— Сара Сондерс, Жаклин Кирби, — представил их Стокс, даже не оторвавшись от стула. — Жаклин, Сара уже вкратце ознакомлена с ситуацией. Мы обсудили ее сразу после того, как вы позвонили, чтобы назначить встречу.

Сара Сондерс стояла, плотно сдвинув ноги, пальцы рук переплетены. Под платьем не было и намека на какие-либо формы.

— Почту за честь работать с вами, миссис Кирби, — пробормотала она. — Я читала ваши книги и считаю, что они восхитительны.

— Спасибо, — холодно ответила Жаклин. Если это в какой-то степени говорило о литературных вкусах Сары, то перспективы плодотворного сотрудничества оставались туманными.

Стокс отпустил свою помощницу, сделав учтивое движение рукой.

— Нет необходимости обсуждать детали прямо сейчас, когда мы еще только вступаем на длинный путь, ведущий к окончательному решению. Это все, Сара.

Бесцветные губы девушки затрепетали, но она не издала ни единого звука и начала бесшумно красться по направлению к двери.

Последние несколько минут Жаклин слышала смутный шум и громкие голоса, доносившиеся из приемной офиса. Наконец один из них возвысился до пронзительного визга, и дверь с грохотом отлетела в сторону. Она ударила Сару Сондерс в плечо. Та отшатнулась назад, врезалась в стену, отпружинила от нее спиной и села на пол с хорошо различимым глухим шлепком. Никто не обратил на несчастную девушку ни малейшего внимания, так как в дверном проеме возникла огромная фигура, пылающая страстью и гневом.

Брюнгильда могла бы сказать о себе, что она «великолепна в гневе», и охарактеризовала бы себя как полногрудую, золотоволосую, буйную и чувственную женщину. Жаклин, которая предпочитала голую прозу, однажды использовала для ее описания слово «жир», которое раздуло тлеющую между ними вражду в яркое пламя.

Брюнгильда была одета в одну из своих любимых псевдоархаических хламид с большим количеством шнурков и имитацией чего-то вроде нагрудника. Существовало сильное сходство между ней и обожаемыми ею викингами, которых она изображала мускулистыми, закутанными в лохмотья мужиками в рогатых шлемах. На самом деле викинги не носили таких шлемов. Упоминание об этом факте, которое сделала Жаклин в одном из интервью, не согрело теплом их отношения.

Глаза неожиданной посетительницы, сверкавшие яростью, остановились на Жаклин, которая была со вкусом одета в шелковый костюм зеленого цвета, придававший ее глазам изумрудный оттенок и зрительно убиравший, по крайней мере, пять килограммов веса.

— Ты! — завизжала Брюнгильда, делая жесты в духе викингов.

Жаклин придирчиво стала рассматривать соперницу.

— У тебя назначена встреча, Брюнгильда, дорогая?

Брюнгильда засмеялась смехом маньяка.

— Ты теряешь время зря, Кирби. Не старайся обработать Стокса. Ты никогда не напишешь эту книгу. Она моя, только моя.

— Ты размажешь тушь и губную помаду по всей своей одежде, — заботливо сказала Жаклин. — Разреши мне предложить тебе платок, дорогая. Тебе обязательно надо использовать его для вытирания лица вместо рукавов. Знаешь, полные люди сильно потеют.

Пальцы Брюнгильды согнулись, скорчившись подобно сочным белым червям. Глаза Жаклин сузились.

— На твоем месте я бы не стала этого делать, — добавила она.

Брюнгильда обдумала сказанное соперницей и решила последовать ее совету. Но при этом она размахнулась мускулистой рукой и смела на пол вазу, стоявшую на ближайшем к ней столе. Сара, только что с трудом поднявшаяся на ноги, приняла на себя большую часть воды и дюжину чайных роз, которые шлепнулись ей в грудь. Промокшая, она ретировалась за дверь в поисках безопасного места.

— Ты никогда не заполучишь эту книгу, Жаклин Кирби, — ревела Брюнгильда. — Прежде я удавлю тебя голыми руками, и тебя тоже, Стокс, тебя, извивающуюся подлую змею!

Ее путь через приемную был отмечен ужасающим беспорядком: кресла опрокинуты, разнообразные мелочи растерты в порошок.

— Банально, все так банально, — прошептала Жаклин. — Боюсь, что это слишком типично для литературного стиля нашей дорогой Брюнгильды. С вами все в порядке, мисс Сондерс?

Из-за двери донесся писк согласия. Жаклин повернулась в сторону Стокса, который сполз со стула вниз так, что была видна только одна его голова.

— Я пойду, Бутс. Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Бутсом?

Туловище Стокса начало потихоньку выползать обратно. Его лоб блестел от пота, но он старался улыбаться.

— Да, конечно. Я не возражаю, совсем не возражаю. Я буду на связи, Жаклин. Мы должны вскоре пообедать вместе. Чтобы отпраздновать… отпраздновать…


Жаклин, ожидая прибытия лифта, вновь и вновь прокручивала в памяти состоявшийся разговор со Стоксом. По всем признакам шансы на получение заказа у нее были не так уж плохи. Литературное мастерство многих современных авторов затмевало силу ее пера в той же степени, в какой ее талант превосходил талант Брюнгильды, однако издательский мир не мог похвалиться устройством более разумным по сравнению с любой другой сферой общества. Стокс не искал писателя, способного лучше всех прочувствовать и уловить изысканный, отточенный стиль Катлин и блеск ее образов. Если бы он задался такой целью, призналась себе Жаклин, он бы не стал рассматривать кандидатуру ее или Брюнгильды. Стокс и остальная часть издательской индустрии были бы более заинтересованы в соблюдении таких формальных признаков, как жанр. Женщина, пишущая исторические романы, — вот цель их поисков; возможно, они не обошли бы вниманием и литераторов противоположного пола. Ведь так мало писательниц, которые пользуются популярностью и успешно работают.

«Если бы отбором занималась я, — подумала Жаклин, — я бы устроила конкурс. Открытый для всех, как для пребывающих пока в безвестности гениев, так и для старых писак по заказу. Не составило бы большого труда и времени избавиться от безнадежных претендентов. Я бы наняла группу молодых, нетерпеливых студентов, специализирующихся по английскому языку в Колумбийском университете, заплатила бы им минимальную сумму… Могли бы возникнуть какие-нибудь проблемы с законами, но толковый адвокат нашел бы путь, как можно их обойти. Сделать так, чтобы все согласились на форму договора, ничего не обещающую. (Знания Жаклин законов были чрезвычайно схематичны.) А какая бы поднялась вокруг всего этого рекламная шумиха! Поиски актрисы на роль Скарлетт О’Хара просто побледнели бы в сравнении с ней…»

Двери лифта распахнулись. Жаклин тяжело наступила на ногу неряшливого парня, пытавшегося первым вскочить в лифт, одарила его обворожительной улыбкой, ласково сказала ему «благодарю вас» и вошла в кабину. Юнец, прихрамывая, вошел за ней и забился в угол, прижавшись спиной к стенке.

Подбор актеров для фильма был другой мечтой агента. Как заменить двух трагически погибших молодых звезд, которые так захватывающе сыграли роли Ары и Хоксклиффа? Конечно, это была бы лента с большой буквы; киноиндустрия, сумевшая слепить продолжение «Челюстей» и «Рэмбо», будет биться за продолжение «Обнаженной».

И так бы действовали многие. Методы Брюнгильды отличались восхитительной прямолинейностью, но она была не единственной писательницей, которая могла использовать любой прием, недалекий от нанесения увечий, с тем, чтобы заполучить для себя лакомый кусок. Не говоря уже о заинтересованных агентах, редакторах, издателях…

Лицо Жаклин расплылось в сияющей улыбке. Что касается настоящей кровавой, безжалостной и коварной борьбы, то ни мафия, ни даже бюрократия из Вашингтона и в подметки не годятся издателям.


Крису было не до веселья.

— Преувеличение — самая простейшая форма юмора, — менторским тоном произнес он. — Ты знаешь, что это неправда. В издательском бизнесе есть много порядочных, интеллигентных людей.

С полным ртом Жаклин могла только нахмуриться.

Они завтракали в любимом ресторане Криса, в заведении, наводящем страх на Семьдесят четвертую улицу. Большинство его клиентов громогласно отказывались здесь обедать. Жаклин, до безумия любившая все продукты, которые были вредны для ее здоровья, заинтересованно расправлялась с завтраком, буквально напичканным полинасыщенными жирами с едва заметным содержанием клетчатки.

Крис намазал английскую булочку клубничным джемом и раскрыл было рот, чтобы откусить, но отпрянул назад, с сомнением глядя на неаппетитный темно-красный бутерброд.

Жаклин проглотила богатую холестерином пищу.

— Брюнгильда угрожала придушить меня и Бутса. Ты должен согласиться, что это дурно с ее стороны.

— Ее могут признать невменяемой, — пробормотал Крис в ответ. — В последний раз, когда Брюнгильда искала себе агента — а это она делала приблизительно раз в год, — я провел долгие две недели в Мэне. Мне все это не нравится, Жаклин. Брось свою затею.

— Не могу. — Вилка, зажатая в руке Жаклин, погрузилась в фаршированное яйцо, из которого, как из убитого инопланетянина, потекла ярко-желтая «кровь». — Я заключила джентльменское соглашение с обожаемым Бутоном. Что довольно забавно, так как никто из нас не является джентльменом. А что до Брюнгильды, ты думаешь, она собирается убить и всех остальных соискателей? Я имею в виду, что даже Катриона не сможет удержаться от соблазна попробовать написать детективный роман.

— Ты сказала, она угрожала тебе…

— A-а, она повторяла это все время. — Жаклин захрустела поджаренным беконом.

— Ну, да. — Крис внимательно осмотрел английскую булочку, наконец решил, что она выглядит не так уж плохо, и откусил кусок. — Эвелин делает сама клубничный джем, — пробубнил он.

Жаклин улыбнулась.

— Значит, ее так зовут? Ты счастливый, дьявол. Выходит, она не просто библиотекарь, но библиотекарь, который умеет готовить. Она печет домашний хлеб?

— Я пеку домашний хлеб.

— Господи, как это впечатляет. Подумать только, что ты обладаешь всеми этими талантами, которые никогда прежде не обнаруживал. Я глубоко обижена, Крис, что ты никогда не пек для меня хлеб.