Таня так и не решила: идти на новый год в школу, или нет. Вымыла голову, уложила косу в прическу. Выглаженное платье висело на плечиках, а она не знала, как поступить. Дед насмешливо наблюдал за внучкой, за её метаниями по комнатам. Украсила елку, приготовила ужин. Теперь бестолково бродила по дому от окна к окну. В пять часов вечера скрипнула калитка. Через минуту на веранде послышался голос Юры:

– Хозяева дома? Можно к вам?

– Заходи, – радушно пригласил дед.

– Здравствуйте, Иван Данилович. Привет, Таня. Идешь на вечер?

В его голосе чувствовалось волнение.

Таня раздумывала, что-то удерживало её.

– Извини, я останусь дома.

В один миг лицо его стало расстроенным.

– Не бойся, внучка, – решил вмешаться дед Иван, – со мной всё будет в порядке. Соседка обещала зайти. Придут в гости друзья, отметим праздник. Иди, повеселись с молодежью.

Юра обрадовался поддержке.

И Таня решилась:

– Буду готова через десять минут.

Весёлой шумной компанией ребята шли по заснеженному лесному пути. Олеся со Славиком кидались снежками. Таня тоже успела несколько раз попасть в парней, получив в ответ целый град снежков. Ели и сосны, укрытые пушистым снегом, торжественно стояли вдоль дороги, превращая её в сказочную. Мороз образовал крепкий настил из снега – идти было легко и удобно. Таня косилась на оживленное лицо Юры, и ей становилось тревожно. Неужели она нечаянно дала повод, надеяться на ответное чувство?

Почему наши чувства не всегда совпадают? То ты любишь, а тебя нет. То тебя любят, а ты не любишь. Была бы влюбленность инфекцией, заражаешь, кого нужно, и порядок. Она хмыкнула, глядя на Славу. Нет! Не хотела бы заразиться от него. Ни за что на свете!

После новогоднего концерта началась дискотека. Юрий танцевал только с ней. Его сильные руки лежали на талии девушки. Чуть прижимая к себе, он лавировал между танцующей молодежью. Дыхание Юры шевелило волосы на её макушке. Она невольно сравнивала его с Лукьяновым. От объятий Дорохова у неё не кружилась голова, не билось учащенно сердце, могла думать о чём угодно.

«Где сейчас Сашка? Что делает? Тоже танцует, обнимая кого-то. У Юры сейчас такое счастливое лицо. Не нужно было оставаться на танцы. Не хочу сделать его несчастным. Только не его!»

В этой школе тоже играл школьный ансамбль. Дорохов пел несколько песен с ансамблем. Уходя на сцену, шепнул Тане:

– Следующая песня для тебя.

Таня усмехнулась: один играет, другой поет. Только она бездарность.

Зазвучал чудесный, мягкий баритон Юрия. Слова песни она разобрала плохо, но припев услышала чётко:


Белый чайничек из Гжели10,

Темно-синие цветы,

Неужели, неужели,

Ах, меня не любишь ты.


На неё смотрели. Вероятнее всего догадывались, для кого он поет.

«Верно, не люблю. Ты нравишься мне как человек, но тебе не это нужно», – горько подумала Таня и стала потихоньку выбираться из зала.

Отыскала в раздевалке пальто. Торопливо оделась и выскочила на улицу. До села шла быстрым шагом. В изнеможении села на крыльцо, не чувствуя ног. Стояла тишина. Ни одна ветка не колыхалась в заснеженном саду. Дыхание Тани успокоилось. Можно заходить в дом.

Дед в комнате находился один. Часы показывали половину двенадцатого. Таня подошла к печи, отогрела замерзшие руки. Иван Данилович налил в бокалы шампанское, протянул внучке.

– Давай по капельке выпьем в честь Нового года. Почему ты так рано пришла?

Она взяла бокал.

– А почему ты один? Где друзья и соседка? Нехорошо обманывать. – Таня поняла, для чего он придумал гостей.

За окном мелькнула тень. Скрипнула входная дверь. В комнату почти забежал Юра:

– Никогда так не поступай. Я подумал, что-то случилось. Перепугался до смерти! – Он не мог отдышаться. Воздух со свистом врывался в горящие легкие.

– Что, кавалер, барышню упустил? Сбежала, что ли, – усмехнулся хозяин дома, оборачиваясь к растерянной внучке.

Таня налила бокал и протянула Дорохову.

– Извини, я не подумала, что ты будешь волноваться.

Часы пробили двенадцать.

Голубой огонек дед смотреть отказался. Отправился спать. Гость тоже собрался уходить, но Иван Данилович остановил:

– Посиди еще, составь даме компанию.

Они сидели на диване недалеко друг от друга. По телевизору шел концерт. Молчание затягивалось. Он мучился, не мог подобрать слова. Руки холодели от волнения.

– Почему ты ушла? Я что-то не так сделал, обидел тебя? – голос Юрия прозвучал хрипло, как будто ему сдавило горло.

Таня не знала, как объяснить своё поведение и щадила его чувства.

– Не ты, а я всё не так сделала. Извини меня.

Юра посмотрел на неё грустным взглядом.

– Не надо извиняться. Я не нравлюсь тебе.

Он не умел лукавить и считал: правда всегда лучше лжи. Не хотел, чтобы его жалели.

Таня понимала: этот сильный парень заслуживает честного ответа.

– Ты мне очень нравишься как человек…

– Тем более не извиняйся. Ты не виновата, что стала дорога мне. – Ком в горле, мешал ему говорить, но он справился с непослушными мышцами. Взъерошил густые чёрные волосы и отрывисто произнёс: – Хочешь, чтобы я ушел?

Таня опустила голову, рассматривая узор на старом ковре.

– Так будет лучше.

Она чувствовала себя так, будто выстрелила ему в сердце.

Дорохов тихо поднялся и неслышно вышел в сени. Потом скрипнула входная дверь. Спустя минуту, на улице хлопнула калитка. Всё стихло. Таня выключила телевизор и легла в кровать. На душе скребли кошки. «Ну что стоило судьбе подарить Юре взаимную любовь. Он столько пережил – достоин другого, небезответного чувства. Почему жизнь так не справедлива?»

Таня переживала, что Юра обидится, но он разговаривал с ней как обычно. Вёл себя так, словно не было того разговора ночью. Только глядел теперь украдкой, когда она не замечала этого. После уроков по-прежнему домой возвращались пешком. Юра разговаривал больше с Олесей. Изредка обращался к Тане, и сразу голос его сразу становился неровным, ласкающим. Несмотря на протесты, проводил девушек до дома. Таня попрощалась с Олесей и Юрой и направилась к калитке. В почтовом ящике заметила конверт. Школьная сумка полетела в снег. Руки затряслись. Какое разочарование – письмо было от Жени. Залпом прочла его. Строчки плясали перед глазами. Медленно перечитала ещё раз. Подруга писала о том, как они отмечали Новый год. Праздник встречали у Ларисы. Родители Ледовской уехали в Москву. Было очень весело. Женя до утра гуляла с Лёшей по улицам поселка. На вечеринке Сашку обхаживала Ледовская. Болотина встречала их возле клуба. Видела, как они целовались. В конце письма Женька советовала забыть Лукьянова, если она ещё не забыла этого бабника.

Таня стояла во дворе, потеряв всякую способность двигаться. Ей казалось: у неё по клеточке, по кусочку отмирает душа.

Иван Данилович видел в окно: внучка подошла к почтовому ящику. Вынула конверт и стала читать. Через некоторое время он снова выглянул. С листочком бумаги она так и стояла посреди двора. Разогрел обед, нарезал хлеб. От нечего делать ещё раз подмёл кухню. Внучки все не было. Опять посмотрел в окно. Стоит на прежнем месте. Деда это озадачило. Оделся и вышел на улицу. Мороз был слабый. Ветер совсем стих. Почудилось, что идет дождь. Пригляделся – нет, сыпался снег, особенный, мелкий, легкий. Крохотные снежинки, падая на лицо, руки, мгновенно таяли. Дед Иван шёл под падающим снегом, но ощущение дождя не покидало его. Таня не оборачивалась. Её пальто и шапка стали белыми. Иван Данилович приблизился и заглянул внучке в мокрое не то от слез, не то от тающего снега лицо. В её глазах стыла такая боль, что он испугался. Вынул из её руки письмо.

Прочёл и облегчённо вздохнул: «Слава богу, все живы. Остальное поправимо».

Крепко держа горемыку за плечи, повел в дом.

Плакала она долго. Дед сидел рядом, гладил по голове, как маленькую. Успокаивать не стал, пусть выплачется. Таня обессилев, умолкла. Укрыв её одеялом, он ушел. В восьмом часу вечера страдалица проснулась. Взгляд сонный, несчастный. Глаза, нос опухли, губы сделались толстыми и некрасивыми. От ужина отказалась наотрез. Иван Данилович присел рядом:

– Ты сейчас думаешь: всё, жизнь кончилась. Нет. Только начинается. Ты стала взрослой. Учись принимать удары судьбы и распознавать, что важно, а что нет. Послушай меня немного. В шестнадцать лет я поступил в военное училище, в двадцать – закончил. Был самоуверенный и глупый лейтенант. Через год попал в госпиталь с первым ранением. И там встретил свою будущую жену. Она работала медсестрой. Настя девушка своенравная с характером, но для меня красивее её никого не было. Свадьбу сыграли в военном госпитале. После ранения мне дали отпуск. Приехали в родное село Настеньки – Степановку. Пока долечивался, четыре месяца счастья пролетели, как одна минута. Потом очередное задание Родины в чужой стране. Жена осталась, ждала ребенка – твою маму. Не поверишь, кругом смерть, а меня тоска мучит, хоть волком вой. Будто на части разрезали. Половина тут, половина с ней осталась. Глаза закрою, стоит Настенька, улыбается. У меня вместо сердца дыра образовалась.

Ребята говорят: «Соберись, иначе сам пулю поймаешь и нас подведёшь».

Посоветовали приударить за любой девушкой. Уверяли, станет легче – проверено. Выбор там был небольшой. Пригласил медсестру скоротать вечер. Согласилась. Ночь тёплая. Луна огромная. Девушка льнет, слова ласковые говорит. Знаю, что врёт. И я вру, но лечиться – так лечиться. После полуночи пришёл в часть. Ребята смеются, ну что, отпустило? Понял я тогда, что они имели в виду. Такая злость на себя взяла. Навсегда осталось чувство, что унизил и обокрал душу.

Любовь – это не только сплошная радость, но и мука, если в разлуке. Боль эту надо в себе выносить, перестрадать без помощи со стороны. Это только кажется помощью, а на самом деле губительный яд. Почему ты думаешь, не все выдерживают расставание? Разлюбили? Не всегда. Разлука – тяжёлый, душевный труд. Многим просто не под силу. А дубликаты любви не нужны. До конца верны не столько те, кто сильнее любит, а те, кто умеет ждать. А бывает ошибка, глупый случай, не затронувший сердца. Нужно уметь прощать. Дать шанс всё исправить. Я не знаю, какой он человек, парнишка, из-за которого так переживаешь. Вдруг там просто чепуха, ошибка. Твоя подружка, что-то не так поняла.