— Бабушку Бидди? — отозвался Дьюи. — Она не захочет подниматься в горы.

— Скажи, что Роберта заболела, — прервал его Гордон. — Скажи, что ей нелегко самой приехать в Инверэри.

Дьюи понимающе кивнул.

Дойдя до хижины Коры, Гордон без стука вошел внутрь. Слегка толкнув спящую Кору в плечо, чтобы разбудить, он сказал:

— Собирай свои пожитки. Я отсылаю тебя назад в Инверэри. А ребята останутся со мной.

— Я не хочу, чтобы эта ведьма была рядом с моими сыновьями, — завелась та. — Я никуда не поеду.

Гордон невольно сжал кулаки, борясь с неодолимым желанием ударить ее.

— Меня не интересует, хочешь ты или нет, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — И если ты когда-нибудь еще назовешь мою жену ведьмой, я велю Фергусу выпороть тебя кнутом и выгоню вон из Арджила.

Кора поджала губы, но благоразумно промолчала и быстро собрала свои вещи. Потом подошла к соломенному тюфяку, на котором спали Дункан и Гэвин. Мягко потеребив того и другого, чтобы разбудить, она улыбнулась их сонным личикам и поцеловала каждого в щеку.

— Фергус просит меня вернуться в Инверэри, — сказала она. — А ваш отец возьмет вас с собой в охотничий домик, так что вы не останетесь без присмотра.

Потом она взяла на руки своего младшего, а Дункан и Гэвин поцеловали сводного братца. Бросив на Гордона хмурый взгляд, Кора вышла за дверь.

Оставшись наедине с отцом, мальчики выжидательно поглядели на него.

— Я хочу поговорить с вами о леди Роб, — сказал Гордон, присаживаясь к ним на тюфяк. — Но только пообещайте, что не расскажете ей о нашем разговоре. Я могу вам доверять?

— Мне можешь, — с готовностью сказал Дункан. — А вот Гэвин не умеет хранить тайны.

— Сумею, — пообещал малыш. — Ради леди Роб я бы и не то сделал.

— У леди Роберты было очень одинокое детство. Дети в клане Макартуров боялись пятна на ее руке и отказывались с ней играть, обижая ее этим, — сказал сыновьям Гордон. — А недавно она заболела и сейчас не очень хорошо себя чувствует.

— Но она не умрет, нет? — спросил Дункан.

— Нет, скоро приедет бабушка Бидди и полечит ее, — ответил Гордон. — Но я хочу быть уверен, что мои сыновья будут относиться к леди Роб хорошо. Она очень любит вас обоих, и было бы просто стыдно отвечать ей на это неблагодарностью. Могу я положиться на вас?

— На меня можешь, — заверил Дункан.

— И на меня тоже, — подхватил Гэвин.

— Тогда пошли. — Гордон встал с тюфяка и добавил: — Роберта готовит нам замечательные лепешки. Дьюи говорит, что они даже вкуснее, чем у бабушки Бидди. Но надо поспешить, а то Смучес, пожалуй, слопает все, и нам ничего не достанется.


Роберта схватила деревянную лопатку и сняла с противня последние лепешки. Осторожно, боясь уронить, она положила их на доску и прикрыла льняным полотенцем, чтобы они оставались теплыми и мягкими до прихода мужа.

Куда отправился Гордон? Наверное, просто повидать Гэвина и узнать, как он себя чувствует, решила она.

He успела она отойти от очага, как позади нее со скрипом открылась дверь. Обернувшись, она застыла в изумлении: вслед за мужем в домик вошли его сыновья. Смучес первым пришел в себя. С радостным лаем щенок бросился к мальчикам и начал прыгать вокруг них.

— Смотри, кто со мной пришел, — как ни в чем не бывало проговорил Гордон, ставя на стол кувшин молока.

Улыбнувшись, Роберта сделала шаг навстречу мальчикам.

— Вот и замечательно. Садитесь за стол и помогите нам управиться с этими лепешками, — пригласила она.

— Я один могу съесть их целую гору, — сказал Дункан, опуская на пол свой мешок с вещами.

— И я тоже, — подхватил Гэвин, стараясь ни в чем не отставать от брата.

— Так вы готовы? — спросил Гордон. А когда они кивнули, он повернулся к Роберте и широким жестом показал на открытую дверь: — Мы дарим тебе солнечный свет…

— Вот эти цветы, — сказал Дункан, протягивая ей свежесобранный букет из лютиков и ромашек.

— И наши приветливые улыбки, — добавил Гэвин.

Роберта весело засмеялась.

— Благодарю вас, милорды. Не могу сказать, что из этих трех вещей для меня дороже. — Она налила воды в кувшин и поставила туда цветы. — Тащите табуретки, — приказала она. — А кто хочет «молока старой Мойры»?

— Я, — отозвался Дункан.

— И я тоже, — сказал Гэвин.

— И, конечно, я, — добавил Гордон.

Роберта выложила на стол лепешки и разлила по кружкам молоко. Гордон сел на один стул, она на другой, а ребята уселись на табуретки. У нее было такое ощущение, что здесь, в горах, они все — одна семья. Теплое чувство сопричастности и родства охватило ее.

— Эти лепешки не хуже, чем у бабушки Бидди, — сказал Дункан.

— Даже лучше, чем у нее, — поправил брата Гэвин.

— Ты неисправимый льстец, — сказала Роберта малышу.

— А что это такое? — спросил тот.

— Это такой любезный человек, который всегда говорит дамам то, что они желают услышать, — пояснила она.

— Так, значит, он лжет? — спросил Дункан.

— Ну, иногда говорить правду не очень любезно, — возразила Роберта.

Ребята вопросительно посмотрели на отца. Гордон пожал плечами и кивнул, показывая, что, в общем-то, он с этим согласен.

— А мы останемся с вами на все лето? — поинтересовался Гэвин.

Тут уже Роберта бросила на мужа вопросительный взгляд.

— А как же Кора?

— Фергус хочет, чтобы она вернулась в Инверэри, — уклончиво сказал тот. — Наверное, соскучился по ней и малышу.

— А вы что, не хотите, чтобы мы жили у вас? — спросил Гэвин.

— Господи боже, ну конечно, хочу, — ответила Роберта. — Представляю, сколько проказ мы вчетвером тут устроим.

Гордон указал на Смучеса и поправил:

— Ты хотела сказать — впятером.

— Ты прав, — с улыбкой сказала Роберта. — Конечно же, впятером.

После завтрака Гордон с Дунканом отправились рыбачить, а Гэвин предпочел остаться дома. Роберта вышла вместе с ним из домика и уселась под раскидистой березой, в то время как Смучес принялся шнырять по ближайшим кустам.

— Скажите, а когда можно говорить неправду? — спросил вдруг Гэвин, глядя на нее пронзительными серыми глазами, так похожими на отцовские.

— Лучше бы, конечно, всегда говорить только правду, — пряча улыбку, сказала Роберта. — Однако бывают разные случаи. Плохая ложь всегда во зло, а добрая ложь иногда помогает не огорчить или не рассердить любимого человека. Поэтому плохая ложь причиняет боль, а добрая ложь предотвращает ее.

— Я понял, о чем вы, — сказал Гэвин. — Если дедушка спросит, выучил ли я уроки, я должен ответить «да», даже если не выучил. Ведь дедушка старый, и мы не должны его огорчать.

— Пожалуй. — Роберта нагнулась и сорвала цветок одуванчика. — Закрой глаза. Я хочу посмотреть, любишь ли ты масло.

— А как вы это сделаете? — спросил малыш.

— Если я приложу этот цветок к твоему подбородку и на нем отразится желтое, значит, ты любишь масло, — сказала Роберта.

Гэвин тут же закрыл глаза и приподнял подбородок.

— О, я вижу ты просто обожаешь свежее масло, — засмеялась она.

Гзвин хихикнул.

— А дайте-ка я попробую.

Роберта протянула ему одуванчик, закрыла глаза и тоже приподняла подбородок. Его голос прозвучал очень близко от нее, когда малыш произнес:

— Вы тоже любите масло.

Она открыла глаза и увидела, как он расплылся той же неотразимой улыбкой, какой отличался его отец. Потом неожиданно взял ее за левую руку и поцеловал родинку.

— Я люблю вас, леди Роб, — пробормотал он при этом. Слезы навернулись у нее на глаза, и она смахнула их кончиками пальцев.

— Я тоже люблю тебя.

— Тогда почему у вас слезы на глазах?

— Это от радости, милый, — ответила она. — Женщины плачут, и когда они счастливы.

Гэвин бросился в ее объятия, и она крепко прижала мальчика к себе. Как бы она хотела, чтобы и его отец сказал ей эти же самые слова. Боже правый, ведь случилось то, чего она боялась больше всего, с чем боролась много месяцев. Она влюбилась в Гордона Кэмпбела.


В ту ночь Роберта узнала, что значит быть замужем и с детьми. Ребятишкам Гордон постелил на полу, и она накрыла их одеялом. Смучес тут же залез туда и устроился между ними на ночь.

Потушив свет, Роберта разделась и забралась в постель, уютно устроившись рядом с мужем. Лежа в его объятиях, она чувствовала себя спокойно и удобно, а когда Гордон потянулся к ней и накрыл ей рот сладким поцелуем, обвила его шею руками и еще теснее прижалась к нему.

— Леди Роб, — раздалось вдруг в темноте.

— Что тебе, Гэвин?

— А мы и завтра утром будем есть лепешки?

— Если хочешь.

— Я хочу.

— И я тоже, — подхватил Дункан.

— Ну что ж, ладно, — сказала она. — Но учтите, если я не высплюсь, то буду слишком усталая, чтобы готовить для вас.

На некоторое время воцарилась тишина.

Немного выждав, Гордон снова придвинулся ближе и бесшумно поцеловал ее. Роберта скользнула языком ему в рот, и поцелуй стал испепеляюще страстным. Пальцы Гордона прошлись по ее обнаженным ногам, и у нее перехватило дыхание, когда он стал гладить ее между бедер.

Стараясь не шуметь, Гордон накрыл ее тело, и Роберта впустила его внутрь себя. Но кровать предательски заскрипела, когда они начали двигаться в такт, охваченные нарастающей волной сладострастия.

— Что вы делаете? — громко спросил Гэвин в темноте.

Гордон с Робертой замерли.

— Они делают тебе сестренку, — громким шепотом сказал Дункан. — Молчи, если не понимаешь.

— Спасибо, — крикнул Гэвин.

Гордон и Роберта не знали, то ли смеяться, то ли досадовать. Смирившись с неизбежным, Гордон скатился с жены и прижал ее к своему боку.

— Спокойной ночи, ангел, — шепнул он.

— Спокойной ночи, муженек.


— Бабушка Бидди приехала! — закричал Гэвин, бросаясь навстречу старушке, вылезавшей из повозки.

Торопливо выйдя из конюшни, где он чистил лошадей, Гордон с облегчением увидел ее рядом с Дьюи и Гэбби.