— Не надо, и так хорошо, Люси. — Элизабет прижала плащ к себе обеими руками. — Лорд Сафир дома?

— Он в библиотеке, мэм.

— Тогда я пройду сама.

— Хорошо, мэм. Сейчас или никогда.

— Люси.

— Да, мэм?

— Поставь, пожалуйста, две бутылки шампанского прямо за дверью библиотеки.

Люси попыталась сдержать понимающую улыбку, но ей это не удалось.

— Слушаюсь, мэм.

Слуги Рамиэля были в курсе всего происходившего, как и слуги Петре. Поддерживая волочащееся за ней платье, Элизабет прошла по коридору. Она чувствовала, что вернулась домой.

С бьющимся сердцем она тихонько постучала в дверь. Все ее сны были полны Рамиэлем и воспоминаниями о пережитых вместе моментах экстаза. Ее тело готово было снова принять его. Лишь бы…

Приглушенный голос пригласил ее войти.

Понимая, что сейчас решается ее будущее, Элизабет открыла дверь. И пока он не успел прогнать ее, закрыла ее за собой и прислонилась к ней спиной.

Рамиэль сидел за письменным столом, перед ним лежала открытая книга. В камине уютно потрескивал огонь, а в оконные стекла непрерывно стучал дождь. Свет газовой лампы окрашивал золотом его волосы, оставляя в тени смуглое лицо.

Бирюзовые глаза пробежались по ее плащу, мокрым волосам, собранным в узел. В них не было ни доброжелательности, ни желания.

— Зачем ты пришла сюда?

Прежние сомнения вновь зашевелились в ее душе.

Напрягшись, она оторвалась от спасительной двери.

— Я пришла, чтобы доставить тебе наслаждение.

Презрительная ухмылка скривила его губы.

— А разве не следовало бы сначала выяснить мои пристрастия?

Слезы жгли ей глаза. Элизабет хотелось плакать из-за боли, которую она ему причинила.

— Я не могу изменить прошлое.

Он откинул голову назад, словно ее вид был ему невыносим.

— И я не могу изменить его.

Дрожащими руками она расстегнула пуговицы плаща. Теплый шелк скользнул вниз по ее плечам, спине и рукам. Бархат горкой лежал у ее ног, а он даже не посмотрел на нее.

— Я не смогу соблазнить тебя, если ты даже не смотришь на меня! — гневно произнесла Элизабет.

Он опустил голову и открыл глаза.

Элизабет вспомнила, как тикали часы на камине в доме Ребекки. Но даже тогда ей было не так страшно, как сейчас, когда она совершенно голая стояла перед мужчиной, который однажды дрожал от страсти к ней, а сейчас смотрел на нее, как на лошадь на аукционе.

Холодные, безжалостные глаза оценивали тяжесть ее грудей, полноту ее бедер, задержавшись на ее лоне, таком же лишенном волос, как в день, когда она появилась на свет. Таким образом, заверила ее графиня, арабские жен-шины встречают своих мужчин.

Взгляд бирюзовых глаз уперся в ее лицо.

— А что, если я не желаю быть соблазненным?

Элизабет учитывала реальную возможность его отказа, но она также знала, что больше не повернет назад. У нее появился опыт, и ей достанет смелости… во всяком случае, она так надеялась.

Элизабет подняла руки. Его взгляд скользнул к ее подмышкам, таким же выбритым, как и ее лоно. Потом она вытащила заколки, удерживавшие узел ее волос, и уронила их на восточный ковер. Теплая тяжелая волна привычным каскадом упала ей на спину.

— Тогда я заставлю тебя захотеть, — заявила она с уверенностью, которой отнюдь не испытывала сама.

Обойдя массивный стол красного дерева, она опустилась на колени. Ковер под голыми коленями оказался холодным и грубым.

Рамиэль повернулся к ней вместе с креслом и остался сидеть, слегка расставив ноги, с затуманенным взором. Его пальцы сжимали ручки кресла, вместо того чтобы ласкать ее тело.

— А тебе не любопытно, Элизабет? Ты не хочешь узнать наконец разницу между мужчиной и женщиной?

Он пытался прогнать ее… как она прогнала его две недели назад.

— А ты мне объяснишь, если я попрошу? В бирюзовых глазах мелькнула горечь.

— Общество уранианцев больше не фигурирует в учебной программе Итона.

— Ты говорил, что сохранишь эту тайну. Кривая усмешка вновь тронула его губы.

— Я так и сделал. Но Ричард во многом похож на тебя. И он рассказал о своем печальном опыте декану.

— Но сначала он рассказал об этом тебе.

Ричард сказал матери только, что он обо всем сообщил декану. И, как догадалась Элизабет, именно Рамиэль помог ему.

Рамиэль не мог скрыть своего разочарования.

— Он же не должен был тебе говорить.

— А он и не говорил, ты сам все выдал.

— Мне не нужна твоя благодарность, — процедил он сквозь зубы.

— Я знаю, чего тебе хочется, Рамиэль. — Ему хотелось того же, что и ей. — И я дам тебе это.

Рамиэль не мог скрыть заметную выпуклость, образовавшуюся на его черных брюках.

— И как ты думаешь, чего же мне хочется, Элизабет?

Элизабет сделала глубокий вдох и положила руки ему на бедра. Под тонким черным сукном мускулы были твердыми, как камень. Он не стал настолько далеким и чужим, каким хотел казаться.

— Я думаю, ты хочешь, чтобы я расстегнула тебе брюки и взяла в руки твою жизнь.

Мускулы под ее руками непроизвольно дернулись.

— Второй урок.

— Второй урок, — согласилась она и принялась за пуговицы.

Со стороны это выглядело не слишком пристойно — раздевать мужчину, сидящего неподвижно, как статуя, оказалось не менее трудно, чем раздевать трехлетнего непоседливого ребенка, но зато в награду… на свет появились отливающие темным золотом волосы.

Затаив дыхание, Элизабет осторожно вытащила толстый черенок пульсирующей плоти — твердой и горячей. Она едва могла обхватить его обеими руками. Ей даже не понадобилось двигать ладонями, чтобы обнажить чувствительный венчик.

Элизабет внимательно рассматривала его из-под приспущенных век. Жемчужная капелька блестела на кончике набухшей пурпурной головки.

— А теперь, я полагаю, ты хочешь, чтобы я взяла его в рот и облизывала и сосала, как ребенок грудь. — Она вскинула ресницы и прямо встретила его взгляд. — Так же, как ты ласкал мой клитор.

Хриплый вдох Рамиэля нарушил тишину, в камине раздался треск пылающего полена. Член в ее ласковых руках чуть поник. Склонив над ним голову, она вдохнула его аромат, запах мускуса с привкусом восточных специй, кончиком языка слизнула выступившую капельку, а затем глубоко взяла его в рот. Графиня сказала, что если она расслабится перед этим, то сможет глубже заглотнуть его.

Хриплый чувственный стон вырвался из его груди, прозвучав настоящей музыкой в ее ушах. Это было могущество женщины, это было чудо секса… это был Рамиэль.

Его член пружиной распрямился во влажном жаре ее рта. Массивная головка пульсировала в глубине ее горла, слившись с ней воедино. В том же ритме билась жизнь у нее между ног.

Элизабет захватила член в рот сколько смогла и принялась рьяно сосать и облизывать его, словно это был… «Интересно, у арабов есть леденцы на палочке?»— неожиданно подумала она. Но затем уже не могла ни о чем думать, погрузившись в аромат, вкус и шелковистую нежность его тела. В этот раз шампанское не мешало насладиться его истинным вкусом. И это оказалось поистине самым восхитительным блюдом, которое она когда-либо пробовала.

Почувствовав, как судороги сотрясают все его тело, Элизабет выпустила его изо рта со сладким чмокающим звуком. И ей было наплевать, пристойно это или нет. Лицо Рамиэля пылало от возбуждения, бирюзовые глаза сияли. Он вцепился в деревянные ручки кресла, словно сдерживал несущегося во весь опор скакуна. Не отрывая взгляда от его глаз, она нежно поцеловала трепещущую головку его члена. Костяшки пальцев его рук побелели.

— А теперь, я думаю, — прошептала Элизабет, намеренно обдавая его жарким дыханием, — ты хочешь, чтобы я сняла с тебя рубашку и стала нежно покусывать соски на твоей груди.

Третий урок…

Соблазнять мужчину оказалось необыкновенно эротичным занятием. Элизабет совершенно забыла, что у нее широкие бедра или, как сказал Эдвард, вымя, а не грудь.

Поднявшись на ноги, она потянула его рубашку из-под подтяжек. Ее тяжелые, набухшие груди, покачиваясь, касались его лица… и было так приятно чувствовать себя голой и бесстыдной. Она тянула скользкий белый шелк, пока он не поднял руки, невольно участвуя в собственном совращении.

У него затвердели соски. Впрочем, и у нее тоже.

Она легко коснулась своего тела — комок напряженной плоти, тогда она прикоснулась к нему — его кожа просто пылала.

Рубашка вдруг выскользнула из ее рук. Рамиэль стащил ее через голову и отшвырнул в сторону. В бирюзовых глазах блеснул вызов.

— Зачем ты все это делаешь?

Ну, уж теперь-то она не отступит. Может, с Эдвардом она и плюнула бы на все, но с этим мужчиной — никогда.

— Я полагала, что это очевидно. Разве тебе не хочется, чтобы я чуть-чуть покусала соски у тебя на груди, Рамиэль?

— Я хочу, чтобы ты наконец ответила, что все это значит?

— Просто я соблазняю собственного наставника.

— Зачем?

Она не отвела глаз.

— Потому что я лгала, когда сказала тебе, что я сожалею о том, что пришла к тебе.

— А когда ты говорила мне, что я ничем не отличаюсь от твоего мужа и отца? Тогда ты тоже лгала?

Рамиэль был полной противоположностью Эдварда.

— Да.

— Я не могу стать таким, каким ты хочешь меня видеть.

Она вновь опустилась на колени перед ним, положив руки ему на бедра. Жар его тела согревал ее пальцы.

— Но ты и без того такой. А теперь, если ты не против, я признаюсь, что мне ужасно нравится соблазнять тебя.

Она наклонилась и деликатно лизнула твердый бутончик его левого соска, а затем захватила его кончиками зубов и принялась нежно теребить. Его сердце колотилось прямо под ее губами, а волосы на груди щекотали ей подбородок. Вылизывая его языком, стараясь доставить ему удовольствие, удовольствие себе самой, желая поскорее покончить с болью и недоверием, Элизабет принялась сосать его, словно ребенок материнскую грудь.