Александра Девиль - Оберег волхвов

— Не могут. Разве что скроются где-нибудь за тридевять земель. Или горный старец по какой-либо причине отменит свой приговор. Кстати, преданность ассасинов повелителю ордена ни с чем не сравнима. Я слышала рассказ графа-крестоносца о том, как по одному знаку повелителя ассасинов его подданные бросились вниз с высокой башни и разбились насмерть. И это лишь для того, чтобы показать христианину, как беспредельна власть повелителя над ними. — Евпраксия тяжело вздохнула и снова взяла в руки письмо Катарины Фортини. — И вот тут я вижу нить, связующую ассасинов с трубадурами — певцами любви. Слово «трубадур» появилось совсем недавно. Так называют себя поэты юга Франции, которые стали писать не на латыни, а на своем родном языке. Они сами сочиняют стихи и музыку, сами и поют, аккомпанируя себе на лютне. Их песни — о любви и обо всех переживаниях, связанных с любовью. Трубадуры часто воспевают безответную любовь к недоступной даме, которой они готовы молиться, как божеству. Возлюбленная для них — это всегда повелительница, нередко жестокая. Теперь легко понять, не правда ли, почему неизвестный трубадур говорит своей даме: «Я твой ассасин!» Тем самым он хочет доказать ей, как много власти она имеет над ним.

— Это прекрасно!.. И страшно вместе с тем… — Анна смотрела перед собой затуманенным взором, и по лицу ее блуждала мечтательная улыбка.

— Катарина написала мне, что первым трубадуром принято считать Гильема Аквитанского, — продолжала свой рассказ Евпраксия. — Я видела этого блестящего рыцаря однажды, когда он со своим отрядом двигался из Тулузы через Италию, чтобы на западном побережье Византии влиться в объединенное войско крестоносцев. Тогда собирался крестовый поход… Да, я видела, как начинался путь Гильема Аквитанского к славе, а теперь вот Катарина написала мне, что этого знаменитого человека постигло глубокое разочарование. И, судя по его последним стихам, оно связано с любовью. Как видишь, Надежда, из-за несчастной любви страдают не только бедные люди. Гильем — герцог Аквитании, что по-нашему соответствует титулу великого князя. Он богат, знатен, прославлен рыцарскими подвигами, красив и талантлив. И вот послушайте, что пишет этот любимец славы и удачи:

В глазах у юных слушательниц заблестели слезы. Каждая думала о своем: Надежда — об обманутой любви, Анна — о напрасном ожидании любви.

— И все же могущественным людям всегда легче, — сказала Надежда, подавив подступившие к горлу рыдания. — Этот князь Гильем мог удалиться в свои богатые владения, где его никто не смел потревожить, где он свободно занимался чем хотел. А я… я должна ходить и оглядываться, как бы злая молва совсем не сжила со света меня и моих родителей…

— Наберись сил, милая, и время с Божьей помощью вылечит тебя, — ласково сказала Евпраксия. — Благодарение Господу, твоя связь с Глебом не имеет последствий. А была такая девушка — между прочим, из знатных, — которую когда-то обидел один красавец князь, посмеялся над ней вместе со своим разгульным братом. И девушка та забеременела. Нянюшка повела ее к знахарке, которая вытравила плод. Бедная девица не ведала, что творит. А когда поняла, какой грех совершила, то готова была наложить на себя руки. Но Бог вовремя вразумил бедняжку. Она стала монахиней, а обидчики ее были покараны судьбой.

Рассказ Евпраксии о несчастной девушке заинтересовал не только Надежду, но и Анну. Смутная догадка мелькнула в голове боярышни. Гончаровнаже с грустью заметила:

— Что ж, госпожа, может, и мне на роду написано стать монахиней.

— Не говори так, — возразила Евпраксия. — Пройдет время, и ты забудешь бездушного хвастуна Глеба, встретишь хорошего парня и станешь его женой.

— Женой? Нет, никогда! — испуганно воскликнула Надежда. — Родители и сейчас готовы выдать меня за Юряту, и он ведь парень неплохой. Но я чувствую себя грешницей, недостойной идти под венец. Да и не хочу становиться женой Юряты или подобного ему человека. Мне будет скучно с таким. От печи и прялки я стану убегать в храмы и смотреть там на живопись. Нет, уж лучше до конца дней в отчем доме разрисовывать горшки, чем стать женой и невесткой в чужом доме!.. — Надежда закрыла лицо руками.

— Не пойму: то ли Глеб заразил тебя тщеславием, то ли твоя художественная натура бунтует против обычной жизни в простой избе. — Евпраксия вздохнула, внимательно разглядывая Надежду.

— Не знаю, не пойму, о чем ты говоришь, госпожа, — пробормотала в ответ гончаровна и тут же заторопилась уходить. — Пора мне, дома много работы, и отец будет сердиться, если я приду поздно.

После ухода девушки Евпраксия задумчиво проговорила:

— Будь Феофан хоть чуточку покрасивей — он мог бы стать парой для Надежды. Ведь они оба художники, и с ним ей бы не было скучно, как с простым парнем вроде Юряты.

— Да, может быть, — откликнулась Анна рассеянно, думая о своем. — А скажи, Евпраксия Всеволодовна, та девушка, о которой ты вспомнила… ну, та, которую обидели два князя… это ведь моя тетя, да?

Евпраксия ничего не ответила, но ее молчание было красноречивей слов.

— Я догадалась, что речь шла о ней, — продолжала Анна. — Недаром тетушка люто ненавидела Романа и Олега Тмутараканских. Бедная тетя… Теперь я понимаю, почему она так строго воспитывала меня, готовила для монашеской доли. Ей хотелось оградить племянницу от обид и разочарований, которые поджидали в мирской жизни…

Наверное, она видела в тебе свое нерожденное дитя. Когда моя сестра Анна Всеволодовна по секрету рассказала мне историю инокини Евдокии, я поняла, что наши судьбы в чем-то схожи. И хотя твоя тетя всегда меня недолюбливала, я относилась к ней с большим сочувствием.

Анна вздохнула и прошептала словно про себя:

— И отчего судьба так редко дарит людям счастье?

— Мы уже говорили об этом прежде, — заметила Евпраксия. — Человек духовный не зависит от превратностей судьбы. Он всегда может стать счастливым, занимаясь самоусовершенствованием.

— Ты права, матушка Евпраксия! — воскликнула Анна, и глаза ее заблестели. — Давай читать книги, которые прислала госпожа Катарина! Давай смотреть эти чудесные рисунки! Что тут изображено? Какая странная одежда! Неужели так выглядят женщины в латинских странах? Одна сторона платья синяя, другая красная, косы закручены над ушами, словно бараньи рожки.

Евпраксия с улыбкой отметила про себя, что никакая строгость воспитания не вытравила в Анне чисто женский интерес к нарядам, прическам и ко всему, что связано с внешним видом.

Двухцветность платья по продольной линии указывает на цвета герба его владелицы, — пояснила Евпраксия. — А прическа действительно так и называется — «бараньи рожки».

— А почему у платья как будто два рукава. — один до локтя, другой — до запястья?

— Просто рукав верхнего платья укорочен, а из-под него открывается рукав камизы — нижнего одеяния.

— А что это за длинные полосы ткани, пришитые к рукавам верхнего шгатья? Они разве не мешают при движении руками?

— Ну, такие фальшивые рукава сейчас в моде.

— А туфли-то с какими узкими носками! В них удобно ходить?

— Да, они из мягкой кожи. Называются пулены.

Анна еще раз внимательно осмотрела женский наряд и пришла к выводу, что это облегающее с овальным вырезом на груди платье очень красиво, ибо не скрывает, а подчеркивает женскую прелесть. Она вдруг подумала о том, что если бы предстала перед Дмитрием не в бесформенном темном покрывале, а в такой вот соблазнительной одежде, он мог бы посмотреть на нее другими глазами. Но тут же Анна вспомнила, что ведь он видел ее на речке почти голой, — и от этой мысли ее лицо покрылось жарким румянцем. Стараясь скрыть от самой себя свое смущение, она торопливо заговорила:

— Расскажи, о чем написано в этих книгах, матушка Евпраксия. Я еще плохо знаю латынь и могу прочесть только отдельные слова, но не соберу их в осмысленные выражения. Госпожа Катарина, верно, написала тебе и о сочинителях этих книг. Кто они, когда жили?

— Некоторые живы и сейчас. Например, Гвиберт Ножанский, который написал о крестовом походе. Или вот, взгляни, трактат под названием «Да и нет». Его сочинил совсем еще молодой философ Петр Абеляр. Катарина пишет, что этот Абеляр — самый знаменитый преподаватель парижской школы и его слава уже вышла за пределы Франции.

— О чем он пишет в своем трактате?

— Основную мысль Абеляра можно выразить в словах: «Не верить, чтобы понимать, а понимать, чтобы верить». Стало быть, он против слепой веры… Кого же он мне этим напоминает?.. — Евпраксия на минуту задумалась. — Конечно, похожие мысли высказывал Ансельм Кентерберийский.

Он говорил примерно так: «Человек — творение Бога, его образ и подобие, поэтому между человеком и Богом нет пропасти, Бог открыт пониманию человека. Вера в Бога не полна, если не находит завершающего выражения в разуме».

От смелости этих мыслей у Анны захватывало дух. Она знала, что нигде — ни в монастыре у тетушки, ни в доме у отца, ни даже в княжеском дворце — никто бы не сумел и не захотел говорить с ней на такие темы.

— Матушка Евпраксия, — прошептала она, — мне даже страшно представить, до каких высот доходят мысли философов…

— О, милая моя, мы с тобой только приоткрыли краешек страницы в великой книге мудрости, — улыбнулась Евпраксия. — Но я думаю, что тебе, как юной и влюбленной девушке, поэзия гораздо интересней философии, а поэтому лучше почитаю стихи одного арабского поэта.

Анна теперь не удивлялась и не обижалась, когда Евпраксия называла ее влюбленной девушкой. Она уже вполне осознала свое чувство к Дмитрию и знала, что Евпраксии это тоже известно. Они пока не обсуждали тему любви открыто, но подразумевали ее в отвлеченных разговорах.