Шарлин Рэддон - Нежное прикосновение

г. Сент-Луис, штат Миссури, апрель 1849 г.

Сердце Брианны Вайт бешено забилось, когда ей пришлось войти вслед за сыном своей экономки в мрачную, похожую на пещеру конюшню. У нее было такое ощущение, будто она попала в самое настоящее пекло.

Она моментально почувствовала жар, исходивший от кузнечного горна. Даже сквозь одежду он обжигал ее нежную кожу и заставлял трепетать вуаль, закрывавшую лицо. Ей пришлось подождать некоторое время, пока глаза привыкли к темноте. Языки пламени, вырывавшиеся из горна, и неясные силуэты людей, которые на фоне огня казались танцующими бесами, — вот и все, что она смогла разглядеть.

Вдруг из темноты раздались злобные и резкие, похожие на скрежет сомкнувшихся ножей, голоса. Она вся сжалась от ужаса и инстинктивно вытянула вперед руку, чтобы защитить лицо.

— Жди своей очереди, ты, вонючий муженек индейской скво! Что тебе нужно? Хочешь, чтобы твою лошадь побыстрее подковали? Тут много и других индейских лошадей. Ты лучше возвращайся к своей грязной скво и попроси ее выбрать вшей из твоей головы.

Ему ответил другой, мягкий, глубокий и, как показалось Брианне, подозрительно спокойный голос. Однако она не смогла разобрать сказанного.

— Ах ты, ублюдок! — завопил первый голос.

Услышав устрашающие звуки борьбы и хруст костей, Брианна застыла на месте как вкопанная. От страха у нее даже перестало биться сердце. Эти звуки были ей очень знакомы, впрочем, как и боль, которая неизбежно следовала за этим. Она вся напряглась, ожидая удара.

Однако вместо этого со стороны кузницы к ней неспешной походкой направился какой-то мужчина. Брианна успела только громко вскрикнуть перед тем, как он натолкнулся на нее. Столкновение было таким сильным, что они вместе рухнули на устланный соломой пол, крепко сцепившись друг с другом.

— Ты, мерзкий муж индианки! — завопил какой-то мужчина. — Посмотри, что ты наделал! Немедленно поднимайся, черт тебя подери! Ты свалил на пол леди и теперь лежишь на ней!

Брианна с трудом дышала и отчаянно пыталась столкнуть с себя тяжелое мужское тело. Ее собственное тело, избитое и покрытое многочисленными синяками, так нестерпимо болело, что она в любой момент могла потерять сознание. «Нет, это не Баррет! Не Баррет!» — мысленно убеждала она себя. Однако она была так напугана, что по привычке продолжала отчаянно бороться за свою жизнь. Господи, ведь до этого ей уже миллион раз приходилось выдерживать подобные сражения!

— Разрази меня гром! Поднимайся, женщина, я не хотел тебя обидеть, — раздался низкий рокочущий голос возле самого ее уха.

Сильные, словно железные тиски, руки крепко сжимали ее запястья, мужчина вдавил ее в грязный, покрытый соломой и лошадиным дерьмом пол. Она ощутила на своей щеке его прерывистое и горячее дыхание. От него пахло табаком и, как ни странно, яблоками. Груди Брианны были плотно прижаты к его твердой груди, и она чувствовала, как вздымается эта могучая грудь. Они оба отчаянно ловили ртом воздух, пытаясь отдышаться. Что-то дрогнуло у нее внутри, ее охватило какое-то неведомое чувство. Никогда она еще не ощущала ничего подобного, когда Баррет вот так же крепко прижимал ее к себе. Все это смутило и испугало ее.

— Минутку, — пробормотал все тот же низкий голос. — Я уже поднимаюсь.

Она почувствовала облегчение, когда избавилась от этого тяжелого груза. Теперь мужчина возвышался над ней подобно огромной глыбе — в нем было добрых два метра роста и косая сажень в плечах. Она все еще лежала на полу, разглядывая его сквозь вуаль и пытаясь преодолеть страх, а он наклонился к ней и протянул руку, предлагая свою помощь. Теперь она видела его достаточно хорошо и даже заметила, что его ладони были грязными и мозолистыми, а пальцы — длинными и тонкими. На мизинце одной руки не хватало фаланги.

— Вы в порядке? — довольно приветливо спросил он.

Прежде чем она собралась с духом и с силами, чтобы ответить, Шон со своей матерью уже оказались рядом с ней. Они наклонились над ней, пытаясь помочь подняться. Встав на ноги, Брианна застонала. Все ее тело пронзила такая нестерпимая боль, что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, и просто стояла как неживая, пока миссис О’Кейзи отряхивала солому и грязь с ее юбок. Она почувствовала, что сейчас разрыдается от боли и пережитого ужаса, но усилием воли удержала слезы. Если в первый же день своей свободы она не сможет достойно встретить выпавшие на ее долю трудности, то как же она собирается жить дальше? Сможет ли она начать новую жизнь?

В этот момент некто, стоявший за спиной незнакомца-великана, что-то сказал. Великан побагровел от злости и резко развернулся. Бормоча что-то на незнакомом Брианне языке (очевидно, какие-то жуткие ругательства), он набросился на своего обидчика. Брианна вместе с миссис О’Кейзи и ее сыном едва успели отскочить в сторону, как оба мужчины сцепились, издавая громкие стоны, изрыгая ругательства и обливаясь потом от напряжения. Шон громко закричал, призывая на помощь хозяина конюшни.

Огромный Моисей Лонгмайер, который запросто смог бы вместо лошади дотащить телегу до самого Орегона, отшвырнул одного из драчунов к стене. Второму возмутителю спокойствия он просто положил руку на грудь, сдерживая его пыл.

— Спокойно, Най, — сказал он ему. — Это всего лишь мальчишка-пастух. Таких в Кентукки хоть пруд пруди. Не стоит он того, чтобы из-за него обдирать себе руки в кровь.

Теперь, когда Брианна уже твердо стояла на ногах, она отметила про себя, что этот мужчина, Най, который сбил ее с ног, был довольно высоким (хотя до двух метров он явно не дотягивал) и худощавым — одни сплошные мышцы и ни капельки жира. У него были широкие плечи, узкие бедра и мускулистые, немного кривоватые ноги. Такие ноги обычно бывают у людей, которые много лет провели в седле. Увидев через дыру в разорванной охотничьей рубашке из оленьей кожи его обнаженное плечо, она покраснела от смущения. Он, словно почувствовав ее смущение, грациозно повел плечом, поправляя рубашку. Она была довольно длинной — даже закрывала бедра.

Ей еще ни разу не приходилось встречать подобного мужчину. Его рубашка, отделанная по краям бахромой (правда, добрая половина этих узких кожаных полосок уже давно оторвалась), была такой засаленной и грязной, что если бы с нее соскоблили всю грязь, то этой грязи хватило бы для того, чтобы похоронить лошадь. Если бы не его светлые волосы, довольно длинные и растрепанные, и короткая щетина более темного цвета, покрывавшая щеки и подбородок, то она приняла бы его за дикаря.

— Прости меня, Лонгмайер, — сказал Най, вытирая рукавом рубашки окровавленный рот. — Этот ублюдок оскорбил мою жену.

Он тряхнул головой, убирая волосы с глаз. В этом жесте было что-то высокомерное и дерзкое. Брианна сжалась от ужаса, подумав о том, что у него могут быть вши, и после того, как он тряхнул своими волосами, эти насекомые попадут на всех, кто стоит рядом с ним. Он поднял свою широкополую шляпу, украшенную перьями и змеиной кожей, и ударил ею об колено, отряхивая с нее грязь. В воздух поднялось облачко пыли, и Брианна чихнула.

— Почему же он оскорбил Маленькую Бобриху? — спросил его Лонгмайер.

Уроженец Кентукки, который все еще подпирал стену, решил сам ответить на его вопрос:

— Да потому, что она — индианка. Я слышал, что ты спрашивал про нее. По мне, так каждый, кто спит с грязной индейской шлюхой, не имеет права находиться среди порядочных людей. Эти краснокожие дикари запросто могут перерезать горло белому человеку. И я уверен, что белые мужчины, которые заводят шашни с индианками, ничем не лучше этих варваров.

Лонгмайер внимательно посмотрел на парня.

— Знаешь, Най, я вот удивляюсь, и почему я сразу не прибил этого подонка? — сказал он и, подмигнув Наю, отошел в сторону.

С быстротой стрелы, выпущенной из лука, Най подбежал к молодому пастуху из Кентукки и с такой силой ударил его в грудь, что тот охнул от боли и захрипел, как будто испускал дух. Еще одним сокрушительным ударом справа он добил этого парня. Пастух закатил глаза и рухнул на землю как подкошенный. Най выпрямился и отряхнул руки, а Лонгмайер довольно хмыкнул.

— Разрази тебя гром, Най, ты так же силен, как и прежде, старый чертяка! Этот нахальный придурок уже давно здесь околачивается, вешая мне лапшу на уши и пытаясь сбить цену на моих волов. Ты же прекрасно знаешь, что у меня самая низкая во всем городе цена на скотину.

И в этот самый момент Лонгмайер заметил Шона О’Кейзи, его мать и женщину в траурном одеянии. Он быстро подошел к ним и обратился к вдове:

— Мадам, вы, должно быть, и есть тот друг Шона, которому нужно добраться до Индепенденса. Смею надеяться, что вы простите моему другу его грубые манеры, — сказал он, указывая большим пальцем на Ная. — Во всем виноват этот парень из Кентукки. Уверяю вас, обычно Най ведет себя тише воды ниже травы.

Даже в полутьме Брианна отчетливо видела, что в серых глазах этого сына прерий полыхала неистовая ярость, и это было явным свидетельством того, что хозяин конюшни лжет.

Подойдя ближе, Най бросил на нее пристальный взгляд, словно пытался рассмотреть выражение лица, скрытого под вуалью.

— Я не хотел вас обидеть, мадам, — произнес он.

Стоявший возле нее Шон кашлянул, пытаясь прочистить горло.

— Миссис Вайт, это тот самый мужчина, о котором я вам говорил. Его зовут Коламбус Най. Именно этого человека мы с мамой наняли для вас в качестве проводника, чтобы он помог вам добраться до Индепенденса.

Брианна от удивления раскрыла рот, но так и не проронила ни слова. Она с ужасом смотрела на стоявшего перед ней грубого и грязного мужчину. Она ощутила сильный приступ тошноты, и у нее все поплыло перед глазами. Этот мужчина, женатый на индианке, мужчина, в чьих волосах кишмя кишели вши, был таким же жестоким, как и тот, от кого она пыталась убежать.