Сара Линдсей - Обещай мне эту ночь

Секунды кажутся нам незначительными, несущественными. Ведь в минуте их целых шестьдесят. Минуты столь же скоротечны в сравнении с продолжительностью часов, образующих один-единственный день. Дни тоже быстро уходят в небытие, складываясь в недели, затем месяцы. Каждый месяц краток и незначителен в общем потоке лет, составляющих жизнь.

Но одна-единственная секунда способна изменить все. Даже привычный уклад жизни. В свои десять лет Джеймс Шеффилд познал эту горькую истину. Долгие мучительные часы его мать пыталась произвести на свет ребенка, но не смогла. Всего одной лишь секунды хватило, чтобы жизнь с последним дыханием покинула ее тело. Мрачная атмосфера, воцарившаяся в доме после похорон матери и ребенка, держалась долгие месяцы. Но потребовалось всего лишь мгновение, чтобы Джеймс убедился, что при падении с лестницы — случайном или по умыслу — отец его сломал себе шею.

И когда мальчик стоял на кладбище, глядя, как гроб отца опускают в могилу рядом с гробом, где упокоились его мать и крошечная сестренка, ему хватило одной секунды, чтобы решить, что он никогда больше не сможет пережить потерю того, кого любит. Даже в свои юные годы Джеймс понимал, что есть только один путь защитить себя от подобных страданий — никогда никого не любить. Поэтому он собрал осколки своего изнывающего от боли разбитого сердца и схоронил в самом дальнем уголке своей души, где никто, даже он сам, не сможет их отыскать.

Дара Дорогая мама, я себе собираюсь выйти замуж за Джеймса. Это будет при прекрасно. Мы будем жить рядом с тобой. Я очень щасл счастлива. Люблю тебя.

Любящая тебя Изабелла.

(Миссис Дэниелс помогала мне исправлять ошибки).

Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, шести лет.

Письмо к матери, виконтессе Уэстон, разъясняющее преимущества брака с соседским мальчиком.

Август 1784 г.

Уэстон-Мэнор, Эссекс

Июль 1792 года

Взгромоздившись на длинную балюстраду, чтобы было удобнее наблюдать за танцующими — бал этажом ниже был в самом разгаре, — четырнадцатилетняя Изабелла Уэстон увидела душераздирающую картину: мужчина, которого она любила, танцевал с другой женщиной. Она обернулась и посмотрела на одну из младших сестер, Оливию, которая, вытянув шею, заглядывала в зал.

— Ты только посмотри, как эта… эта нахалка танцует с Джеймсом! — воскликнула Иззи. — Бесстыжая! Ведь он ей не муж.

Сама Иззи, конечно же, собиралась танцевать с Джеймсом Шеффилдом именно таким образом. Но к тому времени они будут уже женаты. И поскольку она задумала этот брак с первой их встречи, Изабелла считала, что они непременно помолвлены.

Ей было всего шесть лет, когда они повстречались впервые. Но одной лишь улыбки Джеймса оказалось достаточно, чтобы девочка влюбилась в него. Конечно, Иззи не поняла в тот момент, что это любовь, но ей хотелось быть всегда рядом с ним. Хотелось заботиться о нем, принять его в свою семью, наполнить его жизнь весельем и смехом, чтобы навсегда изгнать грусть из его глаз. И хотя она была совсем маленькой, решимости ей было не занимать. Иззи сразу же решила, что когда-нибудь, когда она совсем вырастет, Джеймс Шеффилд будет принадлежать ей. Теперь она уже выросла. Почти. И смотреть, как Джеймс танцует с другой женщиной, было невыносимо.

— Ох, Иззи, — вздохнула Ливви, выглядевшая старше своих двенадцати лет, — снова ты о своем Джеймсе!

Изабелла пожала плечами:

— Ничего не могу поделать. Я люблю его.

— Знаю. Поверь, мне гораздо лучше спалось бы, будь это не так. Но он, ну… — Оливия прикусила губу и потянула прядь своих золотисто-каштановых волос. — Он гораздо старше тебя.

— Джеймс вовсе не стар. В мае ему исполнилось всего двадцать. Хэлу, — она махнула рукой в сторону толпы внизу, где находился старший брат девочек, Генри, — исполнится в сентябре двадцать, а он уж точно не старый.

— Я не сказала, что Джеймс старый. Я сказала, что он старше. И он лучший друг Хэла… и наш сосед. Для него ты всего лишь маленькая сестричка, и если бы он догадывался о твоих чувствах, боюсь, что…

— Фу, черт! Я только что видела, как эта женщина коснулась его… — Иззи помахала рукой возле своего зада, едва не свалившись при этом с перил. И как бы ей ни хотелось прихлопнуть эту женщину, словно букашку, она предпочитала сделать это в несколько переносном смысле. Ведь если бы она упала, то легко могла бы сломать себе шею. А если нет, мама в любом случае способна была ее убить за появление перед гостями в дезабилье. Нельзя сказать, что плотная фланелевая ночная сорочка и халат плохо прикрывали ее — напротив, они тщательно укутывали ее от шеи до пят. Но это выглядело бы непристойно.

Иззи ненавидела змей, пауков и абрикосовый джем, а также слово «пристойно». Генри донимал ее первыми; мама — последним. Но именно от материнских сентенций ее бросало в дрожь. Иззи не удавалось всегда держаться в рамках пристойности.

Изабелла спрыгнула с балюстрады и плюхнулась на пол рядом с сестрой.

— Ну, так чего же ты боишься?

— Ничего, — пробормотала Ливви.

— Не знаешь, кто она такая?

Оливия, не потрудившись уточнить, о ком идет речь, ответила:

— Думаю, женщина, танцующая с Джеймсом, и есть та печально известная вдова, которая в конце концов убедила лорда Финкли снова прогуляться к алтарю.

— О Господи! — прошептала Изабелла, не то с восхищением, не то с ужасом.

После того как жена его умерла каких-то полсотни лет назад, лорд Финкли проводил время с молодыми любовницами или вдовами из высшего общества, пытавшимися женить на себе богатого пожилого джентльмена. Пока ни одной из них это не удавалось. Видимо, Джеймс попал в руки самой коварной женщины, которую только знала Англия за истекшие полвека, а может, и злой колдуньи. Скорее всего и то и другое вместе.

— Никак не ожидала, что женщина, окрутившая лорда Финкли, будет вот такая.

Оливия укоризненно покачала головой:

— Ты просто ревнуешь — и сама знаешь это!

— Она использует недостойные, бесчестные методы. — Иззи раздраженно запыхтела. — Ты только посмотри, как она пытается его завлечь! Почему ее муж ничего не предпринимает?

— Может, потому что вот уже час он сидит в углу и громко храпит? — предположила Ливви. — По правде говоря, не думаю, что Джеймс возражает. Она очень красива, — добавила Ливви.

— Надо думать!.. При условии, что вам нравятся высокие тощие дамы определенного сорта, выставляющие грудь напоказ.

Конечно, даже если бы ей очень этого хотелось, Иззи не могла винить женщину за то, что та пытается завлечь Джеймса. На горе себе, он был необычайно привлекателен. Иззи могла бы потратить — черт, уже потратила — бессчетное количество часов, перечисляя его совершенства, первым из которых были, безусловно, его волосы.

Цвета выдержанного бренди, они отливали золотом там, где солнечные лучи касались их легким поцелуем. Будучи несколько длиннее, чем предписывала мода, они слегка вились на концах.

Затем следовало упомянуть его глаза. Прекрасные зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, которые были — какая несправедливость! — гораздо длиннее и темнее ее собственных. Ее ресницы были лишь немного потемнее ее волос цвета соломы, но едва ли стоило придавать этому большое значение. Тщеславие имя твое, Изабелла Уэстон!

Нос у него тоже был красивее, чем у нее. Орлиный, на ее взгляд, самое подходящее слово. И благодаря этому он выглядел воинственно и высокомерно. Она находила его неотразимым. Ее собственный нос, самый обычный, не был даже изящно вздернут, как у Оливии. Какая несправедливость! Изабелла считала, что как первой дочери, рожденной в семье Уэстон, нос ей должен был достаться самый лучший.

У леди Финкли нос был вполне подходящий, с сожалением отметила Изабелла. Впрочем, это сущая мелочь, решила она, увидев, как леди Финкли тесно прижалась к Джеймсу и прошептала что-то ему на ухо, отчего он весело рассмеялся, запрокинув голову.

Изабелла скрипнула зубам и, когда часы на галерее пробили половину двенадцатого. Джеймс и Генри обещали до полуночи принести наверх сладостей для нее и Ливви, поскольку девочки были еще слишком малы и на бал их не пускали.

Оливия устало зевнула.

— Прости меня, Иззи, но я сейчас пойду спать. Наверное, они про нас забыли. Спокойной ночи.

— Ммм-хмм, — промычала Изабелла, не в силах оторвать взгляд от сцены внизу.

— Правила вежливости требуют, чтобы ты в ответ тоже пожелала мне спокойной ночи.

— Ммм-хмм.

Оливия тяжело вздохнула.

— Придется мне с этим смириться, — пробормотала она себе под нос. Иззи услышала ее, но была слишком занята, чтобы подобающим образом попрощаться с сестрой. Ливви снова вздохнула, поднялась и направилась в спальню, которую они делили с сестрой.

«Придется мне и вправду с этим смириться», — думала Изабелла, наблюдая, как Джеймс прогуливается вокруг зала с леди Финкли. Ее рука лежала на его локте, а он обнимал ее за талию. Иззи недовольно поморщилась. Она знала, как действует его прикосновение. Действует таким сверхъестественным образом, что с первого же мгновения, как она взяла его за руку, ей уже не хотелось его отпускать. Как бы то ни было, Иззи очень хотелось, чтобы леди Финкли от него отцепилась, точнее, чтобы та поскорее ушла. Наконец после двух неимоверно долгих кругов по залу желание Иззи частично исполнилось — Джеймс сопроводил леди Финкли к ее пребывающему в блаженном забытьи супругу.

Иззи не сводила глаз с Джеймса, пока тот протискивался сквозь толпу гостей. Она только слегка отвлеклась, заметив родителей, которые танцевали вместе, глядя друг на друга так, словно в зале больше никого, кроме них, не было. «Как приятно, — подумала Иззи, — что они до сих пор влюблены друг в друга». Впрочем, это ее немного смущало. И чуть-чуть удивляло, если учесть, что когда этим утром крестили Ричарда, грудного братика Изабеллы, — это событие сейчас и праздновали внизу, — ее мама сказала, многозначительно взглянув на мужа, что хотела бы, чтобы в Уэстон-Мэнор больше не было крестин до тех пор, пока она не станет бабушкой. Однако взгляды, которые она теперь бросала на отца Иззи, говорили совсем о другом…