Четверо юных девушек в коротких белых рубашках, с распущенными волосами плескались в реке, смеясь и сквозь смех что-то выкрикивая друг дружке. Если бы сейчас был не день, а ночь, их можно было бы принять за русалок. Но и при дневном свете тела юных купальщиц, облепленные мокрыми рубашками, казались по-русалочьи прозрачными.

В первые несколько мгновений Дмитрий видел только общую картину, потом стал различать детали. Он обнаружил, что из четверых одна — это уж точно русалка, или греческая нимфа, или восточная пери. Она вышла на берег и стояла к Дмитрию спиной, вытирая свои длинные волосы, которые сияющим золотым водопадом струились вдоль тоненькой, гибкой фигурки. Девушка была высока, стройна, грациозна в движениях, а кожа ее белизной и нежностью напоминала цветок лилии. Солнце просвечивало сквозь тонкую рубашку, подчеркивая каждый изгиб, каждую линию прекрасного юного тела, естественного и целомудренного в своей наготе.

Зачарованный этой красотой, Дмитрий мысленно упрашивал девушку оглянуться, чтобы он мог посмотреть на ее лицо. Но она выполнила его желание только наполовину: повернула голову набок, обращаясь к одной из подруг, и Дмитрий увидел ее нежный профиль — и про себя отметил, что славянские девы куда милее рисованных греческих богинь с их длинными носами, переходящими в покатые лбы.

И в этот момент верный Чурнай впервые в жизни подвел своего хозяина. Заметив какую-то дичь или лесного зверька, он вдруг так громко залаял, что девушки переполошились, бросились на берег, хватая свою одежду и прячась за кустарник. И на миг — на один только миг — золотоволосая красавица оглянулась в сторону Дмитрия. Он даже толком не разглядел ее лица, лишь успел заметить лазоревый огонь огромных глаз и гордый разлет тонких бровей. Вместе с подругами она кинулась бежать вдоль берега. И тут Дмитрий, желая остановить ее и удержать, выскочил из своего укрытия и закричал:

— Девушки, не бойтесь меня! Я охотник, заблудился в лесу! Прошу вас, покажите мне дорогу!

Но, услышав мужской голос, девушки только ускорили свой бег, скрываясь за деревьями и кустами. Над речкой прошелестели их испуганные, сдавленные крики: «Быкодер!»

Дмитрий бросился вслед за ними, но, зацепившись за прибрежную корягу, упал. Чертыхнувшись, он потер ушибленную ногу и снова устремился вперед, восклицая:

— Подождите, красавицы! Я не Быкодер!

Однако короткой заминки оказалось достаточно, чтобы купальщицы с визгом перебежали по довольно хлипкому мостику на другой берег реки. При этом одна из них — но не золотоволосая, — убегая, внимательно и не без лукавства оглянулась на Дмитрия.

В азарте преследования молодой купец тоже побежал по мосту, не обратив внимания на ненадежность этого сооружения. Как раз посередине реки мост держался лишь на двух тоненьких жердочках, одна из которых треснула, когда на нее с силой оперся сапог незадачливого охотника. Потеряв равновесие, Дмитрий свалился в воду — и тут же услышал звонкий смех убегающих девушек. В несколько размашистых гребков он достиг берега и, отряхнувшись, взбежал на прибрежную кручу. Девушки уже куда-то скрылись. Дмитрий увидел перед собой стену, окружавшую городской посад. А подальше, за нехитрыми строениями окольного града, возвышался монастырь с каменной церковью. Храм был не таким большим, как главные киевские, но своей красотой и стройностью линий озарял весь окрестный пейзаж и казался чудом путнику, только что выбравшемуся из леса на берег реки.

Дмитрий понял, что девушки скрылись за малозаметными водяными воротами[20], которые теперь были плотно закрыты. Заметив на берегу первого попавшегося местного жителя — по виду рыбака, — Дмитрий кинулся к нему, чтобы расспросить. Рыбак испуганно отшатнулся от мокрого незнакомца с огромной собакой и уже готов был бежать, но Дмитрий остановил его со словами:

— Не бойся, добрый человек. Я не разбойник и не леший. Ты, видать, тоже принял меня за Быкодера? Я охотился в здешних лесах и заблудился. Потом увидел тех красавиц, хотел с ними поговорить — а они от меня убежали. Кто такие, не знаешь?

— Наверное, они из монастыря, — запинаясь, ответил рыбак. — Говорят, к Троице новых послушниц будут постригать в монахини.

— Понятно, — вздохнул Дмитрий. — Они решили немного повеселиться в последние денечки своей вольной жизни… А как называется этот городок?

— Билгород, господин.

— Далековато я забрался.

Осмотревшись на открытой местности, Дмитрий понял наконец, где он сбился с нужного направления и куда теперь надо идти. Ему снова предстояло перебраться через разломанный мостик, но теперь он уже был осторожен и, проявив чудеса ловкости, оказался на другом берегу. Мокрый, голодный и раздосадованный, он шагал вдоль речки, ругая самого себя: «На дурака всегда приключения найдутся! Сам виноват! Не черти же меня понесли за этими девками гнаться! Эку невидаль нашел! Подумаешь, волосы золотые… богиня, русалка… Скоро эти волосы на пол упадут… и станет она христовой невестой. А ты, дурак, за ней бегал. Только время зря потерял, да еще вымок весь. Она же над тобой и посмеялась вместе с подружками».

Постепенно Дмитрий понял, что досадует он главным образом не из-за потерянного времени, а от мысли, что этакая красота будет упрятана навеки за монастырскими стенами. Может быть, он единственный из мужчин, кому по чистой случайности повезло увидеть юную златовласку во всей ее красе…

Скоро Дмитрий успокоился и, продвигаясь дальше, сам себе сказал: «Не стоит об этой девушке думать. Она, наверное, из бедной крестьянской семьи, темная и неграмотная дикарка. Возможно, сирота, которую из милости взяли в монастырь. А не взяли бы — так вышла б замуж за какого-нибудь мужика, такого же простого и дикого, как и сама. Конечно, девушка она красивая, но для чего она мне? Позабавиться с ней? Нет, грешно обижать эту бедную пугливую сиротку. Полюбить ее? Но за что? За одну красоту? Я заскучаю с ней через неделю. И разве мало я в своих путешествиях встречал красавиц? В Корсуни и Константинополе у меня были образованные и умелые любовницы, среди них даже патрицианки. Но ведь я так и не смог никого по-настоящему полюбить. Любовь — это, наверное, не для такого вечного странника, как я. Мой мир слишком широк, чтобы уместиться в объятиях женщины. Для меня нет на свете пары. А если и есть, так уж, во всяком случае, не среди этих крестьянских девчонок, для которых мир кончается за ближайшим лесом».

Остаток дня прошел без приключений. По дороге Дмитрий настрелял несколько уток, успел обсохнуть, подкрепиться лесными ягодами и орехами и к вечеру, когда почти стемнело, явился на постоялый двор. Шумило с уловом рыбы пришел гораздо раньше, и они с Никифором уже начали волноваться за товарища. Дмитрий рассказал о блуждании по лесу, о приключении на реке. Друзья посмеялись над его рассказом, потом поужинали чем Бог послал, обменяли охотничью добычу на дорожные припасы и улеглись спать.

Утром завтракали в корчме, что прилепилась рядом с постоялым двором, и обсуждали предстоящую поездку. Многие посетители знали, что друзья едут охотиться на Быкодера, и теперь забрасывали их советами и предостережениями. Неожиданно в корчму ввалились два молодых дружинника, а с ними сын богатого киевского ростовщика. Все трое были явно навеселе и, желая привлечь к себе внимание окружающих, принялись наперебой сообщать новость, которая их самих, очевидно, порядком забавляла.

— Эй, люди добрые! — провозгласил один дружинник. — Есть среди вас женихи, что богатых невест ищут? Одну такую можно сегодня увидеть.

— Отец ее богаче моего и тоже у князя Святополка в любимцах, — добавил молодой ростовщик.

— Но, говорят, к ней собирается присвататься заезжий молодец, — сообщил второй дружинник. — Вы его, наверное, видели. Красавец, князь. Зовут Глебом.

Услышав это имя, Дмитрий повернулся к говорунам и сказал:

— Знаем мы цену этому князю.

Тут нашлись свидетели недавнего происшествия на торжище, которые включились в разговор, перебивая дружинников и ростовщика. Поднялся гвалт, и ничьих слов уже нельзя было разобрать. Наконец Дмитрию это надоело и он, вскочив на скамью, зычным голосом призвал всех замолчать. А поскольку купцу-мореходу не раз приходилось пересиливать шум морской бури, то уж посетителей корчмы ему не трудно было перекричать. Как только наступило затишье, Дмитрий обратился к первому дружиннику:

— Так что ты хотел сообщить о богатой невесте? Нам тоже деньги нужны. Может, безопасней будет жениться, чем идти на Быкодера? Хотя, конечно, смотря какая невеста.

— Верно! — сквозь общий смех подтвердил дружинник. — Про эту невесту говорят, что от одного ее вида можно стать перепуганным. А если прибавить, что она еще и полоумная…

— Это ты о боярышне Раменской говоришь? — спросил Шумило. — Ходят о ней такие слухи.

— Но князя Глеба это, как видно, не пугает, — усмехнулся Никифор. — Уж очень хочется ему подобраться к ее приданому.

— Да погодите, вы же самого главного не знаете! — замахал руками дружинник. — Думаете, зачем мы сюда забрели? Между прочим, князь Глеб тоже где-то поблизости околачивается. А все почему? Потому что и нам, и особенно ему охота поглядеть на эту боярышню: правда ли, что она такое страшилище. Так вот, сегодня она будет ехать по дороге из Билгорода.

— Из Билгорода? — невольно переспросил Дмитрий.

— Да, из тамошнего монастыря ее перевозят в Киев. Это я точно знаю, мне холопка боярская проболталась. А на краю Копырева конца есть место удобное, чтобы каждого путника рассмотреть. За старым дворищем усмаря Шалыги начинается крутой подъем, и повозка будет медленно взбираться. Еще и дорога там плохая, размытая. Бывает, люди встают с повозок и проходят это место пешком. Вот там и разглядим боярышню как следует. И князь Глеб тоже. Ну а после уж будем решать, кому она годится в жены. Если князь от нее откажется — так, может, другие охотники найдутся.