Петре явно знал, что представляет собой кантаридин. Выражение его карих глаз говорило само за себя.

— Я не прикасался к газовой лампе. Элизабет пыталась покончить жизнь самоубийством.

— Как удобно, учитывая, что жена хотела от тебя уйти.

— Еще чуть-чуть, и ты раздавишь мне руку.

— Тем лучше. Может быть, в следующий раз ты дважды подумаешь прежде, чем строить козни против Элизабет и ее сыновей. Но ты заинтриговал меня! Почему ты хотел убить свою жену, если ее так легко упрятать в сумасшедший дом? Знай, что за убийство тебе пришлось бы отвечать передо мной.

— Да побойся Бога, я никогда не пытался причинить ей вреда.

Левая рука Петре схватила Рамиэля за запястье, пытаясь оторвать его пальцы от ящика. Однако лорд Сафир оказался сильнее.

— Элизабет не хватило смелости встретиться со мной в твоем доме. И я не ездил в Итон и не виделся с мальчиками.

Рамиэль схватил левую руку Петре и, используя вес двух тел, еще сильнее нажал на ящик.

— И насколько сильно ты хочешь, чтобы я отпустил тебя? Так же сильно, как и Элизабет хотела развода?

По бледному лицу Петре струился холодный пот, крупными каплями стекавший с его бровей и усов.

— Да разведусь я с этой шлюхой, только отпусти мою руку.

— Этого недостаточно. Я не потерплю, чтобы ее имя трепали по всему Лондону. Более того, ты уступишь ей опекунство над сыновьями.

— Она совершила прелюбодеяние.

— А как насчет тебя, Петре? Ты был сутенером собственного сына. Уверяю тебя, это заинтересует суд больше, чем падение Элизабет.

Петре перестал сопротивляться.

— У тебя нет доказательств.

— Я был в Итоне, так что доказательств у меня предостаточно.

— Отпусти меня, — прошептал Петре.

— Объясни мне, почему я должен эта сделать?

— Я дам ей развод, без всякой огласки. Она также сможет оставить себе своих сыновей.

Рамиэль медленно отпустил ящик и проворным движением забрал пистолет из вялой руки Петре. С тыльной стороны его кисти стекала кровь, а костяшки пальцев сильно разбухли.

— Ни ты, ни Эндрю Уолтер и близко не должны подходить к Элизабет и ее сыновьям.

Петре баюкал раненую руку.

— Если хоть слово всплывет о моем «маленьком секрете», как ты изволил выразиться, я позабочусь о том, чтобы Элизабет не получила опекунства над детьми.

Еще один секрет, еще один компромисс. Петре мог официально забрать сыновей Элизабет. Рамиэль мог предотвратить это, не прибегая к убийству…

— А ты, хитрая бестия, о многом догадался. Действительно, упрятать жену в сумасшедший дом было лучшим решением проблемы. Тем утром я оставил лампу Элизабет потухшей, чтобы доказать ее недееспособность. Для этого мне не нужно было травить ее газом. И я также не пытался убивать своих детей. А «шпанская мушка» мне не требовалась с тех пор, как я в последний раз спал со своей женой, твоей шлюхой.

Все-таки Петре был не слишком умен. Он так и не понял, что ему нельзя было поливать грязью женщину Рамиэля. И тем более ему не следовало распалять его воображение картинами своих любовных утех с Элизабет. Рамиэль чуть было не отказался от своего решения не убивать Эдварда.

— Значит, ты кого-то для этого нанял. Так же, как и в прошлый четверг. Ты заплатил человеку, чтобы тот запугал Элизабет после ее выступления на собрании, — тихо произнес Рамиэль, прекрасно понимая, что это никак не объясняло отравление кантаридином, если только Эдвард не подослал в его дом шпиона. Но в отличие от частного детектива, встретившегося с кучером Петре и заплатившего ему изрядную сумму, чтобы тот освободил свое рабочее место, в доме Рамиэля никаких новых слуг не появлялось.

— Я постоянно у всех на виду. И не стал бы никого нанимать для запугивания и уж тем более убийства своей жены. Эти люди могут заговорить.

К Петре вернулась его обычная самоуверенность.

— В прошлый четверг был сильный туман. Элизабет опаздывала. Я вызвал констебля на случай, если с ней что-нибудь случится. Впоследствии он отзывался обо мне как о любящем и заботливом муже.

Рамиэль потянулся за шляпой, висящей на спинке стула. Его рука дрожала.

— Тогда за всем этим стоит Эндрю Уолтерс.

— Значит, она рассказала тебе о его угрозах. Он уже сожалеет о них. Эндрю так же, как и я, не стал бы убивать Элизабет. Во всяком случае, до тех пор, пока существуют более безопасные способы контролировать ее. Тем более что, когда я подписывал бумаги о психической неуравновешенности Элизабет, он был рядом.

Рамиэль, не оборачиваясь, спросил:

— Тогда кто же, по-вашему, пытался убить ее?

— Может быть, ты просто плохо знаешь Элизабет, Сафир? Может быть, она пыталась покончить жизнь самоубийством. А после неудачной попытки решила убить своих сыновей, боясь объяснений с ними в зале суда.

— А может быть, ты просто врешь, Петре, боясь, что будешь кормить рыб в Темзе.

— Возможно, — насмешливо согласился Эдвард.

Но на самом деле он не боялся. Рамиэль вдруг отчетливо понял, что это не Петре пытался убить Элизабет. Политик никогда не пойдет на убийство, если существуют другие, более безопасные методы. Он не моргнув глазом упрятал бы свою жену в сумасшедший дом, но не решился бы на убийство, которое обязательно расследуют.

Дьявольщина! Кто же покушался на нее, если это были не муж и не отец?

Рамиэль открыл дверь и спокойно закрыл ее за собой, лишая Петре удовольствия быть свидетелем его поражения. В плохо освещенном холле его ждал какой-то человек высокого роста. Рамиэль напрягся и сунул руку в карман с пистолетом.

— Это я, Тернсли.

Частный детектив, нанятый Мухаммедом. Тот самый, который, по словам Элизабет, спал с ее горничной.

— Что тебе надо?

— Поговорить.

Рамиэль не хотел ничего обсуждать. Он мечтал о том, чтобы поскорее попасть домой и убедиться в том, что с Элизабет все в порядке. Он больше не потеряет ее.

— Ты уже все вчера рассказал Мухаммеду. Детектив сообщил, что не смог установить, кто потушил лампу.

— Тогда я рассказал все, что знал на тот момент, — возразил ему Тернсли. — Но есть человек, который знает больше, чем я.

Глава 23

Элизабет смотрела на спящего Рамиэля. Утренняя щетина темнела на его скулах. Длинные, почти женские ресницы смягчали скульптурную жесткость черт.

Он заставил ее познать темную, низменную сторону желания и в то же время убедил, что она не безнравственная, не распутная, а нормальная женщина. Их единение оказалось примитивным, навсегда разрушив ее понятия о том, что хорошо, а что плохо.

Он знал, кто любовница Эдварда, но оберегал ее сыновей. Возможно, Рамиэль прав. Возможно, когда она будет готова, то сама обнаружит истину.

Элизабет тихонько отвела длинные, сильные пальцы, которые так хорошо изучили ее тело, как снаружи, так. и изнутри. Рамиэль что-то недовольно пробурчал во сне.

Волна воспоминаний об испытанном наслаждении прокатилась по телу Элизабет. Он вскрикнул, когда она взяла его член в рот и принялась сосать так же, как он до этого сосал ее груди, и продолжала сосать все сильнее и сильнее, а он обхватил ее голову руками, стараясь удержать ее неподвижно, пока все его тело сотрясала судорога экстаза. Она тщательно облизывала сжавшуюся головку его члена, пытаясь до конца высосать восхитительную влагу, выпущенную им прямо ей в горло.

Элизабет облизала губы, смакуя его солоноватый, мускусный вкус, смешанный со вкусом шипучего, пенящегося шампанского. Все мускулы ее тела, о существовании которых она даже не подозревала, ныли и болели. Интересно, у мужчины так же все болит и дрожит после изнурительной ночи?

Ее сумочка лежала на ночном столике. Взяв ее, Элизабет тихо прошла по восточному ковру к гардеробу. Дверцы его были закрыты. Между покрытым красным плюшем креслом и массивным гардеробом красного дерева громоздилась гора коробок и картонок. Накануне вечером их здесь не было. Неужели Мухаммед заходил в спальню Рамиэля, пока они спали? Она почувствовала, как краска заливает ее лицо.

Схватив ярко-синюю юбку и лиф, которые Рамиэль купил ей… о нет, ничего из нижнего белья, кроме турнюра с оборками… зато нашлись ее туфли… она на цыпочках прошла в туалет. Спустя несколько минут, наскоро почистив зубы, умывшись и одевшись, Элизабет тихонько открыла дверь.

Рамиэль еще спал. В полнейшей тишине его ровное дыхание было едва слышным. Тихонько притворив за собой дверь, Элизабет обнаружила, что просто умирает с голода. Кроме легкого ужина, сдобренного шампанским, в первую ночь, проведенную с Рамиэлем, вот уже два дня у нее не было ни крошки во рту.

Она осторожно спускалась по винтовой лестнице из красного дерева, устланной яркой восточной дорожкой. Бальные туфли явно не были рассчитаны на то, чтобы надевать их на босу ногу. Турнюр тоже натирал голую кожу. Да и тяжеленный лиф с юбкой были не слишком удобны. Дрожь чувствительной кожи между ног была тому подтверждением. Спустившись, она повернулась в направлении кухни. И тут из-за огромной, в рост человека, фарфоровой вазы появилась фигура в белом балахоне. Едва не вскрикнув, Элизабет уставилась в загадочные черные глаза.

— Доброе утро, Мухаммед. Я бы хотела позавтракать.

Слуга не уступал ей дорогу.

— А где хозяин?

— Спит. — Элизабет с вызовом вздернула подбородок. — Я не хочу, чтобы его кто-нибудь беспокоил. У него была утомительная ночь.

Она прикрыла глаза, ожидая, когда смысл ее слов дойдет до слуги. Хозяин провел утомительную ночь, поскольку с дюжину раз доводил ее до оргазма, чтобы смягчить действие яда.

— Пошли. — Голос слуги был таким же ровным и безучастным, что и накануне. — Я подам вам.

Элизабет открыла глаза и увидела перед собой складки белого балахона.

— Также похоже, у меня забрали нижнее белье. Возможно, его отдали в стирку. Может, вы будете настолько любезны, что… проверите?