– Что мне с вами делать? – спокойно спросил Аластер.

Оливия сглотнула.

– Вы могли бы поблагодарить меня, – сказала она. – Если бы не я, вы, вероятно, по-прежнему сидели бы в своей спальне.

Его губы сжались.

– Как вы можете опять говорить об этом? Да вся эта кампания была разработана для того, чтобы вам было проще совершить кражу. Разве это не так?

– Она действительно… началась по этой причине, – призналась Оливия.

Он посмотрел на нее с легкой, насмешливой улыбкой.

– А потом? Мое благородство взяло над вами верх?

Что Оливия может сказать, чтобы он ей поверил – или в чем ей хотелось бы признаться? «Вопреки здравому смыслу вы постепенно начали… нравиться мне?»

Он будет смеяться над этим до слез. Или – что еще хуже – примет ее признание за очередную ложь и выбросит Оливию из кареты.

– Вы меня обворовали, – продолжал Марвик, глядя перед собой немигающим взором. – Вы мне лгали, вводили меня в заблуждение, рылись в моих вещах, которые использовали потом для того, чтобы шантажировать пэра Британии. Вы согласитесь, что все это ставит меня в трудное положение?

Глаза Оливии стали как-то странно покалывать. Господи, неужели она заплачет? Как унизительно. Она приложила руку к лицу, надеясь, что герцог подумает, будто ее беспокоит боль в щеке.

– Если вы сейчас отдадите меня ему…

Марвик пренебрежительно фыркнул.

– Если бы я хотел это сделать, я бы не стал пачкать туфли о тюремную плесень. Скажите, зачем вам понадобилось шантажировать его?

Она уронила руку – пусть смотрит на нее. Пусть увидит, что она говорит правду.

– Я хотела, чтобы он отстал от меня. Он приставал ко мне, преследовал меня – целых семь лет… Однажды он нанял… он нанял команду частных следователей.

Они едва не поймали ее. Тогда она уже три года как работала на своем первом месте у вдовы банкира в Брайтоне. И тогда же она впервые сбежала ночью.

– Но почему? Чего он от вас хотел?

– Понятия не имею! Его одержимость в преследовании меня никогда не имела смысла. Если бы я знала, в чем дело, то, честное слово, обязательно сказала бы вам.

– Тогда скажите мне вот что. – Аластер откинулся на спинку сиденья и положил на нее руку, чтобы было удобнее. – Кто он вам?

Оливия прикусила губу. Они подбирались к самой сердцевине тайны, о которой она никому не рассказывала.

– Вы должны понять: в последний раз, когда этот человек поймал меня, он… пытался задушить меня.

Лицо Марвика потемнело.

– Но вы убежали, – заметил он.

– Да, мне повезло. Я здесь никого не знала, так как только что приехала в Лондон.

Она четыре дня ждала, что Бертрам приедет в Кент на похороны ее матери. В конце концов, когда ждать дольше стало невозможно, пришлось проводить церемонию без него. Во время долгой болезни матери Оливия составляла планы на будущее – нашла школу машинописи, написала туда письмо с просьбой принять ее. Она не хотела быть такой же, как мать. Ее жизнь не будет зависеть от его прихотей. Когда похороны закончились, она ушла из церкви прямо на железнодорожную станцию.

Когда Оливия приехала в Лондон, Мур ждал ее на платформе. «Его светлость пожелал, чтобы я убедился, что вы благополучно устроились», – заявил он. А потом, по дороге в отель, который оказался вовсе не отелем…

– Он выбросил меня из кареты и оставил умирать, – проговорила Оливия. – Это было семь лет назад. Тогда все началось.

Марвик изучающе смотрел на нее, но его живой взгляд оставался непроницаемым.

– И вы действительно не знаете, почему он вас преследует? – спросил он.

– Нет.

– Я же сказал, чтобы вы не лгали.

Оливия отшатнулась к окну.

– Я не…

– Он – ваш отец, – промолвил Аластер. – Маленькая деталь, о которой вы умолчали.

У нее перехватило дыхание. Так он знает?!

– Сходство между вами очевидно, – заметил он. – Стоит только присмотреться.

Помоги ей, господи! Прижавшись лбом к стеклу, Оливия закрыла глаза.

– Я бы предпочла быть похожей на дьявола, – сказала она. – Хотя, возможно, Бертрам и сатана – одно и то же существо.

– Скажите мне ваше настоящее имя.

– Холлидей, – прошептала она. – Это фамилия моей матери.

– Которая была родом из Восточного Кента, – добавил он.

Оливию удивило, что герцог это помнит. Она кивнула.

– Оливия Холлидей, чья мать родом из Восточного Кента. – Голос герцога звучал так, будто он ей не верит.

– Да!

– Вы уверены? – сурово спросил он. – Или есть еще другие имена, которые вы сочтете нужным назвать мне?

Оливия попыталась говорить таким же резким тоном – таким, который сможет разрезать застрявший в ее горле комок.

– А мне и в голову не приходило, что вы из тех, кому нравится пинать побитую собаку. Как просто!

Несколько мгновений он молчал, а потом сказал:

– Посмотрите на меня!

Глубоко вздохнув, Оливия открыла глаза. Из одного глаза выкатилась слеза. Наклонившись, Аластер, лицо которого по-прежнему носило мрачное выражение, вытер ее большим пальцем.

– Вы будете со мной честной, – приказал он. Его тон был абсолютно равнодушным. – Вы не собака. Но с вами обошлись жестоко.

Его слова даже можно было с натяжкой назвать добрыми. Чего не скажешь о его прикосновении. Он снова погладил ее щеку – грубо, с нажимом, словно ее слеза каким-то образом оскорбляла его.

– У нас с вами общий враг, – произнес Марвик. – В этом вы были правы. И я намерен погубить его. – Он помолчал, а его палец глубоко впился в ее щеку над припухшим синяком. – Но, пожалуйста, имейте в виду: я еще не решил, что делать с вами.

* * *

Аластер смотрел на свою руку, прикасающуюся к лицу Оливии. Невероятно, что у нее такая мягкая кожа, хотя характер под этой кожей стальной. Это несоответствие сердило герцога. Это казалось ему доказательством того, что лживость – это ее сущность, полученная в наследство от отца, в точности как и некоторые черты ее внешности.

Почему она сейчас плачет? Это сбивало его с толку, приводило в ярость, ведь она плачет в его карете, хотя не плакала даже в тюрьме. Как будто это он мерзавец.

Он отпустит ее. Карета поехала медленнее, когда они свернули на Брук-стрит. У Марвика тут была квартира. Когда-то ее занимал его брат, но сейчас она пустовала. Квартира отлично подходит для его цели.

Оливия тихо сидела рядом с ним. Если она плакала, то делала это беззвучно. Он не будет смотреть на нее. У нее опухшая щека, вот и все. Синяк пройдет.

– Итак, теперь вы меня ненавидите, – тихо произнесла Оливия. – Как это удобно. Словно все, что я для вас сделала, больше не в счет, потому что я вас обманула.

Марвик стиснул зубы. У него была причина для ненависти. В своей прошлой жизни он бы нипочем не простил Оливии ее преступления – этого не позволила бы его гордость.

Но сейчас его жгла вовсе не гордость, а безрассудство Оливии. Ее глупость поражала его. Кто она? Одинокая женщина. Без семьи, которая могла бы прийти ей на помощь. Она абсолютно одинока! Несмотря на это, несмотря на огромный риск и отсутствие спасательного круга, она взялась за дело. А что, если бы Аластер был другим человеком? Любым другим человеком? Мужчиной, чья честь не была бы расколота его покойной женой на мелкие части с такой яростью, что он больше не тревожился о том, чтобы ее беречь? Будь он другим, она осталась бы в Ньюгейте. Она замахивалась очень на многое, но при этом у нее почти не было способов защиты. Вот это жгло его.

– Справедливо это или нет, – безучастно промолвил он, – но ваша судьба теперь в моих руках. Потому что, как вы сегодня убедились, вы бессильны. А я – нет. – По сравнению с ней, его власть была беспредельной. Разве она этого не видела? Тогда как же она осмелилась пойти против него?

– Должно быть, это приятно, – с горечью произнесла Оливия.

Экипаж остановился.

– Пойдемте. – Распахнув дверцу, герцог вышел наружу. Оливия могла и сама спуститься на тротуар.

Но когда ее нога ступила на лесенку, Марвик выругался, взял Оливию под локти и аккуратно поставил на землю.

Она не стала его благодарить, и это был правильный поступок. Тепло ее рук жгло ему ладони. Ей не следует быть такой мягкой. Она должна быть твердой как железо. Аластер вспомнил, какой увидел ее в саду, вспомнил ее лицо, когда она приближалась к нему…

Он выпустил ее.

– Следуйте за мной, – бросил герцог. Он не хотел смотреть на нее.

* * *

Через неприметную дверь Марвик провел Оливию в кирпичное здание, расположенное в какой-то паре сотен ярдов от отеля «Кларидж». Разве не здесь умерла его жена? Оливия смутно припоминала, что об этом говорила Элизабет, а та, в свою очередь, услышала это от лорда Майкла.

Наверху узкой, скрипучей лестницы Оливия отступила в сторону, чтобы герцог смог отпереть дверь. Они оказались в простой холостяцкой квартире из двух комнат с небольшим количеством мебели. В передней комнате, большей по размеру, стояла узкая кровать, стул и письменный стол. Туалетный столик был покрыт тонким слоем пыли. Здесь давно никто не жил.

Разумеется, у Марвика могли быть ключи от любого количества комнат в Лондоне. Он владел большой частью города – Оливия видела записи о доходах от ренты в его хозяйственных книгах.

– Садитесь! – сказал он.

Поскольку он стоял возле единственного стула, она села на кровать. Ее голова пульсировала. Слезы не помогли. Почему она плакала? Оливии хотелось ударить саму себя. Она не слабая!

Сапоги герцога гулко застучали по половицам, когда он подошел к окну и запер ставни. В комнате тут же стало темнее.

– Смотрите-ка, – устало проговорила Оливия. – Вы возвращаетесь к былому.

– Вам пошло бы на пользу поменьше шутить. – Его сапоги опять застучали, когда он направился к ней, чтобы сесть на стул. – И все же скажите мне, будь вы на моем месте, как бы вы отнеслись к такому предательству?

Возможно, он хочет убить ее.