Чтобы не вызывать лишние расспросы и подозрения, девушка стала с остервенением отслеживать содержимое всех присылаемых от фанатов и поклонников подарков, сразу стараясь запрятать очередной, исправно приходящий по расписанию букет знакомых роз с ароматом подальше от глаз мужа… Самым чудовищным во всем этом было то, что это отслеживание Его букетов, пожалуй, было единственным делом, которое она делала инициативно, активно в состоянии своей депрессии и апатии. В душе она боялась спросить себя – делает ли она это из – за Карима, или просто каждый раз инстинктивно ждет с нетерпением очередного внимания от того, кого запретила себе видеть даже во сне… Думала, что запретила… Теперь она пораженчески серфила все его фотографии и новости в интернете, всякий раз тщательно проверяя, почистила ли она историю поиска…

ГЛАВА 28

Айя Напа, Кипр, спустя два года

Ее двадцать седьмой день рождения Карим решил превратить в сказку. Можно ли было представить мероприятие прекраснее. Видимо, муж решил компенсировать последние полтора года турбулентности в их жизни этим сегодняшним днем, потому что когда Влада увидела сад их дома, невольно прослезилась, хотя давно чувствовала себя крайне бесчувственным, циничным человеком…

Он утопал в бело – розовых пионах, ошеломлял изысканным убранством столов, на фоне яркой зелени сада, голубого неба, солнца и тепла она чувствовала себя попавшей в сказку о прекрасной принцессе.

– Королеве, моей королеве, – нежно прошептал он, обнимая сзади, – я когда – то обещал тебе мир к ногам. Все делаю для тебя, Влада, только для тебя… Только ты… Как тогда…

Его жаркие губы на ее шее. Карим знает, всегда знал, какие струны задеть, чтобы вывести даже из самых глубоких раздумий, из равнодушной апатии и заставить дыхание участиться. Хоть на пять минут, хоть на полчаса…

– Ты делаешь меня счастливой, Карим. Каждый день. Идеальный муж… И я даже не знаю, чем могу тебя отблагодарить, за все….

Все было для счастья. И вроде бы как надо было быть счастливой. Дом- полная чаша, красивая семья, успех в ее деле. Вдохновение не покидало, книги продавались прекрасно, поклонники засыпали восторженными отзывами. Именно книги помогли ей преодолеть состояние, когда хотелось броситься с их тридцатого этажа камнем вниз… Только уход в писательство помогал забыться, хотя бы на несколько часов в день, от той боли и пустоты, которая разъедала сердце, словно соль… Депрессия- это не красивое лирическое слово для обозначения состояния бренной неги, когда хочется просто поваляться с книгой, пред телевизором, попивая чай из фарфоровой чашки. Это тяжелая болезнь… Страшная… Она познала это полтора года назад, почти вычеркнувшие несколько месяцев из ее жизни… И только творчество, только внимание и забота Карима, который вовремя понял, что теряет жену в физическом смысле этого слова, помогли ей выбраться из той ямы безнадежности… И, конечно, любовь к сыну, которая в один из тех самых страшных дней, когда ее накрывало отчаянием и безысходностью, остановила ее буквально в шаге от того, чтобы сделать с собой нечто непоправимое…

– Подари мне еще одного наследника, асфура… Давай снова попробуем… Врачи говорят, все в порядке, можно,– шепчет ей на ухо…

Влада внутренне напряглась… Не этого разговора она ждала сейчас, и в то же время, понимала, что он неизбежен… Он дамокловым мечом висит над ней уже четвертый год… Пожалуй с тех самых пор, когда она подпустила его к себе как жена, когда добровольно вошла к нему в кабинет в этом статусе, в статусе той, кто обещал всецело и безраздельно принадлежать ему… всегда… И даже когда он тактично отступал, понимая, что не время говорить о детях, как, например, когда она сидела на транквилизаторах сразу после выкидыша, Влада видела это напряженное ожидание в его глазах…

Она молчала, внутренне сжимаясь. Вспоминая тот ад двух лет назад… Ей только исполнилось 25 – и вместо того, чтобы радостно отмечать юбилей, они несутся в скорой в больницу… Его лицо бледное и напряженное, он сжимает своей большой теплой ладонью ее холодную влажную руку, а Владина дрожь все никак не унимается. Подбрасывает на кушетке, как на электрическом стуле… Кровотечение… Ничего нельзя было сделать… Естественный отбор, как сухо констатировал врач, смотря на их отчаяние… На его отчаяние…

– Все еще будет… Нужно только подождать… Не давите на нее… Вы еще придете к этому, – утешал доктор мечущегося за дверью Карима, а она все слышала из своей палаты… Опустошенная, убитая горем, исколотая иголками и катетерами и заклеймленная Им… Тем, кто еще в той ее жизни крепко сжал сердце смертельной хваткой и не отпускал ни на секунду, как она ни пыталась сделать вид, что это не так…

И вот, они снова у того самого окна их спальни с выходом на террасу, красивого, убранного изысканными итальянскими тканями, с видом на сказочный сад и море. И муж имеет все права говорить ей то, что говорит…

Она мысленно сжимается, но молча кивает… И сама не знает, чему кивает – уверяя себя в том, что надо… Соглашается с ним… Но внутренне она все равно знает, что не будет у них общего ребенка. Вот такая поганая интуиция… Звериная… И ей больно от этой мысли… И на душе скребут кошки, потому что сегодня, в этот сказочный день, как бы ни сопротивлялась, она не может прогнать из головы другую мысль – другой образ – образ Того, кто мог вот так же держать ее за плечи в ее двадцать восьмой день рождения у красивого окна с видом на сад, говорить с ней об их детях – родившихся или которым еще только предстоит родиться, оглядываться назад и даже в пережитых трудностях находить воспоминания о счастье, потому что любовь и страсть – его неотъемлемые спутники… И даже спустя два года она помнит, как вот так же, в такой же погожий солнечный день Тот держал ее, пытаясь в последний раз донести свою правду, а она судорожно кричала, отталкивая его… Отталкивая и не давая своему сердцу даже малейшего шанса принять его правду и простить… Не давая простить, но не давая и забыть… Эти два чувства навсегда останутся с ней, как проклятая татуировка, которую он выбил у нее на бедре… Все та же боль его любви, которая продолжает сжигать ее… И не смогла она ее похоронить, как ни присыпала эту могилу землей, как ни высаживала на нее красивые цветы их счастливого брака, поливая их щедрой любовью Карима…

А еще Влада маниакально боялась поймать в глазах Карима то, что все чаще и чаще испытывала сама, глядя на своего сына Микаэла – дежа вю… Это сходство становилось очевидным год от года, не давая забыть ей о произошедшем. И она подозревала, что и Кариму… Но если для Влады Мика все равно оставался ее сыном, плодом огромной любви, пусть и несчастной, то для него мог с легкостью стать напоминанием того, что хотелось бы забыть раз и навсегда. Но он упорно не замечал, всем своим огромным сердцем показывая, что любит его как своего… Он сделал свой выбор еще тогда, в холодном кабинете подмосковного санатория, у огромного стеклянного окна, за которым валили крупные снежные хлопья… И только за это великодушие Влада готова была проглатывать свои невыплаканные слезы, улыбаться сквозь тоску и печаль и продолжать играть роль идеальной жены для идеального мужа, которые за эти годы доказывал ей тысячи раз, что единственный ее достоин – своей жертвенностью, своим терпением, своим участием, своей теплой крепкой рукой, которая вытащила ее из тьмы депрессивного коматоза…



Чувство тревоги и печали не покидало ее весь вечер. А еще какого-то едва уловимого, томительного ожидания… На удивление, уже вторую неделю, впервые за эти два года, алый букет не приходил… И сегодня, в день рождения, она подсознательно ждала внимания от Него. Ждала и мысленно ругала себя за это…

Влада дежурно улыбалась гостям, слушая высокопарные тосты друзей и коллег, деланно весело танцевала с Каримом и Микаэлем, прижималась к теплому телу мужа, когда смотрела на салют в честь нее. Но внутренний тремор не проходил… Проводив последнего из гостей, попросив прислугу собрать и расставить по вазам цветы, она переоделась в удобное домашнее платье и решила распаковать подарки, не столько из – за интереса, сколько ради того, чтобы повыкидывать ненужные упаковки и расставить подаренные вещи – в обед следующего дня она улетала по делам, не хотела растягивать вопрос с валяющимися пакетами на неделю. У нее и так после каждого ее отсутствия скапливались десятки подарков от магазинов, как у любой знаменитой личности. Это была уже едва ли не двадцатая по счету коробка, когда вдруг она с ужасом увидела ее содержимое, с отвращением отбросив на пол… Еле сдержала себя, чтобы не закричать и не разбудить ребенка. Схватилась за горло от приступа удушья…

В коробке была старинная статуэтка с исполняющей танцевальное па балериной и куча хаотично ползающих по ней червей… А еще открытка с тремя словами, которые впечатались в ее сознание: «Всегда возвращаю свое»…



Влада все еще шмыгала носом, пытаясь прийти в себя. Карим нежно обнимал за плечи, но было очевидно, он и сам озабочен не меньше ее…

– Это та самая статуэтка? Ты помнишь?

Он задумался, вертя в руках и разглядывая уже очищенную от червей фарфоровою балерину.

– Трудно сказать, Влада. Это же не уникальная работа. Обычная фигурка, каких сотни, а то и тысячи.

Она истерично замотала головой, закрывая лицо руками.

– О чем ты говоришь? Все очевидно… Кто еще знал о той «балерине», кроме вас двоих? Мустафа? Но Мустафа мертв…

Карим сосредоточенно покачал головой.

– Это какой – то бред… Глупость… Должно быть, чья – то злая шутка… Провокация перед моим отъездом…

– Почему ты упорно не замечаешь очевидное?! Это же понятно! Это он прислал! Это его рук дело! Он снова появился в моей жизни, нашей жизни… Он все узнал про Мику! Он хочет его у нас отнять! – она с ужасом причитала, поймав, наконец, острый взгляд мужа…