Жаклин Брискин - Обитель любви

— Наличными.

— Чьими наличными?

— Полковника Дина.

— Мистер Ван Влит, я никогда не любил крутиться вокруг да около. Поэтому сразу представлю на ваш суд факты. Ежегодное жалованье Тадеуша Дина составляло десять тысяч долларов. Неплохая сумма, не правда ли? Но мои хозяева считали, что он этого заслуживает. Когда он пришел на работу в компанию, у него были только незначительные вложения. Семья мадам Дин аристократическая и титулованная, но деньги у них не водились. Вдобавок ко всему Тадеуш жил, ни в чем себе не отказывая. — Адвокат бросил красноречивый взгляд на полки, заставленные томами в кожаных переплетах, на бронзовые статуэтки, на занавешенные бархатом окна, откуда открывался чудесный вид на зеленый сад. — Как вы думаете, каким образом, учитывая все вышеперечисленное, полковник ухитрился оплатить акции на сумму в 150 тысяч долларов?

У Бада перехватило дыхание. Однако он не удивился. Словно он провалился в канаву, о существовании которой знал, но совсем позабыл. «Главное, чтобы вы знали, что папа не являлся настоящим владельцем», — сказала ему Амелия. Странное раздражение, которое вызвала в нем эта девочка, затмило его разум. Он не обратил внимания на ее слова. Только теперь он задумался над ними. Так, значит, полковник был всего лишь наемным служащим? Чтобы он работал в поте лица, перед его носом повесили морковку, как перед ослом, которого заставляют идти вперед. Ему разрешили приобрести акции, за которые, как предполагалось, он никогда не будет в состоянии расплатиться. Бад швырнул расписку обратно на стол. Бумага зашуршала. «Ну конечно, ну конечно, — думал он. — Иначе зачем бы полковнику нужно было выпускать себе мозги?»

Просто его поймали с поличным на воровстве.

Словно читая мысли Бада, Лайам О'Хара мрачно сказал:

— Он погасил расписку за счет денег компании.

— Это очень серьезное обвинение, — произнес Бад.

— Мои хозяева заподозрили, что он подделывает записи в бухгалтерских книгах. Но Тадеуш Дин, помимо того, что был очень ценным и облеченным доверием служащим компании, еще был и другом моих хозяев. Поэтому они молчали. До его смерти. На прошлой неделе я провел несколько дней в наших местных конторах. Работал. Карета у крыльца. Хотите поехать со мной? Вместе посмотрим гроссбухи.

На этот раз Бад не колебался ни секунды. Он все-таки был не таким упрямцем, как его отец. Он знал, когда надо остановиться, чтобы не проиграть еще больше. «Значит, полковник был растратчиком, — подумал он. — Хорошо, от этого и будем плясать».

— Я верю вам, — сказал он.

Лайам О'Хара затрещал длинными костлявыми пальцами так сильно, что раздался хруст суставов.

— Наш покойный друг растратил гораздо больше, чем заработал, — торжественно заявил он. — Этот дом и еще один в Сан-Франциско...

— Мистер О'Хара, — прервал его Бад. — Насчет бухгалтерских книг я вам верю. А теперь уж вы мне поверьте. Лос-Анджелес — добрый город. Народ здесь мягкий, сентиментальный. Что будут думать о вашей компании, если она выбросит на улицу вдову и ребенка, оставив их к тому же без гроша? — В его привычном дружелюбном, чуть хрипловатом тоне появились острые, стальные обертоны. — Вы и ваши хозяева не могут игнорировать здешнее общественное мнение. На следующий год или через два года здесь проложат рельсы из Атчисона, Топики и Санта-Фе. Моя семья и мои друзья, конечно, будут поддерживать ту железную дорогу, которую помог провести в Лос-Анджелес мой отец, но...

Они переглянулись. Лайаму О'Харе стал понятен смысл сделки, которую ему предложил Бад. Если ему удастся уговорить мадам Дин забыть об акциях, компания забудет о прегрешениях ее мужа. Ей оставят ее дома и другие вклады. В обмен на это Бад будет поддерживать Южно-Тихоокеанскую железную дорогу, когда начнется конкуренция между разными компаниями.

Лайам О'Хара вновь хрустнул костяшками пальцев.

— Мистер Ван Влит, — сказал он, — вы одаренный молодой человек. Если честно, я даже не ожидал найти такого серьезного делового человека в этих коровьих округах. При условии, что мадам Дин поведет себя благоразумно, мы не будем на нее давить.

«Я уломал саму Южно-Тихоокеанскую железную дорогу! — ликуя, подумал Бад. — Осталось уломать эту женщину. Плевое дело!»

После того как карета с Лайамом О'Харой уехала со двора, мадам Дин, Амелия и Бад прошли в зимний сад, который выдавался за линию стены дома, словно чаша из граненого хрусталя. Воздух был напоен влажным, свежим ароматом пальм и цветов в горшках.

Бад опустился в плетеное кресло напротив мадам Дин и объяснил ей, что на самом деле она не получила в наследство часть компании «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Амелия стояла чуть в стороне, и лист папоротника скрывал половину ее бледного лица.

— Мистер Ван Влит! — позвала она.

Бад оглянулся на нее. В его голубых глазах мелькнуло выражение досады.

— Там ведь есть долговое письмо на акции Южно-Тихоокеанской компании... Это и называется распиской? — спросила она. — Но ведь она аннулирована. На ней даже штамп о погашении есть. Разве это не означает, что папа выплатил стоимость всех акций?

— Дорогая, ты не должна вмешиваться, — сказала мадам Дин. — Прошу прощения, мистер Ван Влит. Продолжайте.

— Амелия говорит правду. Там есть погашенная расписка на двадцать тысяч акций. Но мистер О'Хара утверждает, что в бухгалтерских книгах компании, которые вел полковник, обнаружены некоторые неточности.

— Мой бедный муж! Он работал денно и нощно! Кто же без греха? К тому же в таких адских условиях... О, простите меня, мистер Ван Влит. Я не хотела оскорбить вас и ваш дом.

Амелия приблизилась к ним. Бад нашел, что у ее чуть раскосых глаз цвет весеннего горного леса. Не зеленые и не карие, а нечто среднее...

— Мистер O'Xapa обвинил папу в том, что он обманывал компанию? — твердым и звонким голосом спросила она.

— Да. Он сказал, что ваш отец оплатил стоимость акций за счет средств самой компании.

Ее густые ресницы опустились, словно она хотела скрыть от него боль, которую ей доставили эти слова. Он ожидал возражений, опровержений.

Но вместо нее заговорила мать:

— Но это же просто смешно! Мой бедный муж жизнь посвятил этой дороге! Сенатор Стэнфорд, мистер Хантингтон и мистер Крокер были его лучшими друзьями. А теперь, когда он умер, выходит, они пытаются взять назад свои обязательства?! О, что за подлый мир!

— Мама... а если они правы?

— Это невозможно!

— Но если?

— Они лгут, дорогая. Лгут!

— Прошу тебя, мама, послушай. Папа столько тратил. Он построил два дома, он вывозил нас в Париж. Он тратил, мы тратили. Как же он мог при этом еще и купить столько акций?

Брови Бада поползли вверх. «Значит, она задумывалась об этом раньше, — решил он. — Она поняла суть». Ему стало жаль девочку, но ее открытый и острый анализ ситуации взволновал его. Женщинам несвойственно смотреть в глаза правде. Голая истина неприлична. Женщинам свойственно удовлетворяться отговорками и «более мягкими словами» со стороны мужчин.

— Дорогая, это бизнес, — сказала мадам Дин твердо. — Женщины в этом ничего не понимают.

— Мистер О'Хара с нами торгуется, мама! Если мы откажемся претендовать на владение частью компании, они будут молчать насчет папы. — Она бросила на Бада отчаянно-вопросительный взгляд.

Он кивнул в знак утверждения. Как быстро она ухватила суть! Поразительно!

Мадам Дин проговорила:

— Твой папа являлся совладельцем компании «Южно-Тихоокеанская железная дорога»! Его последней волей было желание, чтобы мы унаследовали его долю.

— Мы не можем унаследовать то, что ему не принадлежало.

— У нас есть документы, разве не так?

— Мама, ты же знаешь мистера Хантингтона и остальных. Они ни перед чем не остановятся. Они опорочат папино доброе имя.

— Это невозможно.

— Они объявят его растратчиком!

— Амелия!

— Они унизят его, мама! Прошу тебя, мама! Я не вынесу, если его станут унижать. Мама, я умоляю тебя, умоляю... — Амелия внезапно замолчала. Она словно замкнулась в себе и выглядела ребенком больше, чем обычно. Уняв дрожь в голосе, она проговорила: — Прости меня, мама. И вы, мистер Ван Влит.

Голос у нее был твердый, но какой-то бесцветный. Она спокойно пересекла комнату, но как только за ней закрылась дверь, они услышали, как быстро застучали ее каблучки на лестнице и потом затихли.

Мадам Дин вздохнула.

— Бедное дитя! — Ее лицо выражало искреннюю любовь. — Она так расстроена, мистер Ван Влит. Простите ее. Скорбит по отцу. Вообще-то она у меня очень хорошенькая.

Бад никак не смог бы назвать Амелию «хорошенькой». Однако ее горе тронуло его. Он сказал:

— Я все понимаю, мадам Дин. Честное слово, понимаю.

— Так на чем мы остановились?

Бад подался вперед в своем плетеном кресле и вновь объяснил этой очаровательной француженке ситуацию, сказав, что, если она будет настаивать и заявлять свои права на акции железной дороги, ей придется судиться с самыми могущественными людьми на всем Западе Соединенных Штатов. И что ее дочь права. В результате она добьется только одного — доброе имя ее мужа будет опорочено.

— Что стоят эти акции? — спросила мадам Дин.

— Два миллиона.

— Так много?

— Может, чуть меньше.

— Я даже себе не представляла...

— У вас нет никаких шансов удержать акции за собой, — сказал Бад.

Битый час он говорил ей одно и то же, но снова и снова мадам Дин, глядя на него большими карими глазами, повторяла:

— Как же я могу не исполнить последнюю волю мужа?

Бад ушел от нее без пяти минут час. Дома всегда обедали в час дня, и Хендрик требовал, чтобы все члены семьи являлись вовремя. Бад бодро зашагал по гравийной дорожке, но чувствовал, что мышцы ног стали словно резиновые, а в животе все переворачивалось. Приподняв шляпу, он провел рукой по лбу у корней волос. Рука стала влажной от пота. Это была реакция на поражение. Неважно, какого характера была неудача — его организм всегда реагировал одинаково. «Я вел себя с мадам Дин совершенно неправильно, — корил он себя. — Она с дочерью останутся ни с чем». Он проиграл.