— Мария Стюарт вела себя мужественно, не теряя чувства собственного достоинства, — ответил Берли, и в тоне его прозвучало невольное уважение. — Присутствовать при этом было очень тяжело. Убийство королевы — грязное дело.

Роберта больше не могла сдерживаться. Она вскочила с кресла и бросилась к мужчинам, ошеломив их своим внезапным появлением.

— Предатели! Вы гнусные английские свиньи! Как вы осмелились убить нашу королеву! — вне себя кричала она. — Мы, шотландцы, сожжем вашу Англию дотла! Господи боже, да мы…

— Замолчи! — прикрикнул на нее дядя Ричард.

Привыкшая слушаться его во всем, Роберта тут же замолкла. Но глаза ее сверкали бешенством, когда она смотрела на собравшихся здесь мужчин.

— Кто эта шпионка? — требовательно спросил Уолсингем.

— Это племянница графа Ричарда. Она приехала из Шотландии, — ответил Генри.

Королевский советник повернулся к графу и сказал:

— Вели ей собрать свои вещи. Мы будем держать ее в Тауэре, пока королева не решит, что пришло время объявить миру о казни Марии.

— Что-что?.. — не веря своим ушам, переспросил граф Ричард.

— Фрэнсис, в этом нет необходимости, — вмешался лорд Берли, бросив многозначительный взгляд на графа Ричарда. — Если граф гарантирует нам…

— Вы не должны заключать Роберту в Тауэр, — добавил со своей стороны Генри. — Это было бы слишком.

Не обращая внимания на их протесты, Уолсингем отрицательно покачал головой. Потом, приблизившись к Роберте, сказал:

— Я обещаю, что тебе не причинят никакого вреда.

Роберта вдруг наклонилась и быстрым, как молния, движением выхватила свой шотландский кинжал из ножен. «Последнее средство», так в Хайленде называют его. И тут же приставила смертоносное лезвие к горлу государственного секретаря. Уолсингем замер.

— Я умею обращаться с этим оружием и не побоюсь использовать его против английской свиньи вроде тебя, — пригрозила ему Роберта. — Попробуй только сделать хоть шаг вперед.

— Роберта, опомнись! — воскликнул Генри. — Ты поднимаешь оружие на приближенного королевы.

— Мне очень жаль, Генри, — сказала она спокойно (кинжал придал ей храбрости). — Но я в первую очередь — уроженка Хайленда, и только во вторую — английская леди.

— Басилдон, угомони свою племянницу, иначе все наши планы пойдут прахом, — приказал Уолсингем.

— Ее пребывание в Тауэре в течение нескольких недель необходимо в государственных интересах, — сказал ему Берли. — Я лично отвечаю за ее безопасность.

Роберта посмотрела на дядю. Он тоже неотрывно смотрел на нее. Их взгляды встретились, и граф едва заметно ободряюще улыбнулся ей. Что бы это значило, спросила она себя. Неужели он все-таки собирается передать ее приближенным королевы?

— Если вы хотите отправить в Тауэр дочь моей сестры, — заявил Ричард, — вам придется предъявить приказ об ее аресте.

— Очень хорошо, но тогда королева будет в курсе произошедшего, — ответил раздраженный Уолсингем. — Я думаю, вы сумеете продержать это отродье в надежном месте до утра.

— Конечно.

Не прибавив больше ни слова, государственный секретарь направился к выходу.

— Я буду ждать вас во дворе, — сказал он канцлеру и исчез за дверью.

— Тебе не поздоровится. Хлебнешь ты с этим делом лиха, Ричард. Ничего хорошего тебе это не сулит, — пробормотал Берли.

Граф пожал плечами.

— Сестра поручила свою дочь моему попечению, и я отвечаю за нее перед богом и людьми.

— Я понимаю, — ответил Берли. — Будем надеяться, что и королева Елизавета это поймет. Ну как, ты идешь, Талбот?

— Нет, я переночую дома, — ответил Генри. — А утром вернусь в Ричмонд.

— Как знаешь. — И с этими словами Берли последовал за государственным секретарем.

Все так же не выпуская из рук обнаженный кинжал, Роберта стояла не шевелясь. Она не знала, что теперь делать, и не находила, что сказать.

Граф подошел к окну и посмотрел, как королевские приближенные удаляются по направлению к причалу. Наконец, после долгого и неловкого молчания, он повернулся и сказал:

— Вложи кинжал в ножны, племянница. Иди сюда, сядь.

— А ты никогда не говорила мне, что носишь кинжал, привязанный к ноге, — вставил Генри.

— Генри, беги в Дауджер-хаус, — прервал его Ричард. — Приведи моего племянника и маркиза, но предупреди, чтобы они ничего не говорили своему спутнику, этому Мунго.

Генри кивнул и вышел из кабинета.

Несколько минут спустя он снова появился на пороге вместе с обоими шотландцами. Тут же явилась и леди Келли.

— В чем дело? — спросил Даб, направляясь к сестре.

— А что Талбот делает здесь, ведь еще не наступил первый день весны, — спросил Гордон, идя за ним следом.

— Слава богу, что ты здесь! — вскричала Роберта, вскакивая с кресла и бросаясь к ним. Не обращая внимания на брата, она бросилась в объятия мужа.

Удивленный, Гордон обнял ее и прижал к себе. Чувствуя, что она вся дрожит, он, поцеловав ее в макушку, вопросительно взглянул на графа, ожидая объяснений.

— То, что я собираюсь сообщить вам, должно остаться в тайне, даже от вашего спутника, — начал граф. — Если вылетит хоть слово, меня тут же арестуют и бросят в Тауэр. Могу я рассчитывать на ваше

молчание?

— Клянусь, — с готовностью произнес Гордон.

— Я тоже, — сказал Даб.

Ричард кивнул:

— Советники королевы Берли и Уолсингем только что сообщили мне о казни Марии Стюарт, но…

— Они убили нашу королеву? — воскликнул Даб. — Как они осмелились!..

— Дай своему дяде продолжить, — прервал его Гордон.

— Так вот, я как раз собирался сказать, — продолжал Ричард, — что Роберта подслушала наш разговор…

— Я не подслушивала…

Гордон, не раздумывая, тут же прикрыл ей рот рукой. Потом кивнул графу, чтобы тот продолжал.

— Благодарю, Инверэри, — сухо сказал Ричард, и едва заметная улыбка тронула его губы. — Роберте не удалось остаться незамеченной. И Уолсингем решил заключить ее в Тауэр до тех пор, пока Елизавета не направит Якову официальное соболезнование.

Гордон понимающе кивнул:

— Ну что ж, мы исчезнем и скроемся в горах Шотландии.

— Я предпочитаю отправиться в Тауэр, чем вернуться в Шотландию, — заявила Роберта, вызывающе вздернув подбородок.

— Ангел, тебя никто не спрашивает о том, что ты собираешься делать, — сказал Гордон, нахмурив брови.

— Роберта, никто уже не вернет нашу королеву с того света, — попытался урезонить сестру Даб. — Подвергая себя опасности, ты ничего не изменишь и только создашь проблемы своим близким.

— Ладно, я буду молчать, — согласилась она. — Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня дядя Ричард попал в тюрьму.

— А вас не бросят в Тауэр, когда королевские приближенные обнаружат, что Роберта исчезла? — спросил дядю Даб.

— Я им скажу, что она убежала с тобой этой ночью, — ответил граф. — Берли мне поверит, а Уолсингем не осмелится возражать. Я все же доверенное лицо Елизаветы.

Гордон повернулся к графине.

— Миледи, помогите Роберте собрать самое необходимое в дорогу, — попросил он. — Остальное можно будет отправить в Шотландию позднее.

Леди Келли кивнула:

— Я думаю, Роберте лучше переодеться мальчиком, пока она не выберется из Лондона. — Она повернулась к своему брату и спросила: — У тебя, наверное, найдется что-нибудь подходящее, Генри?

— Думаю, да, — ответил Генри и пошел к выходу.


Через час Роберта вместе со своим дядей и теткой была уже в конюшне. Одетая во все черное, она походила на худенького грума в поношенной мужской одежде, слишком, просторной для нее. Черная шляпа скрывала ее густые волосы. А под плащом на груди висела кожаная сумка, в которой тихо сидел Смучес. Дядя нес вторую сумку с одеждой для мальчика вместе с самыми необходимыми в пути вещами.

Возле конюшни в молчании стояли Гордон, Даб, Мунго и Генри, ожидая ее появления. Четыре лошади были уже оседланы.

Гордон посмотрел на темное безлунное небо и сказал:

— Ночь прямо как в Хайленде, словно созданная для побегов. Ты готова сесть в седло, ангел?

Роберта кивнула, но его тон и нетерпение не понравились ей. Как это похоже на горца — радоваться, отправляясь ночью в дорогу, и возбуждаться от опасностей, которые могут встретиться в пути.

Она повернулась к леди Келли и дяде Ричарду:

— Спасибо вам за гостеприимство, это было самое лучшее время в моей жизни. Надеюсь, девочки не обидятся и не рассердятся на меня за то, что я не простилась с ними.

— Я объясню им, и они поймут, — ответила леди Келли.

Граф бросил на Гордона многозначительный взгляд, а потом сказал племяннице:

— Наш дом всегда открыт для тебя.

Роберта обняла и расцеловала их и повернулась к Генри.

— Милорд, я сожалею…

— Ты не сделала ничего, за что нужно извиняться, — прервал Генри, приложив палец к ее губам. Потом, поцеловав ее в шеку, добавил: — Будь счастлива, дорогая.

Роберта почувствовала, что вот-вот заплачет. И прерывающимся шепотом сказала:

— Благодарю вас, милорд.

Она повернулась к мужу, чтобы сказать, что готова, но тут же отшатнулась, почувствовав отвратительный запах, исходивший от него и брата. Гордон приблизился и положил что-то в оба ее кармана, но она не могла разглядеть, что это было.

— Какая вонь! — вскричала Роберта, когда Смучес в ее сумке завозился и чихнул. — Что это такое?

— Лошадиный навоз.

— Что-что? — переспросила она. — Ты с ума сошел?

— Наоборот, — с лукавой улыбкой ответил Гордон. — Я хорошо соображаю. Этот запах собьет с толку любопытных, мимо которых мы будем проезжать.

— Фу, отвратительно! Я не хочу, чтобы от меня так воняло. Меня сейчас вырвет.

— Извини, ангел. — Гордон подвел ее к лошади и помог сесть в седло. — Обещаю избавить тебя от навоза, как только выедем из Лондона.

Даб и Мунго уже сели на лошадей. Когда Гордон взялся за поводья своего коня, Генри Талбот остановил его.