По указанию Лавины дворецкий прислал двух слуг, которые вынесли пианино из детской и поставили в коридоре, у двери спальни маркиза.

Девушка тихонько вошла в комнату и подошла к больному. По его наполовину закрытым глазам невозможно было понять, спит он или нет. Она выскользнула в коридор, оставив дверь открытой.

В коридоре Лавина села за пианино и заиграла нежную композицию, ту самую, которую маркиз играл на яхте. Она знала, что мелодия эта много для него значит.

Двадцать минут девушка не вставала из-за инструмента. Потом осторожно заглянула в спальню.

Элсвик лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Дыхание его стало спокойнее. Было непонятно, спал он или просто слушал.

Пока Лавина стояла в дверях, в голове у нее мелькнула мысль, что он успокоился и уже не мучится от боли или жара.

Потом она вернулась к инструменту и снова заиграла одну из мелодий, которые, как догадывалась, много значили для ее любимого мужчины.

Прошло немало времени, прежде чем она снова заглянула в спальню и на цыпочках подошла к кровати.

Глаза маркиза открылись, и едва слышным голосом он произнес:

– Спасибо, моя дорогая.

Лавина так изумилась, что сначала не могла вымолвить ни слова.

Потом он двинул кистью руки, и она вложила свои пальцы в его ладонь.

– Вам лучше? – спросила она. – Очень больно?

Его пальцы сжались крепче.

– Я уже не чувствую боли, потому что слушал, что вы сообщали мне через музыку.

– И что… вы услышали? – спросила она.

– Вы говорили, что вам жаль меня, и еще – что я для вас что-то значу.

– Все волнуются о вас, – только и сумела вымолвить Лавина. – А своих чувств я не могу высказать словами. Могу только сыграть.

– Слушая вас, я почувствовал себя лучше, – признался Элсвик.

Говорил он очень тихо, ненадолго замолкая, но Лавина слышала каждое слово, потому что слушала сердцем.

Ее рука все еще была в его руке, и ей казалось, что каким-то невообразимым образом от нее ему передавалась жизненная сила, которой он лишился.

– Я так боялась за вас, – прошептала она.

– Я, когда услышал музыку, почувствовал, что вы помогаете мне, наполняете меня силой и что я скоро поправлюсь.

– Да, – мягко промолвила Лавина. – Вы должны поправиться. Без вас жить было бы очень грустно.

– Я хочу, чтобы вы оставались со мной и помогали мне, – сказал Элсвик. – Пожалуйста, поиграйте еще для меня. И тогда я окрепну настолько, что скажу вам то, что хочу сказать.

– Скажите сейчас, – попросила она, затаив дыхание.

Однако его глаза уже закрылись.

Лавина забрала руку, но ей показалось, что он отпустил ее неохотно. Потом она вышла в коридор, и снова зазвучали мелодии, в которых она выражала то, что чувствовала, и когда танцевала, и когда скакала на лошади, и когда просто смотрела на солнце.

Теперь она таким образом разговаривала с мужчиной, которого любила, и разговор этот был жизненно важен для них обоих. Для будущего…

«Вы должны поправиться. Полностью выздороветь. Моя любовь больше всяких слов. Рассказать о ней я могу только так: музыкой, которая спустилась с небес и которая не принадлежит этому миру».

Через какое-то время Лавина решила сходить посмотреть, не заснул ли маркиз. Очень тихо войдя в комнату, она увидела, что глаза его закрыты.

Девушка встала рядом с кроватью на колени, тоже закрыла глаза и начала молиться о скорейшем выздоровлении раненого. Открыв глаза, она увидела, что он смотрит на нее.

Маркиз протянул ей руку, она вложила в нее свою и почувствовала, как он крепко сжал ее пальцы.

Потом он тихо спросил:

– Вы молились за меня?

– Всем сердцем, – пылко выдохнула Лавина. – Вы должны выздороветь ради меня.

– Разве вам не все равно, здоров я или нет?

– Конечно, не все равно! – воскликнула она.

– Я думал, вы ненавидите меня.

– Нет, что вы, я бы никогда не смогла вас возненавидеть.

– Дайте слово, что это правда.

– Это правда, клянусь!

Она бы еще что-нибудь сказала, но Элсвик, похоже, опять провалился в сон, и на этот раз лицо его просветлело, как будто тревоги покинули его и он обрел покой.

В комнату на цыпочках вошел отец Лавины и встал у нее за спиной.

– Ступай поспи, милая, – сказал он. – Утром ему станет лучше.

Той ночью она спала без сновидений и проснулась без ощущения гнетущего страха в душе.

– Ему лучше, – первым делом сообщила миссис Банти, не дожидаясь вопроса. – Я уже проверила.

Камеристка питала слабость к маркизу.

– Я должна пойти к нему, – сказала Лавина.

– После того как позавтракаете, – не терпящим возражений тоном произнесла миссис Банти.

Лавина спустилась вниз, где ее тепло встретила вся семья Макьюэнов. В последнее время она ела очень мало, но теперь, когда появилась надежда, настроение у нее стало улучшаться и она вдруг почувствовала голод.

Неожиданно в гостиную вошел дворецкий. Мрачно сведенные брови его указывали на важность того, что он собирался сказать.

– Прибыл посыльный ее величества. Он хочет говорить с лордом Рингвудом.

– Папа! – воскликнула Лавина и прикрыла рукой рот.

– Все хорошо, милая. Наверняка он принес ответ на письмо, которое я отправил ее величеству, как только узнал, что натворил принц Станислав.

– Что ты ей написал?

– Я отказался от места при дворе и написал почему.

Прежде чем она успела ответить, появился посыльный. Это был все тот же сэр Ричард Пейтон, и вид его иначе как смиренным назвать было нельзя.

– Королева получила ваше письмо, – сказал он, – и ответила незамедлительно. Я всю ночь провел в пути, чтобы как можно скорее добраться сюда и передать слова ее величества. Она надеется, что вы отнесетесь к ее письму очень серьезно.

Все, кто был в гостиной, обратили тревожные взгляды на графа. Лорд Рингвуд распечатал конверт.

В письме ее величество просила лорда Рингвуда пересмотреть свое решение покинуть двор, поскольку он был ей необходим.

Далее ее величество поздравляла его с помолвкой леди Лавины Рингвуд и маркиза Элсвика и выражала надежду на то, что их ждет счастливое будущее.

Она думала, лорду Рингвуду будет интересно узнать, что принц Станислав покинул страну и больше не вернется.

– Мы победили, милая, – сказал граф дочери. На глазах его выступили слезы счастья.

– О, папа! – Лавина обняла отца, чувствуя неимоверное облегчение за него и за себя. – Ты вернешься к ней?

– Думаю, да, милая.

– Я должна пойти рассказать Элсвику, – сказала она и поспешила наверх.

Маркиз выглядел намного лучше, чем вчера. На его щеках даже проступил румянец.

– Мы победили! – сказала она и рассказала о письме.

– Да-а, – протянул он. – Но я до сих пор не могу понять, что от этой победы получил я… И получил ли что-нибудь. Придется вам мне рассказать.

– Разве вы не знаете? – спросила она, присаживаясь на край кровати. – Разве музыка вам этого не сказала?

– Она дала надежду. Но вы тогда так разгневались на меня. Вы в самом деле больше не сердитесь?

– Там, в трактире, я наговорила много глупостей. Но это сгоряча. Просто было так неожиданно узнать от Станислава, почему вы хотели отомстить ему. Конечно, я всегда понимала, что чего-то не знаю. Когда мы с папой впервые пришли к вам, вы сначала нам отказали, но изменили решение, когда услышали имя Станислава. И вы всегда говорили, что у вас есть свои причины помогать мне.

– Да, я хотел отомстить ему за то, что он со мной сделал, – сказал маркиз. – Но не только за себя. Я хотел отомстить и за нее.

– «За нее»? Вы имеете в виду…

– Анжелику, девушку, которую я когда-то любил. Сейчас я понимаю, кто она на самом деле. Она была алчной хищницей, которой я был нужен только потому, что меня ждало большое наследство и титул. Ради нее я стал изгоем в своей семье. А это было не в ее планах. Ей не хотелось ждать неизвестно сколько, может, даже годы. Она хотела получить все прелести жизни сразу. Станислав соблазнил ее золотом и дорогими вещами. Он не мог жениться на ней, но для нее это было не важно, пока она могла жить в роскоши. Такая жизнь продлилась всего несколько месяцев. Потом он вышвырнул ее.

– Да, он рассказывал, – кивнула Лавина. – Он почти кичился этим.

– Она погрязла в нищете и влачила такое жалкое существование, что в конце концов ее разум помутился. В таком состоянии я и нашел ее.

– Вы нашли ее? – вздрогнула Лавина.

– Да. Случайно. Она тогда была уже очень плоха и не узнала меня. Мне удалось пристроить ее к добрым людям, которые присматривали за ней, пока она не умерла.

– Вы сделали это ради нее? – удивленно промолвила Лавина. – После того, как она с вами обошлась?!

– Не ее одну нужно винить в том, что случилось. Она была не очень умна и стала легкой добычей для принца. Поэтому я чувствовал, что должен отомстить не только за себя, но и за нее.

– А люди вас называли бирюком, ненавидящим женщин.

– Они правы. Только ненавидел я не женщин, а весь мир, в котором может происходить такое. Я считал всех женщин неверными и глупыми существами, а всех мужчин – грубыми и жестокими. Я остался наедине с досадой и горечью, отгородившись от доброго, здорового света. За все эти годы лишь однажды я испытал счастье. Это случилось, когда я зашел в один дом в Лондоне и увидел девочку, которая танцевала, как лучик света. – Он нежно улыбнулся. – Я и сейчас ее вижу. Она кружится как волчок, так быстро, что у нее разлетаются волосы. Она показалась мне воплощением самой жизни… юная, красивая, не испуганная…

– А я решила, что вы презираете меня, – сказала она.

– Я тогда отвернулся от вас, потому что вы угрожали разрушить железную тюрьму, в которую я заключил себя. Я сказал себе, что вы всего лишь ребенок. Так оно и было, но не это главная причина. Главная причина заключалась в том, что я отказывал себе в дарах жизни и счастья, которые вы с собой несли. Я испугался их. Но не забыл вас. Все эти годы ваша вращающаяся фигурка преследовала меня в снах, не позволяя забыть, какой ужасный путь я выбрал, напоминая, что существует и другой, светлый, на который мне не хватало мужества ступить. А потом, в один прекрасный день, вы вернулись, повзрослевшая, красивая, царственная, и попросили меня о помощи. Но тогда я не был способен оценить вас по достоинству. Если бы вы не вошли в мою жизнь, скоро со мной было бы все кончено.