– Это мы! – громогласно заявил Лупенков. Между коробками возникла молодая особа – полная, румяная, с пышными формами. Статная девушка. Ничего от сектантки в ней не было, сплошной грех налицо.

– Ой, Витя, приве-е-ет, я рада тебя видеть, проходи, – ласково пропела статная барышня и исчезла в коробочном лесу.

Мы с трудом продрались сквозь завалы и барьеры и оказались возле большого письменного стола. На столе глыбами громоздились папки; много папок – толстых, тонких, разноцветных. Мне стало скучно. Где же здесь работать? Даже компьютера нет. Тайные сектанты контактируют со всем миром посредством голубиной почты? Не доверяют Интернету?

– Это – Инесса, – галантно произнес Витя и даже мою руку слегка поддернул, дескать, стой, как надо, не ломайся. Хорошо еще, что не ущипнул.

– А я – А-аксинья, – пропела розовощекая девушка.

– Это хорошо, – сказала я и задумалась, а если бы моя мама назвала меня Аксиньей? Что было бы?

Аксинья Веткина. Аксинья и Сергей. Ф-ф-у-у… Моя мама все-таки очень умная женщина. Зря я на нее иногда обижаюсь.

– А что хорошо? – в один голос спросили Аксинья и Витя. Оба уставились на меня, будто я сказала что-то непотребное в присутствии малолетних детей.

– Хорошо, что вы – Аксинья, а я – Инесса. И у нас с вами есть Виктор, – я погладила Лупенкова по плечу. Витя нервно вздрогнул, видимо, не привык к женской ласке. Может, его подташнивает от женских поглаживаний. Кто знает. В чужую голову не заглянешь.

– Ксюша, Инесса – это та самая девушка, о которой я тебе уже говорил. Ей срочно нужна работа. Любая. За Инессу поручился сам Рогачев.

Быстро растут олигархи, размножаются с космической скоростью, как плесень в биологической лаборатории. Недавно Миша слыл бомжом, жил в Питере без прописки, был простым и хорошим парнем, очень душевным, мы с ним пиво дули напропалую, анекдоты травили, а теперь он стал называться Сам Рогачев. Нынешнее время вывело свою формулу, появилась приставка – Сам. Сам Рогачев. Сам Бобылев. Впечатляет. Как встарь – боярин Морозов, воевода Романов.

– Ой, Мишка, как он, что с ним? – несказанно обрадовалась Аксинья.

– Нормально, привет тебе передавал, – деловито буркнул Лупенков, дескать, девчонки, не отвлекайтесь на глупости. Дело делать надо. Бизнес превыше всего. Бабло требует постоянного напряжения.

– Инесса, проходите. – Аксинья даже побурела от неприкрытого намека. Мгновенная реакция. Дисциплинированная сотрудница. Аксинья засуетилась, разволновалась, груди вздыбились, разошлись в разные стороны, руки затрепетали, а я даже немного испугалась. Как бы в обморок девушка ненароком не свалилась. Нам с Витей ее не поднять. Проход-то секретными коробками заставлен.

– Ксюш, ты объясни, что к чему, чем должна заниматься Инесса, у меня дела. Вечером забегу.

И Лупенков улетучился. Повелительный Витин тон возымел действие. Аксинья послушно проинструктировала меня. Она доставала сверху папки, открывала, листала, шуршала, в общем, всячески угождала мне. Я сразу поняла, что Витя Лупенков в этом доме – грозный начальник. Аксинья ему безмолвно во всем подчиняется. Странная контора. На сектанта Витя абсолютно не похож. Я не выдержала и пошла в атаку первой, не дожидаясь наступления противника.

– Аксинья, что я должна делать конкретно? – спросила я, подозрительно косясь на пик папочной горы. Пик упирался в потолок. А высота потолков в этом здании около четырех метров.

– Делать обзоры, составлять таблицы, проводить анализ информации, – заговорила по-русски Аксинья.

Я внутренне взвыла. Эту нудную работу в «Планете» делают шустрые ребятишки из поколения юных и смелых. А тут… Нужно начинать новое восхождение на очередную Голгофу.

– Согласна, – мне пришлось покориться суровым обстоятельствам. Нужно жить в тех условиях, которые нам предлагает жизнь. Жизнь в лице Рогачева предложила мне работу в качестве стажера в тайной организации. Пусть. Согласна. Переквалифицируюсь в стажеры. Меня не убудет. Зато я останусь просто Инессой Веткиной, без глупой приставки к имени.

Весь следующий день ушел на изучение пожелтевших газет. Аксинья не страдала чрезмерным трудолюбием. Она усердно кипятила чайник, подливала воду из графина, а за водой уходила куда-то далеко и надолго. Наверное, источник находился в Веселом Поселке. К середине дня гора из папок заметно осела. Пик слегка ополз книзу. Аксинья загрустила. Она только что вернулась из далекого похода за водой. Графин в руках дрожал. Еще мгновение, и он сверзится на пол, я ловко подхватила графин из ослабевших рук Аксиньи.

– Ксюш, ты чего? Плохо тебе? – спросила я, интуитивно догадываясь, откуда ветер дует.

– Инесса, ты что, решила все папки разобрать? – девушка с графином не скрывала раздражения.

– Да, а что? – недоумевала я.

Если гора сойдет в долину, стол очистится, за ним можно будет нормально работать. Антикварный стол, солидный. За него не то что пять, целых десять сектантов могут враз засесть.

– Не спеши, – надменно процедила Аксинья. – Остуди свой пыл. Вечером придет генеральный директор, будет рассматривать твою кандидатуру.

– А кто у вас директор? – спросила я.

Вообще-то мне думалось, что после рекомендации Самого Рогачева, никакой директор нам не помеха. Оказалось, не все так просто. Есть еще в штате некий мистер Фунт. Я ошиблась, оказалось, в штате присутствует миссис Фунт.

– Госпожа Старосельская. Мария Яковлевна. Она только что звонила.

Аксинья как-то разом потускнела, покрылась пылью, зацвела плесенью. С чего бы это? А я, наоборот, успокоилась. Вытащила наугад одну из старых газет времен перестройки и принялась разгадывать кроссворд. Если точнее, то заполняла оставшиеся пустыми клетки потому, что некто лет пятнадцать назад уже начал разгадывать это дело. Но не вытерпел и бросил на середине. Я решила закончить его. В разгар процесса меня осенило: нельзя бросать начатое. Нужно обязательно домучить до конца. Лучше умереть от напряжения, но непременно выполнить принятые на грудь обязательства. Если бросать что-то в самом начале, никогда уже не доведешь до ума ни одно хорошее начинание. А можно распорядиться жизнью неумело и бестолково. Все начинать и ничего не заканчивать. Там, в «Планете», мое начало. Там я выросла, туда должна вернуться. Необходимо доказать всем и прежде всего самой себе, что я ни в чем не виновата. Любая ошибка может быть исправлена, если человек осознал свой промах. Покаялся. Но вернуться нужно на белом коне. С белым флагом в правой руке. Как победительница. И как пораженец. И два лика не будут противоречить образу Инессы Веткиной. Белый конь на дороге не валяется. Его нужно заработать, обуздать, приручить, прикормить и подчинить. А все кони привередливые, попробуй догони.

– Инесса, Мария Яковлевна пришла, – ко мне за стол сунулась Аксинья. Я испуганно фыркнула.

– И что мне делать? – спросила я, отложив неразгаданный кроссворд в сторонку.

– Нужно подойти к ней в сто тридцатый кабинет, она на месте и ждет тебя.

Я все-таки захватила с собой пожелтевшую газету. Обязательно заполню все пустые клетки. С сегодняшнего дня все начатые дела буду обязательно заканчивать. Начала – завершила. Начала… в этом месте я уткнулась лбом в табличку с номером 130.

– Здравствуйте, – сказала я, войдя в комнату.

В сто тридцатом кабинете царило точно такое же столпотворение из бумаг и папок, будто я не выходила из другой тесной и пыльной комнатки. Точно такой же стол, коробки, потолки, серые мутные окна. Женщина не подняла головы. Издалека облик главной сектантки казался размытым, пастельным. Лица не разглядеть. Даже в лупу.

– Произошло какое-то недоразумение, вакансия уже занята. Вы можете идти домой. Когда у нас освободится место, мы вам позвоним.

Сухой и безразличный тон мутной женщины порадовал меня. Значит, новая начальница не любит панибратства. Не называет сотрудников на «ты», не обращается по имени, не обменивается суждениями в курилке, не сплетничает, наоборот, вменила в учреждении взаимную вежливость и высокую культуру.

– А зачем звонить? Я сама приду, – весело сообщила я. – Ни к чему вам беспокоиться. Я расторопная.

– Вижу-вижу, – сухо кивнула мне она. – Мы вам позвоним и пригласим на собеседование. Учтите, вакансия еще долго не освободится. Нужно ждать. Долго ждать.

Старосельская настойчиво избавлялась от меня, пытаясь соблюдать приличия в столь неприличном занятии.

– Но меня же Витя Лупенков привел, – настаивала я.

Сам Рогачев сказал мне, что Витя держит многочисленные магазины и лавки в Доме творчества, арендует помещение, администрация впрямую зависит от Витиных барышей. Сектанты не могут пойти против Витиных протеже.

– Витя не предупредил меня, не согласовал со мной, – Старосельская просто задохнулась от гнева, – мы не принимаем в штат людей со стороны. У вас есть рекомендации?

Она хватала воздух ртом, что означало: Лупенков – сволочь. Первая сволочь в нашем городе. Он посмел привести в тайную организацию работницу почти что с улицы без согласования с высоким лицом.

– Никаких проблем, зачем какие-то рекомендации, ведь мы уже познакомились… – Я радостно ощерилась, дескать, счастье-то какое, жили-жили в одном городе, почти бок о бок, и знать ничего не знали друг о дружке, и вот, судьба вдруг нас свела, теперь мы знакомы. Будем дружить домами, семьями, на дачу друг к дружке ездить, шашлыки коптить.

– У нас так не принято, – она глотнула очередную порцию затхлого воздуха. – До свидания.

– До свидания, – растерянно повторила я вслед за ней.

Я не знала, что делать дальше, как поступить в столь унизительной ситуации. Хлопнуть ли дверью или стукнуть кулаком по столу? Со мной происходило что-то невообразимое первый раз в жизни. Сначала я даже не понимала, что меня выставляют за дверь без объяснений. Выставляют, и все. Конец абзаца. Начало второго раунда. Затем все-таки поняла, что меня вытуривают из секты, выгоняют. Стыд и срам. Я вежливо улыбнулась женщине-пророку и молча вышла за дверь, осторожно притворила створки, чтобы не стукнуть нечаянно. Не стукнула. Притворила. Вышла на Невский проспект. Заплакала. Вытерла слезы. Набрала номер Мишки Рогачева.