Девушка была потеряна и обескуражена от его слов. Еще какое – то время назад она бы отдала все за такие слова, но сейчас, в ее нынешней ситуации, они словно вешали дополнительные цепи на ее шею, словно шептали ей – оставь мысли о свободе, оставь мысли о себе прежней… И она боялась, что рано или поздно он сможет затопить ее сознание, подобно водохранилищу, покрывающему каждый миллиметр некогда обитаемых населенных пунктов, полей, лесов… Он уже почти это сделал… Куда делась та Влада, которая еще пару недель назад была готова выцарапать ему глаза за то, что запер ее в комнате…

– Завтра я отвезу тебя на аэродром и ты улетишь на вертолете на побережье, в мой дом… Обещаю, что вырвусь туда, как только улажу все дела… А ты загорай, купайся в море, наслаждайся жизнью и безопасностью, и не думай ни о чем… Мне вообще не стоило посвящать тебя во все эти ужасы…

– А если я не хочу уезжать? Если я хочу быть с тобой…

Васель печально улыбнулся, нежно погладив ее по щеке.

– Мустахиль… (араб. – невозможно)…

Влада закрыла глаза. Вся эта ситуация в очередной раз отдавала пресловутым дежа вю. Почему так много параллелей с Каримом? Почему у нее стойкое ощущение, что она все это уже проходила… А может и не стоило искать в их действиях параллелей. Все – таки, каждый мужчина сделал бы все, чтобы защитить любимую…

– Сегодняшняя ночь наша, хабибти, давай не будем ее терять… – голос такой обволакивающий, нежный, манящий… Он ласково гладит ее по лицу, руки спускаются все ниже по телу…

Она покорно опрокидывается на кровать, расставляет руки, и они утопают друг в друге.

ГЛАВА 18

Наверное, впервые после их первой ночи они занимались не сексом, а любовью. Медленно, чувственно, запоминая, поглощая, врастая друг в друга. Нежность Васеля не знала границ. Казалось, этой ночью он хотел показать Владе всю глубину своих чувств, столь сильных, что они граничили с болью, со страданием, с уязвимостью… «Боль чрезмерной нежности»  – ведь именно так Джибран Халиль Джибран назвал любовь… Влада заснула на рассвете, снова такая мирная, такая расслабленная в неге, словно все тревоги и сомнения отступают, оголяя ее настоящую, природную, истинную суть.

А Васель так и не заснул, вопреки наваливающейся усталости, смотрел на девушку и впитывал ее образ, запоминал, уговаривая себя, что расставание всего на пару недель, что скоро они увидятся, что так будет лучше и надежнее для нее…

Помимо остро стоящего вопроса безопасности его все больше пугало то, насколько уязвимым и рассеянным она его делала. Это ненормально, что в такой тяжелой для страны ситуации он живет мыслями о ней. Что он не может ни о чем другом думать, что просто голову потерял… Это безумие не дает ему контролировать самого себя, он сам понимает, что душит ее своей любовью и чрезмерной, маниакальной опекой. Он боится, что причинит ей боль, что перегнет палку…И видимо, не зря…Ему так хочется поглощать ее, делать своей, без остатка, без сомнений… И в то же время, он понимает, что может разорвать ее, морально и физически. Своим натиском, своей похотью, своим вожделением. Ему надо было остудить пыл. Перевести дух. Ради нее самой. Ему нельзя терять бдительность, а рядом с ней он ее теряет… Он встретил рассвет, наблюдая, как восходящее солнце меняет окрас ее кожи. Пусть поспит еще немного. Впереди тяжелый день…

Несмотря на почти бессонную ночь, Влада проснулась раньше будильника и застала его смотрящим на нее. Улыбнулась, сказала, что хочет в душ, а он снова притянул ее к себе, снова покрывает поцелуями, снова опрокидывает на измятые простыни, нависает сверху, разводит ноги, мышцы которых болезненно напоминают о том, что они делали всю ночь.

– Ощущение, что ты занимаешься сексом впрок,  – усмехнулась она…

– С тобой невозможно впрок… Мне мало тебя… Мне все время чудовищно малооо… – медленно заполняет ее, словно пытаясь охватить каждый миллиметр плоти.

Снова они доходят до пика удовольствия одновременно, снова пытаются отдышаться, обессиленно распластанные на постели.

– А теперь можно в душ?  – спрашивает в полушутку Влада.

Проводит рукой по ее лицу.

– Я не хочу, чтобы ты смывала мой запах со своей кожи…  – говорит серьезно, собственнически.

Она молчит, не споря. Смотрит на потолок. Думает.

– А если я скажу, что не хочу уезжать…

– И я не хочу, чтобы ты уезжала, Влада… Вопрос не в наших желаниях…

– Разве? Не в них? Хотя да, не в наших.. В твоих… – в голосе скользит обида, за которой скрыта паника. Наступило утро, а с ним осознание того, что она панически боится одиночества. Что ее ждет там, на побережье, в пустом огромном доме… Вдали от него, отрезанной от всего мира… Ее тюрьма день ото дня становилась все более неприступной и одинокой…

Не стал вступать с ней в очередные споры. Встал, надел вчерашние джинсы, поднятые с пола, куда наспех бросил их накануне, в нетерпении оказаться с ней кожа к коже.

– У тебя час на сборы. Надень что – то удобное. Вещи собирать смысла нет. Там все есть, а если что – то нужно из имеющегося, Суад все подготовит, только скажи ей. Кстати, она едет с тобой, чтобы не было скучно… Только прилетит чуть позже.

Прекрасная компания, нечего сказать… Служанка, которая теперь патологически чурается общества Влады…

***

Девушка с минуты на минуту ждала, что ее позовут вниз выезжать, но внезапно по внутреннему телефону позвонил Васель и сказал, что их выезд сдвигается на пару часов, дескать по соображениям безопасности… В итоге выехали они только к вечеру… Все это время его она так и не видела, он был поглощен какими – то делами в кабинете и никак не мог вырваться, а она провалялась в комнате, одетая на выход, за просмотром арабских клипов.

Они выехали вовремя. В целях максимальной конспирации сели в неизвестные ей ранее внедорожники. Васель не стал брать с собой много народу из числа охраны  – объективно условия были такими, что излишнее внимание к большому кортежу было тоже не нужно. Ехать минут тридцать  – вылет был не из основного аэропорта Дамаска, а из небольшого аэродрома, используемого преимущественно для частной авиации и вертолетных полетов. Влада смотрела на проплывающий за окном в желтых лучах раннего осеннего солнца город  – и чувствовала какую – то щемящую пустоту. Разъедающую, звенящую в ушах. Закрыла глаза и постаралась вспомнить, как в первый раз прилетела сюда, увидела ночной рельефный пейзаж Дамаска  – с его неровными крышами, зелеными минаретами и круглыми красными бочонками для воды  – резервуарами, которые уютно располагаются наверху каждого сирийского дома… Всё изменилось…Повсюду были укреппосты, навалены мешки с песком как защита от минометных обстрелов…Много военных… Все время доносился грохот снарядов  – артиллерия, глухой свистящий шум МИКов в воздухе, эхо автоматных очередей… Уже трудно было различить, где взрывы бомб террористов, а где удары артиллерии регулярной армии… Сердце болело… Она всматривалась в пейзаж за окном, глаза слепило от ярких солнечных лучей, таких теплых и светлых и всегда оптимистичных, хоть на сердце было как – то зябко и печально…

Она вспоминала свою Сирию до знакомства с ним… Вспоминала их встречу, то, как перевернулась ее жизнь после… Она часто думала о том, что бы было, если бы они пересеклись в других условиях, в мирной жизни… Каким бы был он? Какой бы была она? Да и встретились ли они бы вообще… Конечно, бы встретились… Их любовь не замешана на этой войне… Она этой войной искалечена. Так она тогда думала.

Они въезжали в кровавый закат, и девушке почему – то пришла на ум дурацкая фраза из какого – то фильма – «красный закат – прольется кровь». Она проливается. Каждый день. День ото дня гибнут люди. Убитые пулями, взрывами, голодом, погибшие в несчастных случаях при отчаянной попытке бегства, спасения своей жизни. Все это ужасно и расстраивающее. Но не настолько, чтобы перестать есть, спать и трахаться. До тех пор, пока это не начнет касаться тебя самого. В этом злая правда любой войны, любой революции, любого конфликта. Пока беда не придет в твой дом, для тебя происходящее в новостях, по ту сторону экрана  – шоу…



Они не стали заезжать сразу на летное поле. Остановились перед небольшим стеклянным административным зданием аэродрома. Васель помог ей выйти из машины, немного расслабившись. Было видно, что весь путь он был предельно напряжен  – все – таки одно покушение на его автомобиль уже произошло… Влада попросилась отойти в уборную помыть руки, и он молча кивнул, хотя и приказал проводить ее до помещения охраннику, который с ними только и был за исключением вездесущего Аделя.

Девушка умылась, вышла их уборной и бездумно последовала за сопровождавшим ее до двери мужчиной, который, однако, повел ее не в вип – зал, где остался Васель, а в какую – то боковую комнату.

– Ну мало ли,  – пронеслось у нее в голове, может он теперь ждет ее здесь… Отворилась дверь, девушка зашла внутрь и остолбенела…

В полумраке комнаты она не сразу различила фигуру сидящего мужчины. Однако приглядевшись, узнала в нем Авада. Тот расположился на стуле, закинув ногу на ногу и оглядывал ее высокомерным взглядом с кривой усмешкой на губах.

– Ну, привет. Рад, что ты все – таки жива… А то мы было начали уже тебя оплакивать…

Влада попятилась было назад, но лишь обнаружила, что входная дверь в комнату теперь заперта. Встал, вплотную подошел к ней, бесцеремонно взял за подбородок, рассматривает, словно она лошадь на торгах.

– Знаешь, сначала я недоумевал, но теперь понимаю, что они в тебе нашли,  – сказал он с той же кривой усмешкой. – Ты, как сучка в период течки. Что – то от тебя исходит такое, что привлекает всех мужчин. И в то же время не блядское… Нет, скорее наоборот… Хочется зажечь в твоих невинных глазках блядский огонек… Прям сильно хочется…