Через полчаса Джеймс отпустил финансового директора, предпочитая в одиночестве погрустить над сложенным небольшой стопочкой и сшитым меж собой пакетом документов – Эндрю Оуэн всегда был педантом, – но, по сути, важным был только первый лист, остальное – детали. Владелец трех ширм всё же был дураком. И этот дурак – его брат.

Джеймс криво усмехнулся: а он ведь подозревал Арчи Блейка. Нет, Арчи не дурак и не дал бы напасть на свой след, а здесь… Но что ни говори, а три процента акций Джонатан успел купить, теперь в его личном распоряжении было тринадцать. У самого Джеймса было двадцать пять плюс дед со своими пятнадцатью. Старик Филипп как бы ни ругался на него, но неизменно поддерживал. Пока поддерживал. Но всё течет, всё меняется

Но Джеймс отчего-то был спокоен. Он не злился на Джонатана. На него никогда не получалось злиться. Но вот понять, зачем тот пытался угробить дело жизни их отца, не мог. Амбициозные планы по захвату власти в компании, честолюбие и даже жажда денег, но саботаж сделки ради акций? Слухи, порочащие репутацию «Виккерс»? Этим можно было похоронить не только Джеймса, как руководителя, но и всю компанию. Не сразу конечно, но лет через пять они бы превратились в мелкую фирму, производящую комплектующие к яхтам средней руки.

Джеймс поднялся и взял телефон: с Джонатаном он обязательно разберется, но сейчас у него есть более важное дело. Он достаточно потерял времени, разбираясь в себе, больше терять нельзя. Джеймс по памяти набрал номер Авроры, но не успел нажать на вызов – звонок Алисии пробился первым.

Тридцать секунд, и он уже застегивал пуговицу пиджака, затем, взяв документы со стола, вышел из кабинета. Нужно забрать Эвана с футбола, Алисия не успевает. Сегодня вторник – не его день, но Джеймс был рад такому повороту. Возможно, ему удастся честно поговорить с сыном и добиться понимания.

Эван всю дорогу был тих и задумчив и на попытки разговорить его реагировал вяло. Поэтому ничего другого не оставалось, как отложить беседу до более благоприятного случая.

– Спасибо, что помог, – одновременно разговаривая по громкой связи и по второму мобильнику, поблагодарила Алисия. – Ужин через полчаса, – это она уже сказала сыну.

– Останешься? – оживился Эван.

– Не могу, прости, – извинился Джеймс. – Нужно решить одно очень важное дело.

– Хорошо, – сник он и сказал матери: – Я буду у себя.

– До завтра, – крикнул Джеймс и услышал только «угу».

– Джеймс, останься ненадолго, нам нужно кое-что обсудить. – Алисия еще пару минут потратила на телефонный разговор, а он, удобно расположившись на диване, спокойно ждал, не торопя ее – не хотел из разговора сделать очередной скандал. – Я хотела поговорить о будущем Эвана.

Джеймс неспешно кивнул. О будущем сына он поговорит с удовольствием, но Алисия только недовольно поджала губы, вероятно, расценив его жест как-то по-своему.

– Я думаю, нужно перевести его в новую школу.

– А старая чем плоха?

Алисия отмахнулась от вопроса, продолжая:

– Итонская школа даст ему не только прекрасное образование, но и возможности – он будет зачислен в Оксфорд!

– Я не хочу, чтобы Эван жил в пансионе. Я хочу видеться с сыном не только по воскресеньям.

– Опять ты только о себе!

– Он учится в прекрасной школе, – игнорируя выпад, продолжил Джеймс.

– Но…

– Ведь ее выбирала ты.

– Я знаю, но…

– Когда он перейдет в среднюю школу, мы вернемся к этому вопросу.

– Ты же знаешь: в одиннадцать лет в Итон практически невозможно поступить!

– Если он не сможет туда поступить, то и учиться там не сможет, – железобетонный аргумент привел Джеймс.

– Тебе что, плевать на будущее сына?

– Будущее сына – единственное, на что мне не плевать. – Джеймс лукавил: были еще люди и вещи, которые ему небезразличны, но сын действительно на первом месте. Даже сам Джеймс был на втором.

– Не лги, Джеймс, тебе не идет, – бросила в ответ Алисия. Он взглянул в стоявшее напротив овальное зеркало.

– По-моему, я весьма симпатично выгляжу, – заметил он. Лучше не будить спящую собаку, но Джеймс не смог сдержаться: это уже какой-то ритуал или дурная привычка – ругаться с бывшей женой.

– Тебе всегда было плевать на меня, на семью, – тихо начала она, с каждым словом повышая голос: – Только твои проклятые корабли, верфи, заводы – вот, что ты по-настоящему любишь!

– Замолчи, – с убийственным спокойствием произнес Джеймс.

– Что, не нравится правда? – заводясь всё больше и больше, кричала Алисия.

– Перестань орать!

– Не затыкай мне рот! Ты знаешь, как мне тяжело!

– Ты думаешь, мне легко? – не выдержал упреков Джеймс. – Ты думаешь, ты одна такая несчастная? Думаешь, трудно только тебе? Я не могу быть с женщиной, которую люблю! Меня разрывает между чувством вины и желанием жить!

Алисия замолчала, тяжело падая в кресло, дрожащими руками убирая с лица светлые волосы.

– Не могу вспомнить, когда мы превратились в двух собак, которые только и стремятся, что укусить побольнее, – опустошенно проговорил Джеймс. Алисия не ответила, выжатая после очередной злой перепалки и несправедливых обвинений. – Давай поговорим о новой школе позже, когда успокоимся. Не провожай, – он широким шагом покинул гостиную, не подозревая, что минуту назад под дверью стоял Эван, вжимаясь в косяк, чтобы не выдать себя. Он спустился, привлеченный громким разговором, и застал очередную бурную ссору родителей.

Разочарование – единственное, что Эван испытывал в последнее время. Ничего не получилось: папа с мамой не помирились, семья так и осталась разбитой, а он, как и последние два года, сын разведенных родителей.

Эван бегом поднялся в свою комнату, вытер рукавом джемпера сопли и, воинственно вздернув подбородок, вытряхнул из своего рюкзака учебники. Он не будет ныть в своей комнате, он уйдет из дома! Может, тогда у родителей появится время подумать о себе! Пожить своей жизнью, не отвлекаясь на него. Он не будет им мешать. Раз он не нужен им, значит, и они не нужны ему!

Три протеиновых батончика, вода, обогащенная минералами и солями, маленькая упаковка чипсов, которую он так и не решился открыть, и, наконец, триста фунтов наличными, сэкономленных на карманных деньгах – стратегический запас собран! Эван положил мобильный телефон под подушку – его он брать не будет! Штучки отца ему хорошо известны!

Эван дождался, когда мама скроется в столовой, быстренько пересек холл и выскользнул за порог. Вот она, свобода! Почти бегом в сторону ближайшей подземки, и только когда спустился, перевел дух. Эван словно бы очутился в приключенческом фильме и с блеском оторвался от преследователей! Но расслабляться рано. Он, конечно, считал себя взрослым, но в кассы не пошел, а вот в табачном киоске ему без лишних вопросов за неполных пять фунтов продали билет.

Поезд мчался в Вестминстер. Эван впервые оказался в такой гуще людей, но на него ровным счетом никто не обращал внимания: все уткнулись в телефоны, а он сжался, устроившись между двумя женщинами, решив с пользой потратить время – подумать.

Эван совершенно не понимал, почему папа с мамой больше не любят друг друга. Они оба такие красивые, так хорошо выходят на совместных снимках, всегда улыбаются, когда собирается вся семья. А вот вдвоем постоянно кричат. Эван, живя с отцом, немного отвык от этого и даже начал надеяться, что после возвращения мамы всё может наладиться. Думал, что папа соскучится по ней так же, как и сам Эван. А вышло, что папе нужна только Аврора. Он теперь ее любит, а маму нет.

Эван поджал губы и опустил глаза. Ему было стыдно. Стыдно за то, что обманул отца. Стыдно, что влез во взрослые дела. Стыдно, что Аврора волновалась за него, стоя с чемоданами, а он заложил ее, хотя толком и не знал ничего. Правда, оправдывал себя тем, что хотел помирить родителей, бабушка ведь сказала, что это еще возможно.

Двери вагона открылись, и люди начали выходить. Эван, заметив, что почти никого не осталось, решил сойти на следующей станции. Только что делать дальше он пока слабо представлял, да и решимости наказать родителей поубавилось, но на попятную идти не хотелось.

Он вышел на станции Вотерлоо, вслед за пассажирами – дальше ехать некуда. Наверху люди рассеялись, разбежавшись по автобусам или быстро скрываясь за ближайшим поворотом. А Эван остался стоять, чувствуя себя ужасно одиноким. Он зашагал вверх, задумчиво рассматривая рисунок тротуарной плитки.

Возможно, ему и вправду присмотреться к Авроре? Если отец решил обзавестись новой женой, то она не самый плохой вариант: с ней весело, Лорд ее любит и папа с ней не ругается. А вот целуется постоянно. Эван машинально вытер губы, совершенно не понимая, что в этом облизывании хорошего. Ну, если им уж так это нравится…

– Ой, простите, – извинился он, влетев в прохожего и, сглотнув, добавил: – Сэр.

Чернокожий мужчина, судя по одежде, был бездомным и доверия не внушал. Эвану сразу стало не по себе. Он вообще-то слабо представлял, куда идет. Чего хотел добиться – знал, а вот что с ним может случиться – не подумал. Здравомыслие – его отличительная черта, и оно подсказывало: приключение может превратиться в боевик или даже триллер. Эвану не разрешали их смотреть, но он видел. Страшновато.

«Надо позвонить домой!» – но мысль, не успев до конца оформиться, погасла. Телефона-то нет. «Такси!» – Эван остановился, вглядываясь в холодный вечерний сумрак: машин было немного, кэбов не было вообще. Еще и дождь пошел.

Эван поправил шапку и втянул шею, двигаясь вперед. Надо позвонить. Зайти в магазин и попросить телефон. Только ни одного номера не хотело всплывать в памяти, кроме… Он скинул с плеча рюкзак и, рванув молнию, посмотрел на крупные аккуратные цифры.

– Здравствуйте, мэм, – он забежал в магазин. – Мэм, можно позвонить от вас?