– Ты готова распланировать вечеринку по случаю твоего дня рождения?

 Что?

       – Нет, я готова идти рыбачить.

 Ее глубокий вздох означает, что сейчас начнется лекция.

      – Эмма, не каждый день тебе исполняется двузначное количество лет. Я хочу, чтобы у тебя было все, что ты хочешь.

      –  Я знаю, мама. Только все, что я хочу, это ты, папа, Бретт, Джеймс и Уильям. Не переживай.

       – Эмма, если бы ты не была вся в меня, я бы запереживала, чей ты ребенок. Позволь мне угадать, ты хочешь бисквитные кексы с клубничной глазурью, мороженого не надо, подарков не надо, если только это не удочка. Ты бы предпочла втиснуть празднование своего дня рождения в твой обязательный перерыв на ланч, чтобы сразу же вернуться к рыбалке.

      В точку. Я – ее полная копия, о чем все любят мне напоминать… снова и снова. Блондинка со сверкающими голубыми глазами… Бретт и мама почти плакали, когда осознали, какая я недотепа на танцполе. Они использовали такие слова как «грациозное», «стройное», «длинное тело» - нонсенс, что тело балерины пропадает зря. Папа только подмигивает и позволяет мне незаметно скрыться в моем домике на дереве.

       Я улыбаюсь ей, и она с укором качает головой.

      – Ты разбиваешь мне сердце. - Моя улыбка увядает, и она быстро меня успокаивает. – Нет-нет, сладкая, я шучу. Это твой день, и отметим его так, как ты сама захочешь. – Даже если все будет не так, она любит меня и всегда говорит об этом.

       – Спасибо, мама.

      – Я люблю тебя, малышка.

       – Я люблю тебя до луны и обратно.

       – Хитрюга, прям как твой папа. Давай отведем тебя домой, и ты сможешь пойти порыбачить.

      Я сразу же киваю головой, и мои щеки начинают болеть от улыбки. Дорога домой быстрая, я срываюсь наверх сразу же, как только папа начинает целовать маму. Так бывает очень часто. Мои родители – просто с плаката ПВДЧ (публичное проявление дружеских чувств/ привязанности – ПВП; public display of affection).

       До того, как я успеваю исчезнуть за задней дверью, чтобы встретиться с Уильямом, папа хватает меня и подкидывает вверх.

       – Эй, малышка, куда это ты направляешься?

       – Ловить рыбу, - указываю на свою удочку, которую уронила, когда он поднял меня над своей головой.

        – Я должен был догадаться, - его теплый довольный смешок заставляет меня почувствовать себя любимой.

        – Будь осторожна. И чтобы была дома до темноты.

        – Есть, сэр.

        – Уильям тоже будет там, верно?

      – Естественно.

 Он снова смеется.

      – Бабушка приедет на ужин, спроси, не хочет ли он тоже зайти. Он ей нравится, и так как она сейчас далеко, она скучает по вам обоим.

      – Он придет.

      С тех пор, как в прошлом году умер дедушка, дом стал слишком большим, чтобы бабушка одна его содержала, поэтому она переехала в дом престарелых. Ненавижу, что не могу прогуляться до соседнего дома, когда хочу ее увидеть. Мы живем в доме, в котором выросла мама, а соседний дом – дом, где рос мой папа. Я не видела родителей моей мамы; они умерли прежде, чем я родилась. Я слышала истории, видела фотографии, но это не то же самое. Однако бабушка всегда прикрывала мою спину. Я не была принцессой в костюме балерины, но я была ее и папиной принцессой. Она любит баловать меня, а мне нравится, когда меня балуют.

      Больше всего мне нравится смотреть фотографии и видеозаписи с моей мамой. Я не ненавижу смотреть, как она танцует; я терпеть не могу выступать сама. Она была прекрасной танцовщицей, гастролировала и выступала с лучшей труппой, но как она говорит: «Мое сердце здесь, с твоим папой».

Мой папа говорит, - Блестящая - это недостаточно точно, но Орешинка еще слишком маленькая. – Мне все равно, я просто люблю своих родителей и моих дядей, Бретта и Джеймса, родителей Уильяма. Я слышала, как про них говорят «с нетрадиционной ориентацией», но такими они были всегда, и все замечательно. Они живут через дорогу, и они самые близкие друзья моих родителей и мои.

      Я не помню день, когда мы встретились с Уильямом. Мне было 6 месяцев, а ему было чуть больше двух лет, когда его усыновили. Они рассказывали, что увидели его фото и поняли, он их сын. Мы видели эти фотографии, слышали эти истории, но мы всегда тянулись друг к другу. Наши родители говорят, что мы две половинки одного целого. Не важно, как или почему, но я знаю, он мой самый лучший друг, и совсем недавно, я думаю, я влюбилась без памяти.

      В него.

      Я быстро бегу к озеру позади нашего района и вижу его на краю причала. Он не один…Твидлди и Твидлдам (из «Алиса в Зазеркалье» Л.Кэролла) тоже здесь. Брайан и Сет…дебоширы, живущие в конце улицы. Моя мама называет их угрозой для общества, а мой папа использует слово, из-за которого мама закрывает его рот своей рукой, поэтому я не смогла разобрать его. Они двойняшки и выглядят по-разному, но характеры у них одинаковые. Я так думаю. Они довольно глупые.

       – Глянь сюда, Уилл, - ненавижу, когда они его так зовут. Я единственная, кто сокращает его имя. Это мое, и я ничем не делюсь. – Эмма Великая здесь, - я также терпеть не могу это прозвище.

 Я закатываю глаза и игнорирую их, но не Уильяма.

        – Не называйте ее так. Она терпеть этого не может.

        – Оу, маленькая Эмма побежит плакаться мамочке и папочке?

 Не успеваю ответить, как Уильям стоит перед ними.

       – Заткнитесь!

        – По крайней мере, у Эммы есть и мама, и папа, - издевается над Уильямом Сет. Не думая, я бросаюсь вперед и сталкиваю его в озеро. Он выныривает, бормоча еще обиженнее и злее, но я не слышу ни слова. Вместо этого я уставилась на лицо Уильяма. Смущение, обида и стыд отражаются на нем. Он смотрит на меня, и я могу видеть слезы, готовые пролиться из его глаз.

       Этот день определил наш путь. Не все было так просто; на самом деле было очень непонятно, и были моменты, когда я думала, что мы выкарабкаемся.

 Но мы не выкарабкались.

                              Глава 2

Уильям


       Она прекрасна. У меня порхают бабочки в животе каждый раз, когда она подходит ко мне. Лето закончится, и мы впервые будем в разных школах. Меня тошнит только от одной мысли об этом. Я закончу среднюю школу, а она еще будет в начальной. Я привык видеть ее на уроке, во время собраний…обычно мне не нужно было смотреть слишком далеко, так как она была почти рядом со мной, но я смотрю, и это никогда не надоедает. Я наблюдаю, как она заправляет за ушко свои волосы, или как она поправляет очки на носу – она ненавидит очки, а мне они нравятся. Они выделяют ее глаза, и я могу рассказать все, о чем она думает, по одному только взгляду. Не хочу, чтобы начинался следующий год, я беспокоюсь о ней. Мы вращаемся в разных кругах, но в основном это работает. Я тусуюсь с футбольной командой, «качками», тогда как она дружит почти с каждым. Она не входит ни в одну группировку и везде вписывается, кроме моего окружения. Ненавижу это, но никогда не позволяю этому мешать нашим отношениям. Эмма Николс в моей жизни настолько давно, насколько я могу вспомнить, и ничто или никто не изменит этого. Ее раздражает характер почти всех моих друзей, и я не могу винить ее в этом, но я хочу разделить большинство ее интересов. Я старался, чтобы она сильнее влилась в мой мир, предложил ей попробоваться в чирлидинге. Она рассмеялась мне в лицо. Я знал, что это

маловероятно, но всего лишь хотел, чтобы исчезло все напряжение в наших отношениях. Между нами стала появляться дистанция, разрушающая наш фундамент. Я не знаю, что будет, когда мы не сможем проводить весь день вместе. Не идти вместе на автобусную остановку, не делать вместе домашнее задание. Все меняется, и это заставляет меня держаться за нее еще крепче. В двенадцать лет я был ребенком, который думает слишком много, не наслаждаясь тем, что перед ним, потому что боялся, что это будет отнято у меня. Я подслушал, как социальный работник говорил моим родителям, что это вызвано тем, что я был несколько лет в детском доме. Не могу четко их вспомнить, но они наложили отпечаток на мою психику. Я выяснил, что она подразумевала под этим, хотел доказать, что она ошибается, но я не мог.

      – Эмма, - я толкаю ее за свою спину, не зная, как Сет и Брайан отреагируют на эту выходку. Оглядываюсь через плечо, чтобы встретиться с ней взглядом. – Это было так глупо!

      – Не называй меня глупой, Уильям Джейкобс, – ее рука, лежащая с вызовом на бедре, почти заставляет меня улыбнуться. Но мне нужно быть строгим, чтобы знать, что никакого возмездия не последует.

      – Тебе надо пойти домой.

      – Нет. – Она постоянно переходит границы.

      – Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты пострадала.

      – Мой папа надерет им задницы, если они обидят меня.

      – Да, он так и сделает, но ты к тому времени уже пострадаешь. Пожалуйста, - умоляю я.

      – Пойдем ко мне. Бабушка обедает у нас, и хочет, чтобы ты пришёл.

      – Ладно, - я соглашаюсь сквозь зубы, только для того, чтобы она согласилась пойти домой. И осталась в порядке.

      – Будь осторожен.

      – Иди, - стараюсь не кричать на нее. Я вижу, как Брайан помогает Сету вылезть из воды. Они захотят отомстить, и их не будет волновать, что обидят при этом девочку, почти на два года младше их. Слышу, как она берет свои вещи, а затем хруст веток под ее ногами. Уходит. С облегчением вздыхаю и замечаю Сета и Брайана, поднимающихся по пристани с горящими глазами.

      – Оставьте ее в покое.

      – А что ты сделаешь?

Понятия не имею. Для меня это чужая территория.

      – Оставьте. Ее. В покое.

      – Однажды тебя не будет рядом, чтобы защитить ее. – Красная пелена застилает мои глаза. Не помню, как я замахивался кулаком, но чертовски уверен, что чувствую, как моя спина врезается в твердую землю. Тяжесть двух тел, заставляет меня резко втянуть в себя воздух. Несколько ударов кулаками, я выдыхаю и закашливаюсь.