Настолько серьезно, что полгода назад я чуть было не сделал ей предложение, но, струсив, передумал. Нельзя допустить, чтобы все закончилось как в прошлый раз. Сперва я должен разобраться со своими проблемами и только потом начинать семейную жизнь. Впрочем, я никогда не смогу расстаться с этой девушкой, поэтому к чему тянуть резину?

Размышляя над сложившейся ситуацией, я нахожу единственный разумный выход и поворачиваюсь к ноутбуку.

* * *

Вылезаю из машины и захож у в «Тиффани», где на меня моментально набрасывается сексапильная блондинка с глупым выражением лица.

– Здравствуйте, сэр! Добро пожаловать в «Тиффани»!

Я окидываю ее безразличным взглядом.

В принципе она могла бы встречать посетителей голой, так было бы эффектнее.

– Здравствуйте, – небрежно отзываюсь я и, прежде, чем она задаст мне свой заученный вопрос, перехожу к делу, – мне нужно кольцо. Платиновое, с круглым бриллиантом примерно в три карата. Размер пятый.

– О, – бедняжка, похоже, в растерянности. – Ясно.

Ясно?

Я хмурюсь.

– У вас найдется то, что мне нужно или нет? – строго уточняю я, заставляя ее покраснеть и встрепенуться.

– Разумеется, сэр! Прошу сюда.

* * *

Расплатившись и забрав с собой знаменитый голубой пакетик, за содержимое которого большинство женщин готовы продать душу дьяволу, я выхожу из бутика и сталкиваюсь со своей матерью.

Проклятие!

– Привет, дорогой! – она чмокает меня в щеку, и ее внимание тут же приковывается к пакету.

– Рождество. Подарки вот покупаю, – заранее отвечаю я.

– Для Кэтрин?

– Да, для Кэтрин.

– И что же там? – любопытствует мама, пытаясь заглянуть внутрь.

– Кольцо, – буднично объявляю я.

Реакции ждать не приходится. Ее челюсть отвисает настолько стремительно, что я начинаю смеяться.

– В чем дело? Ты в шоке?

– Нет, просто… – она мешкает, – ты что, решил… вы решили…

– Если ты о женитьбе, то нет.

– Но, сынок, кольцо это ведь очень серьезно. Почему не браслет? Или колье, например?

Кажется, она вот-вот разрыдается, и отнюдь не от счастья.

– Потому что я так захотел, – грубо отрезаю я.

– Вы так мало знакомы. Ей всего девятнадцать… не торопись с этим, хорошо?

– Мам, это всего лишь подарок. Не паникуй, ладно?

– Ладно, как знаешь, – она выдавливает из себя смиренную улыбку и перескакивает на другую тему. – Вы придете сегодня на ужин?

Черт, ужин! Я совсем забыл. Жаль наносить ей второй удар, но вынужден отказаться.

– Прости, у нас другие планы. Но мы приедем поздравить вас с Новым годом, обещаю.

Потерпев полное фиаско, моя мать угрюмо поджимает губы и тянется ко мне за прощальным поцелуем.

– Хорошо, сынок. Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества, мам, – вторю ей я, подавив в себе неприязнь к этому бессмысленному словосочетанию.

Обняв ее напоследок, я сажусь в машину и приказываю Питу везти меня домой.

* * *

Дома оказывается на удивление тихо. Обычно Кэтрин приходит раньше меня и включает телевизор, а я, наоборот, совсем не смотрю ТВ.

Мы вообще кардинально отличаемся друг от друга, и почему-то меня это нисколько не раздражает. Наверное, таким образом мы дополняем друг друга – циник и мечтательница.

Я захожу в гостиную и останавливаюсь напротив большой высоченной елки. Вот вам и дежавю…

У меня потеют ладони.

Опустившись на корточки, я кладу подарок под елку, отхожу назад и передо мной вырисовываются флешбэки минувших дней.

Мануэла тоже любила праздники. Когда мы жили в Сохо, она постоянно устраивала мне всякие сюрпризы, заставляя отмечать чуть ли не каждую дату в календаре. Я удовлетворял любые ее капризы, все, что она пожелает, только бы она улыбалась. В отличие от Кэтрин, она была ненамного младше меня, но я все равно относился к ней как к ребенку. Я хотел заботиться о ней, а вместо этого убил. Этот кошмар будет преследовать меня до конца моей жизни. Моя печаль, моя вина и мое наказание.

Я провожу рукой по лицу и вздыхаю.

Нет, Кэтрин должна быть счастлива. Я в лепешку расшибусь, но не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Мне больше не двадцать пять, и она не Мануэла.

Я люблю ее. Как никого никогда. И это единственное, что сейчас важно.

Расстегнув пуговицу, я сбрасываю с себя пиджак и отправляюсь на поиски своей притаившейся девушки. В спальне включен ночник, на кровати какие-то книжки и ди-ви-ди. Учеба… неужели ей нравится? Иногда мне кажется, что она сама не понимает чего хочет, однако я с уважением отношусь к ее стремлению стать великим режиссером. Главное, чтобы это доставляло ей удовольствие.

Я заглядываю в ванную: зеркало заволокло паром, в душевой кабинке запотели стекла. Моя Китти-Кэт принимает душ, и я не могу пройти мимо такого искушения.

Не раздумывая, я снимаю с себя одежду, открываю дверцу и пристраиваюсь к ней сзади.

– Черт! – она испуганно оборачивается. – Ты напугал меня!

– Извини, не удержался.

Притянув ее мокрое обнаженное тело к себе, я впиваюсь в ее мягкие губы, и она охотно отвечает мне, обвившись вокруг моей талии.

Господи, неужели я когда-нибудь смогу пресытиться ею? Это нереально.

Я жадно целую ее, завороженный запахом апельсинового шампуня и ее собственным пьянящим ароматом, и у меня кружится голова.

Я хочу ее. До смерти!

С трудом оторвавшись от ее рта, я спускаюсь поцелуями по ее шее, ключицам, груди. Захватываю упругий сосок, посасываю и прикусываю.

– Ай! – выдыхает Кэтрин, положив пальчики мне на затылок.

Бросив на нее короткий взгляд, я расплываюсь в злорадной усмешке и встаю перед ней на колени. Ее руки заметно напрягаются, она знает, что сейчас будет приятно, и ждет, притаившись.

– Хочешь, чтобы я просто поцеловал ее или вылизал как следует? – интересуюсь я, зная, как ее заводят эти разговоры.

– Последнее, – не решаясь повторить это вслух, отвечает Кэтрин. Маленькая ханжа.

– Что последнее? Скажи, я не понимаю.

– Чтобы вылизал… как следует.

От ее хриплого низкого голоса мой член мгновенно твердеет, и я уже сам мечтаю, чтоб она поскорей отсосала мне.

Притянув ее за бедра, я ласкаю языком ее мокрую, набухшую киску и щекочу клитор. Вверх-вниз, вверх-вниз.

Кэтрин стонет, вцепляется в мои волосы, и тогда я просовываю один палец внутрь нее.

– О боже мой, да! Да! – ее отчаянный крик звонким эхом разносится по кабинке. – Быстрее!

– Быстрее? – спрашиваю я тоном истязателя, вставляя и вынимая из нее палец. – Ты такая вкусная… не могу оторваться. – Я вновь облизываю ее клитор, добавив второй палец. Она шипит и умоляет меня не останавливаться. Будто я в состоянии это прекратить…

Поцеловав ее лобок, я засовываю в нее пальцы настолько глубоко, насколько это возможно. Она дрожит, стонет и извивается, а значит, пора. Прижав ее к стенке, я быстро выпрямляюсь, погружаю в нее свой член и, подхватив ее за задницу, начинаю по-настоящему трахать ее.

Сердце стучит мощной барабанной дробью, пульс колотится в ушах, разгоняя несущуюся по венам кровь, и я уже плохо ориентируюсь в реальности, слепо подчиняясь своим животным инстинктам.

– Я кончаю… кончаю! – Кэтрин сжимается вокруг меня, сжимается и разжимается, снова и снова, и у меня окончательно сносит крышу. Я зажмуриваюсь, изливаюсь внутрь нее и едва не роняю нас обоих, потерявшись в сокрушительном оргазме, который вышибает из меня остатки разума.

Черт подери!

Нет ничего лучше, чем я в ней. Чем ее руки, обвитые вокруг моей шеи, и ее губы, тронутые в благодарной улыбке за наше общее наслаждение.

– Бог мой, я задыхаюсь, – шепчет она с придыханием.

– Я тоже.

Вытащив из нее член, я аккуратно ставлю ее на ноги и, распахнув дверцу кабинки, снимаю широкое пушистое полотенце с крючка.

Завернув в него Кэтрин, я набрасываю второе на себя, и мы оба возвращаемся в спальню.

– Надеюсь, ты не против, что я украсила гирляндами и спальню тоже? – спрашивает она, обратив мое внимание на три мигающие полоски на потолке.

– Конечно, нет. Если тебе это нравится… – я сажусь на кровать и, обхватив ее за талию, прижимаюсь щекой к ее животу.

– А почему тебе это не нравится?

Хм, занятный вопрос. Может, потому, что девушка, которая также обожала этот праздник, погибла по моей вине?

– Мне все равно, Кэт. Не принимай это близко к сердцу, хорошо? Если тебе хочется что-нибудь украсить или изменить, тебе не обязательно спрашивать моего разрешения. Я не особо акцентирую внимание на интерьере.

– Не особо? – изумляется она, перебирая мои взъерошенные волосы. – Ты ненавидишь пестрые цвета и заставляешь своих сотрудников придерживаться дресс-кода.

– Верно, – соглашаюсь я, – но дресс-код – это скорее вклад в дисциплину. А пестрые цвета… – я задумываюсь. – Желаешь внести красок в наше бесцветное жилище?

– Не-а, – она виляет подбородком. – Я просто пытаюсь узнать тебя получше.

– Разве ты недостаточно меня знаешь?

– Недостаточно.

– Тебя это расстраивает?

Она вытягивает губы трубочкой, якобы подбирая ответ.

– Немного. Но я рада, что ты такой покладистый в быту. Спасибо, что не выбросил елку из окна, – мы смеемся.

– Ну, я не настолько сумасшедший…

Выпустив ее из своих объятий, я откидываюсь на спину, подобрав один из ее учебников.

– Как успехи в режиссуре? Тебя уже можно номинировать на «Золотой глобус»?

Она бросает в меня расческу, но я ловко уворачиваюсь.

– Не ехидничай! Я ведь еще студентка.

– Самая способная студентка, – подлизываюсь к ней я.

Кэтрин крутится возле зеркала и параллельно делится со мной своими успехами. Мне остается лишь тупо кивать, ведь я ни черта не смыслю в кино, и мне по барабану, где лучше снимать сцены – в помещении или на улице. Я завожу руки за голову и просто любуюсь ею. Обернутая в полотенце, растрепанная и размякшая после секса, она кажется мне невероятно прекрасной.