– Она – не чужая! Она – мама…

– Настя! – чуть не взвыл Мелихов. – Ну, какая она тебе мама? Ты же большая девочка, зачем ты выдумываешь?

– Ты её пхогнал, да? Ты её больше не любишь?

Игорь только хватал воздух ртом. За дверью в столовой он прекрасно слышал, как тактично и аккуратно Ленка, выворачивая наизнанку душу, пыталась выгородить его перед дочерью. Но Настя всё равно обо всем догадалась. «Нет, Настенька, это она меня не любит», – хотел сказать он, но вовремя понял, что это попросту глупо.

Он повертел головой, оглядывая комнату, и не зная, что отвечать.

– Что же ты не собрала игрушки? Завтра успеешь?

– А чего собихать-то? – горько произнесла девочка. – Др-раскхаски, может, взять…

– В садике наверняка полно раскрасок. Ну, возьми Барби. Можешь даже коляску взять. Или кого ты там хотела – покажи мне…

Настя вытащила из-под подушки крохотную плюшевую мышь, старую Ленкину куклу и прижала их к себе.

– Это возьмёшь? Ну, хорошо, бери, – на всё соглашался Мелихов.

Девочка подумала и покачала головой:

– Нет, дома оставлю… Только ты не тхогай и не выбхасывай, ладно?

– Конечно, не выброшу, что ты?! А почему не возьмёшь?

– А где мне там за ними двумя уследить? – совсем по взрослому вздохнула Настя. – Потеряются – и как я тогда жить буду?


***


Звонить Насте при Мелихове в воскресенье не стоило, надо было выполнить обещание и дать ребёнку освоится. В понедельник Ленка весь день пыталась представить, как девочка знакомится с садиком и воспитателями, и колебалась – то ли звонить, то ли выждать. К счастью, вечером малышка объявилась сама, но, видимо, кто-то был рядом, потому что она только сказала: «Мама… Это я…» А потом принялась тяжело дышать в трубку. Ленка испугалась, что девочка плачет. Она наговорила ей чего-то успокоительного, а потом кто-то взрослый отобрал у Насти телефон.

Девушка едва дотерпела до вечера вторника. Весь день она смотрела на часы, отмечая для себя: завтрак, прогулка, занятия, обед, сон… А после семи решилась и набрала Настин номер. Девочка трубку не взяла, зато через полчаса перезвонила сама.

– Мам! Я ужинала! – сообщила она. – А телефон в столовую бхать не велят!

Голосочек у неё был бодрым, и у Ленки немного отлегло от сердца.

– А вчера ты что делала?

– Папа был и не д-р-р-разхешал мне звонить. Меня к д-р-р-разным врачам водили. И к логопеду, но наш с тобой лучше! И я устала вчеха… Папа уехал, а я плакала…

– Ну, ничего, папа приедет в субботу! А с ребятами ты познакомилась? Хорошие ребята? Воспитательницу как зовут? Вы играли сегодня? – забросала вопросами девушка.

– Алятина Ильишна – холошая! Но она не воспитатель. Она сегодня весь день со мной ходит! И зоопахк показала! И аквахиум! И челепаху! Мы о тебе говохили! А дети плохие. Они все отбихают и смеются. Но воспитательница их надр-р-ругала. А завтха в бассейн пойдем. Я сказала, что ты научила меня плавать.

– Здорово! Вот видишь, Настён, а ты боялась. Ты просто умница у меня, оказывается!

– Лен… Ты когда пхиедешь? – без перехода начала девочка, и голосочек у неё сразу задрожал.

Ленка представила, как глаза у малышки наполняются слезами.

– Как и договаривались – через выходной, – бодро сообщила девушка. – А созваниваться будем вечером – ты после работы, и я после работы.

– А ты уже на д-р-р-работе?

– Нет, вот как раз завтра пойду договариваться. Это тети Иры знакомый дядя.

– Мам… Ты только не женись на этом дяде, пожалуйста. Ты помихись с папой. Может, он тебя обхатно пхимет…

– Настён, не говори глупостей, ладно?

– Мам, тут Алятина Ильишна пхишла. Говохит, надо идти к д-р-ребятам. А я не хочу к д-р-ребятам! Можно я телевизох включу?

– Там у тебя телевизор даже есть? Слушай, а дай Алевтине Ильиничне трубочку. А сама пойди к детям, поиграй. Может, с кем подружишься, потом расскажешь.

– Не хочу…

– Ну, пожалуйста, Насть… Обязательно надо дружить – тебе станет веселее. Пойдешь?

– Ладно…

– Вот и молодец! Целую тебя, солнышко моё!

– И я тебя!

– Слушаю вас, – раздался в трубке женский голос.

– Алевтина Ильинична, простите за беспокойство, это Лена. Ну, вы помните, наверное.

– Да, да, конечно.

– Не могли бы вы дать мне адрес садика и ваш телефон? Я не взяла его у Мелихова, а звонить не хочу.

– Понимаю. Пишите.

Ленка записала адрес и спросила:

– Скажите, ну как там Настёна?

– Да, вы знаете, всё в порядке.

– Не плачет?

– Нет, скорее выражает недовольство. Ну, разве что перед сном вчера настроение испортилось… Это у многих так. Правда, совсем не хочет играть с остальными ребятами. Мне приходится постоянно чем-то её занимать. Но ничего, потихоньку начнем вовлекать её в общие игры, а там…

– Она хорошо ладит с детьми, когда их немного, – поспешила объяснить Ленка. – Лучше общается с мальчиками. Конечно, у неё было мало опыта, мы жили уединённо.

– Не волнуйтесь, пожалуйста. Отец звонит несколько раз в день. Если что-то будет не так, мы сразу ему сообщим. Кстати, Лена, вы тоже оставьте мне ваши контакты. На всякий случай.

– Да, конечно, – Ленка продиктовала номер.

– Я, наверное, не должна этого говорить, – замешкалась Алевтина, – но мне кажется, Игорь Глебович не прав. Хорошо, что вы отстояли право общаться с ребёнком – вас нельзя разлучать, может быть травма на всю жизнь. Непохоже, чтобы она быстро отвыкла, и все разговоры… не об отце, а только о вас. Знаете, господин Мелихов не объяснил мне, насколько вы близки с ребёнком. Я бы тогда настояла, чтобы всё сделали иначе. Простите меня, хорошо?

– Да вы ведь совершенно не при чем. Игорь, если что-то решил, идёт напролом.

– Я в затруднительном положении. С одной стороны, я не вправе нарушить распоряжение отца. Но девочку хорошо бы поддержать – первая волна интереса спадёт, и начнёт тосковать. Я ведь только сегодня могла столько с ней заниматься, старалась не давать ей скучать ни минуты. Но у меня есть и другие проблемные дети.

– Мелихов разрешил навещать Настю раз в месяц, но не уточнил, когда должен быть первый визит, – намекнула девушка. – Собственно, я уже пообещала девочке… через выходные.

– Тогда так и поступим, – подхватила мысль Алевтина Ильинична. – На этой неделе, и правда, рановато будет, а то потом Насте придётся долго ждать. А вот в следующие выходные… Мелихова я предупрежу, чтобы вам не столкнуться.

– Но ведь он только в выходные и может… у него вся неделя расписана.

– Да, вы правы. Тогда лучше в будни. Получится?

– Скорее всего в пятницу…

– Хорошо, так девочке и скажу: в следующую пятницу. Годится?

– Конечно, – обрадовалась Ленка.

Разговор с Алевтиной её успокоил – психолог не попала под влияние Мелихова, не собирается мешать Ленке и даже готова находиться с ней на связи.

– Отлично. Мы с вами посмотрим, как будет вести себя Настя после ваших визитов. Если увидим, что это только травмирует ребёнка и выбивает из колеи – примем другое решение.


***


– Конечно, это разумно и вроде как правильно – если со стороны рассуждать. Надо Насте и общаться, и учиться, и отцу некогда. А с другой – как представлю, что у меня Кирюшку забрали, и я его только раз в месяц навестить могу – так сердце кровью обливается…

Ирина словно рассуждала сама с собой. Они встретились сегодня на Новокузнецкой и шли теперь по Пятницкой. Ленка только что рассказала ей, как Настю отправили в сад-интернат, и, к сожалению, не сдержала при этом эмоций. О причине происшедшего она, разумеется, умолчала. А Ира не стала расспрашивать.

– Ты эту начальницу хорошо знаешь? – поинтересовалась девушка, переводя разговор на другую тему.

– Ну, как тебе сказать… Звягинцева раньше меня в декрет ушла. Мы с ней ровесницы, обе долго были одинокими. Иногда по работе пересекались – она в нашем головном офисе работала, на Баррикадной, а у нас своего юриста не было. Так мы к ней по всем вопросам обращались. Мне Таня симпатична была, но она никого к себе даже близко не подпускала. Старый холостяк такой… И вдруг замуж вышла – и словно оттаяла. Правда, только мы с ней немного сблизились, как у меня завертелось… разное. Да и ей не до меня стало – собралась в декрет, в офис приезжала редко.

– А почему она теперь здесь работает?

– Да после декрета Димка её к нам на филиал переманил. Я с ней с тех пор и не виделась. Я ведь дома сидела с Кирюшкой – не хотела на прежнюю работу выходить.

Они уже подошли к большому особняку с огромным количеством вывесок и поднялись на крыльцо.

– Сегодня бабушке девять дней, – приостановилась Ленка, – как думаешь, управимся до двух? Надо на кухне помочь.

– Успеем, я думаю, пока только первый разговор будет. Лен… Я не спрашивала тебя – про бабушку… Может, тебе не хочется рассказывать… но ты как – отошла немного?

– Отошла… Заставили отойти. Ир, я эти дни только о Насте и думаю! А бабуля, бедная, как и при жизни – на заднем плане… – Ленка отвернулась. – Но знаешь – вроде как и была на похоронах, а не вижу её… неживой. Не осознаю. Забываюсь, вспоминаю вдруг, что бабуле надо позвонить – даже рука к телефону тянется. Всё мне кажется, что она так и сидит у себя в комнате в полумраке, свет экономит, а мне просто некогда выбраться её навестить. И ничего страшного не случалось. Я, наверное, чёрствая, да?

– Знаешь, когда умирает старый человек – это горько, но не трагично… Не обижаешься?

– Нет, конечно. Меня только совесть очень мучает. Ладно, пошли? – девушка потянула на себя тяжёлую дверь.

Ира уверенным шагом направилась к охраннику.

– Сначала зайдём к Димке, – объясняла она, пока сонный мужчина в униформе оформлял им пропуск. – Запомни – если устроишься на работу, никому здесь не говори, что ты от меня. А то будут проблемы с финансовым директором.

Они поднялись на второй этаж, Смалькова провела подругу по длинному коридору через всё здание, распахнула дверь стеклянной рекреации и остановилась перед внушительной вывеской «Генеральный директор».