Наташа начала медленно осознавать свою ошибку, и по мере того, как это происходило, ее стали преследовать то и дело всплывающие в памяти высказывания Марка. Особенно остро вспомнилась фраза, которую он произнес в самый разгар ее вчерашней вспышки: «Когда занимаешься любовью, лгать невозможно». Это правда, и если он так считал, значит, в их первую ночь он столь же глубоко почувствовал их невероятное единение, как и она сама!

Он занимался с ней любовью так прекрасно, так самоотверженно! Не имеет значения, какие средства он использовал, чтобы уложить ее в постель во второй раз: под шелухой всех его хитростей должна скрываться сердцевина подлинного глубокого чувства. Должно быть так!

Вдруг вся картина предстала перед ее мысленным взором совершенно ясно. Оставалось домыслить лишь последний шаг: она любит Марка, и если есть хоть какая-то малейшая возможность того, что он тоже ее любит, она должна ею воспользоваться…

Наташа была дома уже полчаса, но все еще не удосужилась снять плащ. Каждый раз, когда она об этом вспоминала, ее отвлекала какая-нибудь беспокойная мысль. Но сейчас она торопливо сорвала его с себя и схватилась за телефон. Может быть, еще не поздно спасти положение!

Позвонив в справочную, Наташа узнала номер телефона его отеля и записала его. Но когда она туда дозвонилась, ей довольно резко ответили, что у них нет постояльца по имени Марк Дюшен. Ее утонченные черты исказила гримаса горького разочарования. Оставалась только последняя, слабая надежда: может быть, он сменил отель и не сообщил об этом ей.

Она снова набрала номер и нетерпеливо заходила по комнате, дожидаясь ответа. Телефонный провод натянулся до предела.

— Алло?

— Трейси, это Наташа.

— Здравствуй, дорогая, — радостно приветствовала ее подруга. Удивительное совпадение, что ты позвонила. Как дела?

— Хуже не придумаешь! — простонала Наташа. Чувствуя, что подруге действительно плохо, Трейси участливо спросила:

— Да что ты, детка, не могу поверить! Расскажи-ка, в чем дело?

Наташа рассказала ей всю свою удивительную и трагическую историю от начала до конца. Ее голос то звенел от возбуждения, то дрожал на грани плача. Трейси, которая до этой минуты знала только понаслышке, что Наташу видели в городе с Марком, до конца рассказа не проронила ни слова.

— … Как видишь, я, по сути дела, велела ему убираться к черту, и он знает, что я именно это и имела в виду! Прошлой ночью, когда он уходил, то казался таким подавленным и… я только знаю, что никогда его больше не увижу! Ох, Трейси! Это безумие, и, наверное, я зря трачу время, но я так отчаянно его люблю, что мне хочется умереть… — Ее голос заметно задрожал. На линии повисло долгое молчание. Наконец Трейси тихо заговорила:

— Дорогая, мне так больно это слышать! Если бы только ты позвонила мне чуть-чуть раньше, я могла бы что-то сделать…

— Что ты имеешь в виду?

Подруга вздохнула, и этот вздох не предвещал ничего хорошего.

— Ты стоишь, детка? Сядь. Помнишь, я сказала «какое совпадение, что ты позвонила»? Дело в том, что не далее как час назад я сама разговаривала с Марком!

— Неужели! О, слава Богу! Где он… как я могу с ним связаться? Надежда затеплилась в ее душе, но только затем, чтобы ее снова разрушили.

— Солнышко, не знаю, как тебе сказать, но он звонил из аэропорта. Наверное, уже одно это должно было насторожить, но ты же меня знаешь! Я только подумала, что он на время возвращается в Париж…

— Париж?.. — беспомощным эхом переспросила Наташа.

— Именно так. В эту самую минуту он летит во Францию. А сейчас, когда я об этом думаю, не могу вспомнить, чтобы он хоть словом обмолвился о своем возвращении…

* * *

Никогда еще канун Нового года не казался таким безрадостным. Настроение Наташи было слишком далеко от праздничного. Прошедший год не дал ей ни единого повода для веселья, а наступающий не сулил никаких надежд. На знаменитой мансарде Трейси веселье нарастало с каждым часом, но ее это совершенно не трогало.

Наташа с отсутствующим видом поправила плечо экстравагантного гофрированного платья — оказалось, что глубокий V-образный вырез открывал гораздо больше, чем она рассчитывала.

Вечеринка в честь праздника Хэллоуина имела фантастический успех, и Трейси «по требованию публики» организовала еще одно костюмированное сумасбродство. На этот раз костюмы были сделаны еще более тщательно, чем на прошлом балу, если это вообще возможно. Наташа затмила всех. Она готовилась с особым усердием — не потому, что хотела произвести впечатление, а просто чтобы занять свои мысли и не думать о предстоящем унылом вечере.

Кремовый атлас ее платья и кружева цвета слоновой кости вкупе с красным кушаком, фальшивой тиарой и очень похожим на настоящее бриллиантовым ожерельем, украшающим ее стройную шею, придавали ей такой облик, словно она явилась сюда из прошлого века, прямо с бала при дворе русского императора. Ее роскошные волосы были завиты мягкими локонами и собраны в высокую прическу, из которой было выпущено несколько прядок, окаймлявших лицо.

Трейси, покончив наконец с обязанностью хозяйки встречать и приветствовать гостей, села рядом с Наташей на длинный диван возле окна.

— Знаешь, дорогая, когда я предложила тебе платье, в котором сама впервые вышла в свет, я и не представляла, что оно будет выглядеть на тебе так потрясающе! Перед тобой не устоял бы и сам император Александр.

— Все дело в аксессуарах, — слабо улыбнулась Наташа. Она присмотрелась к замшевому платью подруги и шитому бисером обручу для волос. — А почему ты решила одеться, как принцесса индейского племени?

— Как тебе сказать… Отчасти потому, что у меня прямые черные волосы, отчасти… — она хитро улыбнулась, — причина вон в том Джеронимо!

Она исподтишка показала пальцем, и Наташа разглядела у стойки бара некоего Индейца сногсшибательной внешности.

— Кто это?

— Уоррен, банкир, — призналась Трейси. — Он без ума от меня, и, честно говоря, я не уверена, что сама в него не втрескалась.

— Поздравляю! Я так рада за тебя!

— Как бы я хотела ответить тебе тем же! С тех пор, как вы расстались с Марком, ты несчастлива, правда?

Наташа молча кивнула. При одном упоминании имени Марка на глаза наворачивались слезы.

Трейси отхлебнула коктейль с текилой и с тревогой оглянулась по сторонам, — Солнышко, ты просто этого не допускала. Расслабься! Никогда не знаешь, кто может подвернуться!

Наташе был нужен только один мужчина, но он в Париже. Там уже минула полночь, и ее одолевали мысли о Марке. Как-то он отпраздновал Новый год? Кого он сейчас развлекает своими захватывающими историями и пленяет светским шармом? Наверняка она прекрасна и в эту самую минуту всем своим видом выражает безграничное восхищение… При этой мысли Наташа поморщилась от боли.

— Наташа, не думай о нем. У меня просто сердце кровью обливается, когда я вижу твои страдания! Почему бы тебе не присоединиться к гостям? Ты сидишь одна вот уже целый час!

— Прости, если я обуза на этой вечеринке, — извинилась Наташа. Возможно, мне стоит уйти домой.

— Ни в коем случае! Я хотела сказать… до полуночи ты по крайней мере останешься? Ну же, Наташа, мне будет очень жаль, если я не смогу выпить с тобой шампанского под бой часов! — взмолилась подруга.

— Спасибо, — улыбнулась Наташа, — обещаю тебе, что уж до этого времени я дотяну.

— Слава Богу! А теперь, почему бы тебе не подойти к бару и не познакомиться с Уорреном? Он вполне безобиден. Только, пожалуйста, не пей слишком много, слышишь? — предостерегла она. — Ровно через час мы будем открывать шампанское.

Кивнув в знак благодарности, Наташа поднялась и направилась к бару, а Трейси в это время пошла встретить запоздавших гостей. Уоррен, как только ему удалось оправиться от потрясения при взгляде на столь открытое Наташино платье и взять себя в руки, оказался на редкость симпатичным парнем. Он был довольно тихим, но явно удачливым и уверенным в себе. Наташа подумала, что он как нельзя лучше подходит Трейси.

— Должен сказать, у вас совершенно потрясающее платье! — воскликнул он в конце концов, так и не поборов искушения скользнуть взглядом ниже. Глубокий вырез проходил поверх груди, дразняще приоткрывая соблазнительные округлости.

— Вы удивитесь, но это платье Трейси! — усмехнулась Наташа. Ей понравилась его честная мужская реакция. — Это старое платье, в котором она когда-то дебютировала в свете.

— Она надевала такое в свет? Боже правый… — Он покачал головой, но потом его лицо осветила теплая улыбка. — Наверное, я не должен удивляться. Эта женщина способна на все!

Судя по всему, он не испытывал неудовольствия при этой мысли.

— Расскажите, чем вы занимаетесь? — спросил Уоррен.

— В данный момент ничем. Я работала на одного торговца картинами, но его галерея закрылась. Сейчас я осматриваюсь в поисках нового места.

Наташа поднесла к губам стакан белого вина с содовой. Истина заключалась в том, что она не слишком усердно искала работу. Пока девушка ограничилась тем, что без всякой системы посетила несколько агентств по трудоустройству. Везде ей было сказано примерно одно и то же: положение всюду тяжелое, ну а если у вас степень магистра истории искусств…

Наташе было все равно. Карьера, казавшаяся ей раньше такой важной, вдруг разом потеряла всю привлекательность. Перспектива работать как проклятая в какой-нибудь галерее или печатать сопроводительные бумаги для предстоящих выставок, сидя в тесной конторе какого-нибудь музея, не привлекала ее так, как привлекало само искусство. Вот если бы она могла более непосредственно работать с картинами, как Марк, например…

Наташа резко пресекла нежелательный ход мыслей и вновь переключила внимание на Уоррена.

— По-моему, вы с Трейси — замечательная пара… индейцев, — проговорила она.