— Я его знаю, да и Анна видела однажды.

— Говорят, его князь Святополк не жалует? — спросил епископ. — Дошли до меня слухи, что будто Дмитрия хотели насильно женить на дочери княжеского любимца, а он взял да и сбежал. Было такое?

— Трудно сказать… — Евпраксия пожала плечами. — Непонятная была история. Но то, что князь Святополк хотел Дмитрия сгноить в тюрьме, — это правда.

— Такого, как Дмитрий, ни в тюрьме, ни в плену не удержишь, да и под венец не поведешь, — заметил Даниил. — Такие вольные птицы в клетках не живут.

— Даже если это клетка любви? — с улыбкой спросила Евпраксия.

— А что ты хочешь сказать, сударыня? — оживился собеседник. — У Клинца было какое-то любовное приключение, да?

— Сама я точно не знаю, а слухам верить не хочу, — ответила Евпраксия неопределенно.

— На него это похоже, — улыбнулся Даниил. — Конечно, не при добродетельной девице будет сказано, но у Клинца даже во время нашего путешествия вышла такая история, что он с нами до конца не добыл, уехал на три месяца раньше.

Анна стиснула руки на коленях, стараясь не выдать своего интереса к этой истории. Евпраксия, отлично все понимая, сама обратилась к епископу:

— Расскажи, владыко, что тогда произошло с Дмитрием. Пусть и Анна послушает, ей полезно знать о сложностях мирской жизни. Кто ее научит? Ведь она при живом отце почти сирота, ты же знаешь.

Даниила не пришлось долго уговаривать. Поистине дар рассказчика был у него в крови.

— Что ж, история поучительная, — сказал он, важно разглаживая седеющую бороду. — Пожалуй, можно ее послушать и молодой девице. А уж я постараюсь рассказать со всей возможной деликатностью. Так вот, иерусалимский король Балдуин женат на армянской княжне. А среди служанок этой княжны была тогда некая Хариклея — гречанка родом из Мореи[45]. Отец ее когда-то провинился перед тамошними правителями и бежал в Антиохию. После его смерти дочка попала в услужение к армянской княжне, а после замужества своей госпожи приехала вместе с ней в Иерусалимское королевство. Надо сказать, что девица Хариклея была весьма красива, но добродетелью не отличалась. Многих мужчин она сводила с ума своими чарами. Так вот, увидела эта самая Хариклея Дмитрия Клинца — и решила его прибрать к рукам. Очень уж он ей понравился. Дмитрий, конечно, тоже в таких делах не промах, но не позволяет собой вертеть. Не знаю, что там между ними произошло, да только охладел он к той девице. А она как раз собралась возвращаться в Грецию, где у нее богатый родственник объявился. Она и Дмитрия за собой звала, но он не соглашался. Тогда Хариклея попросила его проводить ее в порт, а там подсыпала ему в вино какой-то дурманящий порошок и, когда Дмитрий заснул, велела матросам отвезти его на корабль. Очнулся Дмитрий уже в пути. После я узнал, чем все закончилось. Очень Дмитрий рассердился на Хариклею, кричал, буянил. Девица ведь задумала найти в Греции богатого и знатного мужа, а Дмитрия держать при себе как любовника. Но наш Клинец не хотел был для нее ни мужем, ни любовником. Хариклея рассердилась и решила в отместку обвинить Дмитрия в воровстве и передать его в руки царьградских стражников. Но ему удалось от нее скрыться. Он нашел пристанище в монастыре Святого Маманта в предместье Царьграда, где издавна останавливались русские купцы. К счастью, дело было весной, и купцы, перезимовав в Царьграде, как раз собирались отплывать обратно. Вот с ними-то Дмитрий и вернулся на Русь.

— А Хариклея? — невольно вырвался вопрос у Анны.

— Не знаю, что стало с Хариклеей. Но, думаю, эта девица высоко шагнет. Не удивлюсь, если она окажется даже в императорском дворце.

— Как?.. Бывшая служанка и распутная мошенница? — возмутилась Анна.

— А что удивляться? — Даниил пожал плечами. — У ромеев ведь были императрицы из цирковых танцовщиц и трактирных прислуг. Например, Феодора и Феофано. Многие императрицы не отличались добродетелью. Слава Богу, у нынешнего императора Алексея хорошая жена, а дочь Анна — еще и весьма ученая девица, пишет историю правления своего отца. Вот и я недавно закончил писать о Шаруканском походе…

Даниил снова перешел на разговор о своих рукописных трудах. Но в этот момент он заметил, как голова Евпраксии упала на грудь, а глаза закрылись, и понял, что гостьи давно нуждаются в отдыхе. Пожелав им спокойной ночи, епископ позвал служанку и велел ей проводить знатных путешественниц в опочивальню, где для них была приготовлена постель.

Рассказ Даниила всколыхнул в Анне те мысли, которые давно, но смутно ее тревожили. Теперь же она впервые с полной ясностью задумалась о женщинах в жизни Дмитрия. Она представляла их: порочных и добродетельных, богатых и бедных, образованных и простых, добрых и злых, но обязательно — красивых и привлекательных. Много ли их было? Любил ли он кого-то из них по-настоящему, всем сердцем?.. Скоро легкие волны сна унесли Анну от этих мыслей, и ей пригрезилось то, чего она никогда не видела наяву: море, горы, пальмы, дворцы с мраморными колоннами, морские корабли. Море в ее сне было похоже на широкий разлив Днепра с невидимым вдали берегом, а корабль напоминал большую ладью с парусом. И этот корабль-ладья уносил Дмитрия по волнам моря-Днепра все дальше от берега, на котором стояла Анна…

Она проснулась поздно. Евпраксия к тому времени успела рассказать Даниилу о загадочном преступлении, следы которого ведут в Юрьев.

После утренней молитвы и трапезы разговор возобновился уже в присутствии Анны.

— Думал я над твоими словами, Евпраксия Всеволодовна, — сказал епископ. — Если этот незнакомец с сатанинским знаком — из Юрьева, то мы дознаемся о нем. Но ведь такие знаки носят отступники от латинской веры, которые служат черные мессы. А откуда здесь этому взяться? Может, кто-нибудь пришлый научил? Не знаю… Вот язычники, слыхал я, устраивают тайные сборища в роще возле озера. Люди поговаривают, что эти поганцы около своих идолов творят блудодейства и приносят жертвы. До сих пор никто не смог поймать их на месте, но теперь уж я возьмусь… В иных краях, бывало, люди ударялись в язычество потому, что бедность их заедала, и они думали, будто идолы и волхвы им помогут. Но здесь, под Юрьевом, сейчас никто не голодает, слава Богу. Земли у нас плодородные, пастбища обильные. Да и бояр я всегда наставляю, чтобы смердов не обирали и в озлобление не вводили. Одна беда — степь близко, кочевники рядом. Но ведь и от них у нас заслоны имеются. Да и потом, поганые поганым — рознь. Среди наших торков, например, много еще язычников, но обряды у них мирные, без жертв и блуда, без сатанинских знаков. А тут… Да, вижу, что пора распутать этот змеиный клубок.

Скоро епископ собрал нескольких монахов и, посовещавшись с ними, начал действовать. Во все подозрительные места были отправлены монахи и стражники. Особое внимание привлекло сельцо Выря, возле которого были замечены странные сборища. Даниил обратился за помощью и к юрьевскому воеводе, но тот откликнулся не слишком охотно.

— Позвольте и мне высказать свои догадки, — обратилась Анна к Даниилу и Евпраксии. — Ведь, как я уже говорила, За- вида, моя мачеха, родом из этих мест. И, сдается мне, она никогда не была настоящей христианкой. Надо бы дознаться, из какой она семьи. Возможно, Завида и Берислава приезжали сюда навещать своих родственников? Ты говоришь, отец Даниил, что воевода не хочет тебе помогать распутать это дело. Так, может, ему что-то известно, но он скрывает? Вдруг и его Завида подкупила?

— А ведь девушка дело говорит, — заинтересовался епископ. — Помнится, мне как-то доносили, что какая-то странная не то боярыня, не то боярышня наведывалась в Юрьев. Поговаривали, что на свидание к полюбовнику приезжала.

Я послушал, да и забыл. Надо бы теперь расспросить подробно.

На другой день из Выри были приведены двое язычников, уличенных в отправлении поганских обрядов. Вначале они ни в чем не хотели признаваться, но под угрозой побоев и пыток рассказали о месте ночных сборищ в роще у озера. Посмотрев на рисунок Феофана, они не сдержали удивления и разом воскликнули: «Да это же лохматый Якун!» Но о Завиде и Бериславе язычники ничего не могли рассказать. Они знали, что к Якуну приезжали женщины, но имена и звания этих женщин были им неизвестны.

Чтобы разведать всю правду, киевские гостьи и епископ поехали в сопровождении охраны к селу Выря. Разбираться в запутанном деле пришлось несколько дней. В роще был найден окровавленный идол, возле которого лежали кости и черные перья. Местные жители отличались угрюмостью и неохотно отвечали на вопросы. Правда, упоминали о некоем Биндюке Укруховиче, который когда-то жил в этих местах, но потом превратился в волка и убежал далеко в северные леса. Очевидно, многие язычники относились к загадочному оборотню с приязнью. Кто-то вбил им в голову видеть в Биндюке своего будущего защитника. В избах местных жителей нашлись жезлы с черными птичьими головами на конце, волчьи шкуры и маленькие уродливые куклы.

— Какие зловещие предметы! — удивлялась Анна. — В детстве нянюшка рассказывала мне о старых верованиях, но там не было ничего мрачного. Наоборот, она говорила, что те боги и домовые охраняют, берегут людей.

— В каждой вере есть светлые и темные божества, а люди между ними выбирают, — сказала Евпраксия. — Русичи почти всегда поклонялись светлым богам, духу добра — берегине. Но вот эти язычники выбрали духов зла. Они считают себя оборотнями и поклоняются навьям.

— Что, навьи?.. — Анна вздрогнула. В этом слове для нее с детства таилось нечто запредельно-ужасное, о чем она и знать боялась.

— Да. Так называются души злых мертвецов, покаранных силами природы — утопленников, либо убитых молнией, съеденных волками. Навьи в виде страшных черных птиц летают по ночам в бурю и дождь на злых ветрах. Их крик означает смерть. Двадцать лет назад навьи якобы появлялись в Полоцке. Люди прятались от них в домах, заслонялись оберегами. Навьи принесли с собой болезни, засуху, пожары, войны.