, я приду. — А мы только что были на Лоун-маркет, и я накупила там кружев самых разных цветов, — одарив Роберту сладкой улыбкой, сказала Лавиния. — Поскольку эти необычные перчатки, что на вас, в такой моде при английском дворе, я собираюсь завести себе к каждому платью подходящую по цвету пару.

Роберта поняла, что Лавиния что-то заподозрила. Черт бы побрал этого Мунго за его длинный язык! Теперь Лавиния попытается узнать, что скрывается под перчатками. Если Мунго уже не выболтал ей про это.

— Извините, но нам пора, — попрощался Гордон. А выйдя с женой на улицу, спросил: — О чем вы говорили? Роберта была явно расстроена.

— Я только что едва не попала в западню со своей ложью, — призналась она.


— Ангелы не лгут, — с улыбкой сказал Гордон.

— Ну, а я солгала.

— О чем?

Роберта стыдливо опустила глаза и призналась:

— Я сказала леди Армстронг и леди Элиот, что мои перчатки без пальцев — это самая последняя мода при дворе Тюдоров.

Гордон громко расхохотался. Потом крепко обнял ер за плечи и прижал к себе.

— Это вовсе не смешно, — сказала Роберта. — Я поняла по глазам Лавинии, что она догадывается, в чем тут дело. Как мне быть, если она проболтается королю о том, что у меня на руке дьявольский знак?

Гордон притянул ее еще ближе и поцеловал в губы.

— Не тревожься о таких пустяках, — успокоил он ее.

Роберта взглянула через плечо в сторону Эдинбургского замка.

— Эшафот вовсе не кажется мне пустяком, — тихо проговорила она, и по спине ее пробежала леденящая дрожь.

— Послушай меня, ангел. — Гордон повернул ее лицом к себе. — Всякий, кто назовет тебя ведьмой, может заранее считать себя покойником. Я буду защищать и оберегать тебя всю свою жизнь.

— А почему? — спросила Роберта, ища в его глазах правду.

— Что за вопрос? — удивился Гордон. — Ты моя жена и носишь моего ребенка. Какая еще нужна причина?

Лучше бы он сказал, что любит меня, подумала Роберта. Она изобразила притворную улыбку и взяла его под руку со словами:

— Ну что ж, я спокойна за свою жизнь каждый день недели, а в воскресенье — вдвойне.

— Вот и умница, — сказал Гордон, похлопав ее по руке. Потом кивнул трактирному слуге, чтобы тот привел их лошадей.

Если б только он любил меня, подумала Роберта, не в силах выбросить из головы зловещий образ эшафота. Если б только он любил меня, и мы снова были бы в горах на летнем пастбище!


А в это время Мунго Маккинон и Лавиния Керр сидели в таверне Макдоналдс и приглушенными голосами разговаривали о супругах Инверэри.

— Я поверить не могу, что эта дикарка с гор и в самом деле в один прекрасный день станет герцогиней Арджил, — с недовольной миной сетовала Лавиния, удивленная и раздосадованная тем, что упустила такую прекрасную партию.

— Это дитя гор не такое уж ничтожество, — возразил Мунго. — Она единственная дочь Макартура и племянница графа Басилдона.

— Не могу понять, зачем она сказала, что при дворе Тюдоров в моде эти перчатки, — с жаром продолжала Лавиния, не замечая насмешливого взгляда кузена. — Она что, старается сделать из нас дураков?