– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал Ян, кивнув в сторону одного из складных стульев, составлявших спартанскую меблировку. – Мы приготовили вакцину, о которой я вам говорил, но мне хотелось бы кое-что обсудить с вами, прежде чем сделать инъекцию.

– Вы говорили, что инъекция связана с риском.

– Да, такое не исключено. Я полагаю, что может произойти следующее: в месте инъекции станет болеть рука, и день-два у вас может быть небольшая лихорадка. Ничего серьезного. По крайней мере, мы надеемся именно на такое. Но, как я ранее говорил, самое серьезное осложнение, какое только можно представить, заключается в том, что ваше тело отреагирует совершенно неожиданно и все закончится фатально. Это заранее нельзя предвидеть.

– Вы правы, доктор, это привело бы к серьезным осложнениям. Но тогда я по крайней мере избавился бы от необходимости возвращаться в этот лагерь.

Эти слова не вызвали улыбку у Шукальского, и он угрюмо сказал:

– Тогда нас всех могут казнить. Дитеру Шмидту ничто не доставило бы такого удовольствия, как свалить вину за смерть эсэсовца на нас.

– Доктор, каковы ваши планы на тот случай, если вакцина создаст видимость, будто я болен тифом?

– Кеплер, если у нас получится, тогда мы сделаем все, чтобы и другие в этом крае заболели мнимым тифом. Тогда создастся впечатление, будто вспыхнула эпидемия. Мы надеемся на карантин.

Кеплер кивнул. Он взглянул на Марию Душиньскую. Ее лицо было бледным, как у призрака. Казалось, что она только что явилась из саркофага. Лицо священника хранило суровое выражение.

– Это интересная мысль. Карантин. Но обмануть нацистов? – Ганс покачал головой. – Может, их можно водить за нос неделю или даже месяц. Но в конце концов они доберутся до истины, и тогда всех в этом городе расстреляют. Доктор, Зофия важна для нацистов, но ее жители не имеют для них никакого значения.

– Нам, как и вам, придется попробовать, – тихо сказал Ян. – У нас не должно быть сомнений в том, что вы окажете нам полное содействие, если мы решимся взяться за этот план. Нам понадобится ваша помощь.

– Разумеется, я вам помогу. Я сделаю все, что вы скажете.

– Тогда давайте продолжим работу. А теперь не забудьте, Кеплер, через пять-шесть дней я свяжусь с немецкими властями и сообщу им, что есть подозрения, будто вы больны тифом. Через семь дней я возьму у вас кровь и пошлю ее в Центральную лабораторию в Варшаве, которой заведуют немцы. Если они сообщат, что результат анализа Вейля-Феликса положительный, тогда подтвердится диагноз тифа. Если ответ будет отрицательным, тогда мне придется предположить, что бактерия протеуса либо не содержит штамма Х-19, либо она на людях дает иную реакцию, чем та, которую я наблюдал при эксперименте с морскими свинками. Во избежание любых подозрений вам следует знать, каковы симптомы тифа, тогда вы сможете притворяться со знанием дела, и у нас будут основания положить вас в больницу, словно вы и действительно заболели этой болезнью. Шукальский отвернулся и сказал Марии:

– Объясните ему, пожалуйста, что такое тиф и каковы ожидаемые симптомы.

Затем он повернулся к столу, открыл первый пузырек с вакциной, набрал шприцем один кубик, поднял шприц иголкой вверх и выдавил поршнем воздух.

Кеплер снял пальто и, закатав рукав, обнажил предплечье. Врач продезинфицировал кожу смоченным спиртом ватным тампоном, затем ввел вакцину глубоко в мышцу. Кеплер чуть поморщился.

– Вот и все, – сказал Шукальский, вытаскивая иголку и массируя место укола ватным тампоном. – Мы сделали первый шаг.

– Доктор Душиньская, вы собирались объяснить…

– Ах, да. – Она резко подняла голову и отвела глаза от шприца. – Типичный случай тифа начинается неожиданно с ощущения то вспыхивающего, то угасающего озноба, после чего следует лихорадка. Лихорадка довольно быстро обостряется, температура повышается от тридцати восьми с половиной до сорока с половиной градусов. Лихорадка сопровождается головной болью, головокружением, болью в мышцах и бессонницей. Вам придется разыграть эти симптомы, и тогда мы положим вас в больницу, возможно, к завтрашнему дню. Вы сообщите бабушке, что заболеваете, тогда она вызовет врача. Если можете, некоторое время подержите на голове горячее полотенце, затем пожалуйтесь на плохое самочувствие. Таким образом, когда бабушка коснется вашего лба, а она это обязательно сделает, ей покажется, что вы горите.

– Это надо сделать сегодня вечером?

Оба врача согласно кивнули.

– Постараюсь. Я иду в «Белый Орел» на новогодние танцы.

– Тем лучше. Начните жаловаться всем, с кем встретитесь. – Шукальский откашлялся, и этот звук эхом отдался среди древних стен. – Хотелось бы внести ясность еще в один вопрос. Если анализ Вейля-Феликса окажется отрицательным, мы просто меняем диагноз на грипп, и дальше вы сами решаете, как поступить. До истечения вашего увольнения нам не останется времени, чтобы испытать новую вакцину.

– Доктор, тогда я сегодня вечером повеселюсь на славу. Завтра Новый год, и, возможно, для меня начнется новая жизнь. Я достойно проведу этот вечер. – Он выдавил жалкое подобие улыбки. – Уже канун Нового года, и я иду на свидание с одной из ваших медсестер.

Шукальский, опиравшийся на стол, вздрогнул от испуга.

– Что? Кто она?

– Анна Крашиньская.

– Вы ведь не…

– Нет, доктор, я ей ничего не говорил. Поверьте мне, я не хуже вас понимаю, как важно сохранить тайну. – Ганс опустил рукав и снова надел пальто. – Завтра я дам о себе знать.

Повернувшись, чтобы уйти, роттенфюрер СС Ганс Кеплер помедлил и при тусклом свете средневекового склепа взглянул на Пиотра Вайду. Словно играя роль в какой-то странной пьесе, молодой эсэсовец торжественно произнес:

– Отец, помолитесь за меня…

Глава 13

Все трудились молча и без устали, пряча оружие, захваченное с поезда. Складом служили небольшие проемы и ниши в гигантской пещере. Любое пространство из известняка загружали оружием, боеприпасами и обкладывали стеной из камней и обломков. Кладка была сделана так тщательно, что только при внимательном осмотре можно было обнаружить потайные пространства позади стен. Затем партизаны отдыхали в теплой центральной пещере. Старики, остававшиеся в пещере, приготовили отличное тушеное мясо, которое проголодавшиеся люди теперь жадно поглощали.

– Я не могу поверить в это! – сказал Мойше, тяжело вздохнув. – Нам это удалось. И мы остались целыми и невредимыми!

Эстер энергично закивала и указала своей ложкой поверх костра.

– За это мы должны сказать спасибо Брунеку. Без него мы даже не попытались бы взяться за столь трудное дело.

– У нас больше тысячи единиц оружия всех типов, – подвел итог Антек, коркой хлеба подбирая остатки еды в своей миске. – Хватит на целую армию.

– На армию из двадцати человек, – прозвучал мрачный голос. – Все посмотрели на Давида. Он не прикоснулся к еде. Мойше Бромберг хотел было что-то сказать, но Давид продолжил: – Теперь пора умножить наши силы! Если у немцев за спиной будет сражаться армия, а впереди русские, то мы разобьем их! Мы сможем выдворить их из Польши! А наша армия будет расти. Мы начнем добывать все больше оружия и привлечем на свою сторону еще больше людей.

Мойше покачал головой.

– Давид, из этого ничего не выйдет. Нацисты убедили евреев, которых везут в поездах, что им предоставят новую работу и новые жилища. Думаешь, они с радостью покинут поезда и последуют за тобой?

– Но если мы откроем им глаза? – Голос Давида становился громче. Вены на его шее набухли. – Они поверят нам, они поверят евреям. Мы расскажем, что их ждет в Аушвице, и все покинут поезда, чтобы вместе с нами взяться за оружие!

– Вы правы, – согласился Брунек Матушек спокойным голосом. – Нам нужна армия. Но не такая, о которой вы говорите. Нам надо собрать остатки польской армии и организовать бойцов. Они разбросаны по всей стране, они скрываются и оказывают сопротивление. Вот что нам нужно. А затем нам следует заняться систематическим уничтожением опорных пунктов нацистов, как тот склад оружия за пределами Зофии.

– Значит, нам нужно нанести еще один сильный удар и поскорее, – опережая Давида, сказал Антек. – Так мы заставим нацистов думать, что против них действует многочисленная и сильная группа. Вы видели минометы в этих ящиках? Это отличное оружие для обстрела склада. Еще один мощный удар, после чего мы покинем эту пещеру, и, прежде чем они доберутся до нас, мы найдем убежище в горах.

Брунек задумчиво кивнул.

– Вместо большой армии, друзья мои, лучше располагать несколькими небольшими, укомплектованными из профессионалов подрывными группами, которые будут наносить быстрые и мощные удары, затем исчезать, прежде чем немцы смогут выйти на их след. Так сражаются на севере, вокруг Варшавы. Только так можно эффективно бороться с нацистами.

Заговорил Давид:

– В таком случае все в порядке, вы можете использовать людей с тех поездов. Они с удовольствием будут выполнять ваши приказы. Раздайте им оружие и скажите, что надо делать. Сформируйте из них небольшие группы с командиром во главе каждой. Они будут сражаться, если узнают, куда их везут нацисты.

Мойше печально покачал головой.

– Они не поверят тебе, Давид. Немцы умеют так красиво врать. Эти люди спокойно и мирно поднимаются в эти поезда. Не думаю, что тебе удастся убедить их взяться за оружие.

Восемнадцатилетний юноша оглядел присутствующих. Сначала он взглянул на Авраама и увидел, что на его лице отражаются те же страсти, и, наконец, на красивую Леокадию. Ее глаза, напоминавшие шлифованный малахит, напряженно вглядывались в костер. И Давид подумал: «Она понимает, что я чувствую, и согласна со мной».

Брунек, раздосадованный отчаянием в голосе юноши, тихо сказал:

– Мы знаем, что евреи не боятся сражаться. Но нам нужна сильная группа хорошо подготовленных людей. Вы предлагаете разношерстную, неорганизованную…