— Татьяна Ивановна, вас не узнать. — Покрутил он её, не удержавшись, пылко притянул к себе.

— Не сердишься?

— Птаха, ты выглядишь потрясающе.

Потихоньку жизнь налаживалась. Таня топталась на кухне около домработницы или Лизы, пытаясь что-то приготовить сама или учась этому у них. Какая там кулинария была в их годы, да ещё и в селе. Смех один, картошка, огурцы, капуста, молоко с хлебом не у всех, так называемая тюря и селёдка по праздникам. Вот и удивлялась она нынешним премудростям. В больших-то городах, наверное, жили по-другому, а провинция и село проще простого, лишь бы живот набить и то, если есть чем. Хорошо если урожайный на грибы и ягоды был год, бочками солили, всё-таки какое-то разнообразие. Мешки орехов стояли в чуланчиках. Сушёная вишня. Женщины пили вишнёвую наливочку, а мужчины горилку из свеклы. Всё домашнего приготовления. Ей даже вспомнилось, как она на печи часами процеживала в бутылки через марлю, вату и золу мутную жидкость. Она становилась как слеза. Но процесс тот долгий и муторный. А на печи потому, чтоб, упаси Бог, кто не застукал. Донесут. Матушка носила ту горилку в соседнее село и продавала. На вырученные деньги покупала одежду и обувь. Так и жили. А сейчас, столько премудростей, что и не сообразишь. Бутылки казённые, красивые. Крошат салаты из варёных и сырых овощей и заправляют майонезом. Чудно, но вкусно. Мясо жарят не просто так, а отбивают молотком, посыпая специями и обваляв в муке, и яйце жарят. Плов тоже интересен, зёрнышко к зёрнышку, но у неё пока он ещё не получился, такой, как надо. Зато голубцы Таня даже крутила сама и вышло вроде не плохо. Илья удивился, узнав, что это она готовила одна без посторонней помощи. Вспомнив сейчас Дубова, она покраснела. Всё труднее ей становится находиться рядом с ним на одной кровати. Его глаза горят всё ярче, руки обнимают всё жарче. Целующие её губы полны желания и страсти и не ограничиваются только лёгкими прикосновениями, а норовят, захватив рот, закружить её в хмельном поцелуи. Похоже, зря паниковала, он не забыл «Затон» и просто любит её. По крайней мере, пока. «Пока» не исчезало. Не торопилась отпустить она страх, хоть и пыталась загнать его в дальний угол, но всё же не готовая ещё была распрощаться с ним навсегда. Вчера гладила его рубашки постиранные Лидией Васильевной, какое удовольствие эти электрические утюги, не то, что были чугунные тяжёлые. И вообще мир хуже не стал. А тогда казалось, что будет крах, обвал, но нет земля и воздух научились за века избавляться от нечисти, обновляясь идя вперёд. Не смотря на то, что сгинуло столько людей, никак не меньше улыбаются люди, любят, женятся и рожают. Изобретают вон всё новые и новые прибамбасы, как не скажет Лиза. Значит жизнь сильнее дурости и зла. Просто их поколению не повезло, вернее им, кого судьба кинула в тот кровавый водоворот, а жизнь бежит себе в припрыжку, накручивая и накручивая обороты. Как хочется посмотреть на подснежники, ландыши, ромашки, нарвать васильков в поле, если они конечно сейчас есть. А то Илья приносил диковинные розы и совсем уж интересные гладиолусы. В их время она и не слышала о таких причудах. Нет, красиво, конечно, но хотелось бы спрятать лицо в ромашки. Сплести из васильков венок. Полежать в полевой кашке и сочной траве. Нацепить на руку часики из луговой гвоздички. Сколько ей было тогда, всего ничего, даже гулять с парнями ещё не ходила. Первый раз целовалась с Ильёй на «Затоне». Надо не забыть, спросить у него о цветах. Скоро вернётся Илья, поторопиться придётся с купанием, пока он не пришёл, чтоб не дать ему возможности пройти к ней в душ.

Смотря на то, как с каждым новым днём оживает мать, радовалась Лиза. Но опять двадцать пять, что-то странное стало происходить с отцом. Всё не славу Богу. Совсем стал не понятен. Неудобно лезть в его душу, но нужен разговор, адреналин зашкаливает в крови. Помучившись и застав его одного в кабинете, она решилась:

— Пап, что происходит, ты чернее тучи? Что-то не так, только не ври, я не маленькая?

— Я разберусь сам, — пытался отнекиваться и уйти от разговора он.

— Отец, не финти. Она не интересна тебе, как женщина.

— Лиза не говори ерунду, — оборвал он дочь.

Но Лиза глотая обиду продолжала его пытку.

— Всю жизнь жгла любовь, что смерти сильнее, а тут реальная женщина далёкая от мифа и чувство угасло, испарилось, исчезло, да?

Он в знак протеста выставил перед собой руки.

— Дочка, подожди городить огород…

— Любовь разбилась о реальность, ведь так? — добивалась ответа она.

— Лиза, прикуси язычок, — не вытерпел он.

А она на горячей ноте выпалила:

— Так, скажи, я пойму. Мы с Ильёй заберём маму к себе. Ты имеешь право на своё счастье, всё это по-человечески понятно.

Вулкан кипел, кипел и выбухнул. Правда лавой вырвалась наружу.

— Да, о чём ты Лиза… Она не подпускает меня к себе даже. Каждую ночь, уползая на другой конец кровати, отгораживается от меня немыслимыми барьерами.

— Ты ничего не путаешь? — опешила она.

А он, начав разговор, изливал истерзанную душу:

— Думал, сначала слаба, стресс, но ведь уже, слава Богу, прошло столько времени. А сейчас хитрить начала, купается раньше, чем приеду я.

— Почему ты так решил?

— Понимаешь, дочка, раньше, я её сам купал, специально вдвоём заходили, чтоб привыкала. Теперь прячется.

Лиза решительно заявила:

— Надо поговорить с психиатром.

— Неудобно вроде об этом говорить-то, — заходил по кабинету Дубов.

— Тут ты не прав, он всё равно в курсе нашей проблемы.

— Не знаю, Лиза, может ты и права.

И тут Лиза вдруг предложила:

— Давай для начала я пообщаюсь на эту тему с ней сама. Разговор двух женщин, это нормально. Тем более родных.

— Как это будет выглядеть, правильно ли? — забеспокоился он.

— Не паникуй.

— Лиза.

— Сейчас пойду и поболтаю, самое подходящее время, чего откладывать-то, — решительно заявила она.

— Только бы хуже не сделать.

— Я ей купила красивую ночнушку, попрошу примерить и обсудим твою проблему. Надо же знать обратную сторону вашего шитья.

— Лиза, аккуратно.

Та нырнула за дверь и до него донеслось:

— Сориентируюсь на местности.

Заманив мать в спальню, Лиза, продемонстрировав покупку, настаивала немедленно померить рубашечку. Таня нехотя уступила, чтоб только не обидеть дочь. Хотя тело ожило и налилось жизнью, Таня по-прежнему стеснялась своей худобы, прячась при переодевании за дверкой шкафа. И сейчас демонстрируя короткую в кружевах ночную рубашку перед дочерью, безуспешно пыталась дотянуть её до колен.

— Она мала Лиза.

Дочь обняла её за плечи и заглянула в лицо:

— В самый раз, просто в ваше время такое не носили.

Таня испуганно прошептала:

— Я вся открыта. Кружева не по возрасту.

Лиза, беззаботно проведя под её грудью рукой, заметила:

— Что с того, тебе идёт. Ты поправилась. Выглядишь, как манекенщица.

— Это кто Лиза?

— Та, что демонстрирует одежду, вот смотри в журнале мод, — Лиза, перевернув страницы, ткнула пальчиком в манекенщиц.

— Придумала тоже, — замахала мать рукой, посмотрев в журнал.

А Лизонька настаивала на своём.

— Подойди к зеркалу, загляни в него. Смотришься поразительно. Отец обалдеет.

Улыбка, блуждающая по её измученному лицу тут же упала с губ. Она испуганно глянула на Лизу и засуетилась с переодеванием.

— Мама, что такое?

— Ничего.

— Он тебе не нравится?

— Дело не в этом.

— Ты разлюбила отца?

Пряча слёзы попросила:

— Лиза, не надо об этом.

— Почему, вы же мои родители, я должна знать.

Крупная слеза, выкатившись из огромных глаз, пробежав по щеке, упала на грудь.

— Мамочка, в чём дело? — забеспокоилась Лиза.

— Нет, нет, нет! Я же… я же… ты не представляешь, что со мной было. Я грязная, Лиза. Меня нельзя любить, — прошептала она, кривящимися от боли губами.

— В каком смысле? — опешила дочь.

— Я вспомнила… — шептала Таня.

— Что?

— Ты не представляешь и, слава богу, что не представляешь… Он насиловал меня, я помню, помню… Живот мешал… Илья смотрел, смотрел… А «Волк» изгилялся…

— Кто? — поняв, о ком идёт речь, Лиза тянула время, придумывая как помочь матери в сложившейся ситуации.

— Мучитель мой Лукьян. Илюша потом плеваться будет.

— Вот придумала. Так это давно было, забылось всё. Все ж понимают, обстоятельства.

— Нет. Нет! Грязная я, дурная. Не буду я его женой, не могу. Лиза, нельзя, ту грязь временем не смоешь. Он найдёт чистую женщину, хорошую. Не надо меня удерживать, отпустите! Богом прошу, пустите! Не надо ему пачкаться об меня, не надо! Грязная я, грязная…

— Стоп, дай подумать, — крутилась возле матери она, соображая, чем можно помочь этой несчастной женщине и вдруг воскликнула:- О! Я знаю, что нужно сделать.

— Что с судьбой, дочка, сделаешь. Тебе не под силу мне помочь. Эта грязь водой не моется.

Лиза обняла и чмокнула её в щёку.

— Не о том речь Я завтра же поеду к гинекологу и поговорю с ним. Тебя почистят, и ты будешь свободна от прошлого и его грязи. Ну, здорово я придумала, что скажешь на это?

— Ты думаешь, это поможет? — она прижала маленькие кулачки к груди и воззрилась на дочь полными надежды глазами.

— Безусловно, — мотнула головой Лиза.

— А как?

— Делают же они женщинам аборты, открывают и всё выскабливают. Тебе подходит?

— Да.

Лиза радовалась, что так скоро нашлось решение. Остальное дело техники: договориться с медиками, чтоб усыпили и просто проверили её, а с психологом, чтоб посодействовал этому.

Погладив дочь по руке, она спросила: