Вокруг нее увивалось множество молодых людей. Некоторые просто флиртовали, но были и такие, в чьих глазах читалось нечто большее. Отец тогда сказал:

– Не воспринимай их слишком серьезно, милая. Помни, ты выйдешь замуж на всю жизнь, а не на несколько приятных недель за городом, чтобы поиграть в теннис и поплавать. На всю жизнь!

– Я не думаю, что мужчины, которых я встречаю в первый раз, станут делать мне предложение, – сказала тогда Лавина.

– Это вопрос времени. Рано или поздно какой-то мужчина положит к твоим ногам свое сердце и попросит тебя стать его женой.

– Это будет чудесно, – неуверенно промолвила Лавина.

– Да, чудесно, – согласился отец. – Но ты всегда помни, что этот мужчина должен быть для тебя важнее всего и что он станет отцом твоих детей. – Он ненадолго замолчал, а потом сказал со значением: – Какой бы трудной ни была твоя жизнь, ты будешь принадлежать ему полностью, абсолютно и всегда. Вот почему очень важно, чтобы ты не спешила принимать решение.

Лавине запомнился и ее ответ:

– Но я счастлива с тобой, папа. В Лондоне так интересно, что мне не хочется выходить за кого-то и уезжать из дому.

– Когда-нибудь тебе этого захочется. Когда появится тот самый мужчина и заставит тебя забыть обо всем. Я просто хочу, чтобы ты поняла: ты изменишь свою жизнь не на несколько минут. Это не танец станцевать. Это навеки. – Подумав, он добавил: – Я хочу, чтобы ты вышла замуж за человека, которого будешь любить и который будет любить тебя. Свое счастье ты найдешь в его сердце, и он будет считать тебя самой лучшей, самой прекрасной, самой чудесной женщиной на свете. Только если вы оба будете это чувствовать, вы сможете обрести такое же счастье, какое нашли мы с твоей матерью.

Лавина не забыла этого. И сейчас слова отца пришли ей на ум, когда она стояла у окна и думала о мужчине, который заставил ее забыть обо всем.

«Он считает меня самой лучшей, самой прекрасной, самой чудесной, как и говорил папа, – мысленно произнесла она. – Вообще-то назвать его тем самым мужчиной нельзя, – почти сердито добавила она. – Он совсем не идеал. Так почему же я люблю его? Почему он заставил меня, забыв об остальных приятных и привлекательных мужчинах, думать только о нем? Почему?»

Но у холодной луны не было ответа на этот вопрос.

* * *

На следующий день лорд Элсвик держался так же напряженно, как вчера вечером. Иногда, когда он смотрел на Лавину, ей казалось, что она видит в его глазах дикую ярость.

Тем не менее он не отходил от нее, отказался даже от приглашения на рыбалку и оставался в оранжерее, пока женщины занимались шитьем.

Это особенно поразило Лавину, поскольку она была уверена, что маркиз считает шитье занятием для богадельни.

– Будьте осторожны, не выходите из дома, – сказал он ей.

– Вы думаете, что…

– Да, я думаю, что он придет. И наша хозяйка не должна пропустить его к вам.

Леди Макьюэн он рассказал ужасную историю о том, что накануне вечером зарвавшийся принц повел себя совершенно бестактно, и убедил ее защитить гостью.

Принц не заставил себя долго ждать. Через полчаса Лавина увидела его, выглянув в окно. Она выбежала из комнаты и почти сразу столкнулась с маркизом.

– Он здесь.

– Не волнуйтесь. Леди Макьюэн скажет ему, что вы отдыхаете после вчерашнего вечера. Вам нужно только не показываться ему на глаза.

Внизу леди Макьюэн увлеченно играла свою роль. Удовольствие от встречи с настоящим принцем вскоре было испорчено его грубыми манерами и запахом помады для волос, которым от него разило. Целый час он отказывался понимать намеки на то, что ему лучше уйти, пока наконец не решил, что понапрасну теряет время, после чего насупился и покинул дом.

Лавина наблюдала за ним из-за кружевной занавески. Неужели он будет преследовать ее всю жизнь? Как долго маркиз сможет защищать ее? Содрогнувшись, она закрыла лицо руками.

– Все хорошо, он ушел, – раздался голос маркиза.

– Надолго ли? – спросила она сдавленным голосом. – Я когда-нибудь смогу о нем забыть?

«Сейчас, – подумала девушка, – мужчина, который любит, сказал бы, что женится на мне, чтобы никто никогда не смог меня обидеть».

Но молчание затянулось.

Наконец маркиз заговорил:

– Просто нам нужно быть терпеливее, чем он. Можно продлять нашу помолвку, пока он не сдастся.

Внутри у нее как будто что-то умерло. Она пропала. Он не хотел ее. В смятении Лавина продолжала закрывать лицо руками.

В следующий миг она почувствовала, как лорд Элсвик поворачивает ее к себе и отнимает ее руки от лица. Он увидел в ней что-то такое, что заставило его замереть и пристально посмотреть ей в глаза.

В тишине маркиз взял ее руку и повернул так, чтобы можно было прикоснуться губами к ладони. Его дыхание обожгло Лавину, по ее телу начал разливаться огонь, сначала от головы к сердцу, а оттуда вниз, пока не заполнил ее всю.

Она едва не задохнулась от ощущений, захвативших ее сильнее, чем все, что она знала в жизни.

Однако они не только возбуждали, но и пугали: молодой леди не пристало ощущать такое телесное удовольствие. По крайней мере, пока она не уверена в любви мужчины. А в этом она не была уверена.

– Нет, – сказала она и отдернула руку. – Не нужно.

– Почему?

– Потому что… Потому что это неправильно.

– Вам неприятны мои прикосновения?

– Вы же знаете, что это не так, – чуть слышно пробормотала Лавина.

– Так что же неправильно? Мы помолвлены. Если есть мужчина, чьи объятия вы можете принять, так это я. Сказать по правде, я бы очень возражал, увидев вас в объятиях другого.

– Но мы ведь не по-настоящему помолвлены, – сказала она. – Вы знаете это.

Он не ответил, и, подняв на него глаза, девушка увидела мрачный взгляд, в котором не было обычной насмешки.

– Интересно, чем это все закончится? – тихо промолвил он.

Что-то в его голосе заставило ее сердце забиться чаще. Какое-то мгновение Лавина не могла сказать ни слова. Когда же способность говорить вернулась к ней, она произнесла с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала:

– Это закончится, когда сдастся тот ужасный человек. Я поблагодарю вас за доброту, и мы расстанемся друзьями.

– Друзьями? Так все закончится?

И снова странная дрожь в голосе Элсвика показала ей, что его слова имеют двойной смысл.

– Врагами мы точно не станем, – сказала Лавина. – С моей стороны наверняка. Могу ли я стать вашим врагом?

– Вы же знаете, я не это имел в виду.

Покалывание, которое она ощутила во всем теле, подсказало ей, что он имел в виду. Сможет ли она оставаться всего лишь другом мужчине, который заставляет ее испытывать такие чувства?

Он намекал на что-то более глубокое, на то, что витало между ними и в то же время продолжало оставаться неуловимым.

– Значит, я не понимаю, о чем вы говорите, – сказала она, отворачиваясь.

Он развернул ее к себе лицом. В его глазах бушевал огонь, дыхание сделалось лихорадочным.

– Лавина… – сказал он.

– Да, – прошептала она. – Да?

Вот сейчас, думала она, сейчас он расскажет ей о своей страсти, быть может, даже о любви, и все будет хорошо. Она сможет без стыда признаться в своих чувствах.

Только бы он заговорил!

Но тягостное молчание продолжалось.

Она знала, что мучило его.

Она – женщина, существо, которому нельзя доверять. Даже если он любит ее, все равно будет относиться к ней с подозрением, быть может, и враждебно.

И что толку от любви, если она не может преодолеть его подозрительность и враждебность, если это чувство не настолько сильно, чтобы заставить его говорить откровенно?

Маркиз отпустил ее. И резко отступил на шаг.

– Вы правы, – произнес он хриплым голосом. – Ничего. Ничего. – Он отошел еще дальше и коротко кивнул: – Прошу меня простить за беспокойство.

* * *

Следующий день принес ошеломительное известие. По всей округе со сверхъестественной быстротой распространилась весть о том, что ее величество покидает Балморал.

– Королева и недели здесь не провела, – сказал сэр Ян лорду Рингвуду. – Никогда раньше она так скоро не уезжала.

– Может, ложная тревога? – боясь надеяться, спросил граф.

– Нет. Видели, как она ехала в карете к вокзалу. С ней сидел какой-то мужчина с пышными усами.

– Принц, – выдохнула Лавина. – Он уехал! О, папа, я спасена!

– Пока да, – сказал маркиз, слышавший их разговор. – Не думаю, что королева так просто сдастся, но она, кажется, поняла, что вас не запугать.

В тот вечер сэр Джеймс Маквейн давал большой праздничный ужин.

Все семейство вырядилось в тартан. Мужчины надели килты, женщины – белые шелковые платья с тартановыми кушаками, перекинутыми через плечо и застегнутыми на поясе бриллиантовыми брошами.

– Лорд Элсвик послал тебе это, моя дорогая, – сказал Лавине отец, открывая маленькую коробочку и показывая ей большую бриллиантовую брошь.

– Ему не стоило беспокоиться, папа, – холодно сказала Лавина. – Леди Макьюэн дала мне поносить свою.

– Но она, конечно же, поймет, если ты…

– Я не стану обижать ее неучтивостью, – сказала Лавина, упрямо выпятив подбородок, отчего ее отцу стало понятно, что уговоры бесполезны.

Когда все собрались внизу, она подумала, что маркиз что-нибудь скажет, но он, посмотрев на нее, сухо бросил:

– Вы хорошо выглядите, сударыня.

Лавине хотелось объяснить ему, что он оскорбил ее, заставив ждать признания, а потом отступив, и что, отказываясь от его подарка, она хотела показать обиду на него за то, что он посчитал ее недостойной доверия.

Но, поскольку такие объяснения были невозможны, ей пришлось держать свои чувства при себе. Во время недолгой поездки до поместья она хранила сердитое молчание.

Однако невозможно было продолжать сердиться в той обстановке всеобщего веселья, которая царила у Маквейнов. Джеймс на славу постарался, чтобы развлечь соседей.