– По кольцевой дороге – двадцать километров, а через лес всего три. Пойдём пешком.

Он растерянно оглядел вещи: «Смогу ли пронести их целых три километра?» Повернулся к жене.

– А дорогу ты помнишь? Я совсем не знаю куда идти.

– Помню.

Анна Ивановна застегнула пальто и, переступая через рельсы, направилась в сторону леса.

В поезде выспаться не удалось – Таня шла за отцом сонная, не разбирая дороги. Несколько раз споткнулась о коряги на узкой лесной тропе, чуть не уронила венки.

«Нам сильно повезло, что осень такая. Двадцатое ноября, а снега нет – это редкость», – порадовалась она теплу и немного приободрилась.

Таня рассматривала деревья, стоящие в золотом убранстве. Листва рябины полыхала огнём, дуб застенчиво шелестел коричневой листвой. Только ясень молодец приготовился к зиме, стоит голый, стыдливо шевеля ветками. Прямо возле тропинки Таня заметила семейку опят, чуть поодаль красовался белый гриб, рядом с ним замер ежик. Он смотрел на девушку, поблескивая бусинками глаз. Таня улыбнулась ежу и перехватила венки удобнее, они оказались не такими уж лёгкими, через полчаса пути руки затекли и онемели.

«Бедный папа, у него вообще тяжёлый чемодан», – подумала Таня.

Она видела: отцу нелегко.

Степановка открылась неожиданно. Перешли по мосту через реку и у самой воды среди берез увидели первую хату. В просвете между деревьев виднелась ещё одна. Дальше село не просматривалось.

– Это Степановка? – Тане не верилось, что бывают такие поселения посреди леса. – Оказывается, я ничего не помню.

Мать, заметно волнуясь, ускорила шаг.

– Сейчас выйдем из рощицы. Не все дома стоят вразброд, есть и более ровные улицы.

Но улицы как таковой Таня не заметила. Среди деревянных домов петляла песчаная дорога. Она обнаружила что, глядя на них, перешептываются старушки, сидящие на лавочках. Мать здоровалась с каждой. Они отвечали ей, слегка кланяясь. Дом бабушки, большой, деревянный, стоял на горке. Стены, сложенные из бревен, почернели от времени. В отличие от стен крыша выглядела новой. Светлый шифер немного украшал старый дом. На сверкающем алюминиевом коньке весело крутился флюгер. Плетень начинался метрах в трёх от дороги, огораживая участок, поднимался всё выше и выше. Длинный, узкий двор зарос маленькой кучерявой травой – спорышом. Справа от двора раскинулся сад, спускавшийся с горки к дороге. Они зашли в открытую настежь калитку и по тропинке направились к дому. Таня поставила венки возле бревенчатой стены. Сердце замирало от волнения. Вслед за матерью она вошла в комнату. От окна со стула поднялся высокий, крепкий, седой мужчина, которого сложно было назвать дедом. Он обнял мать.

– Вот и свиделись, дочка…

Анна Ивановна, не отвечая отцу, подошла к гробу. И вдруг закричала резким, сильным голосом так, что Таню прошил озноб. Старухи, сидящие возле гроба, заголосили, поднося к глазам кончики белых платков. Мать опустилась на колени, положила голову на край гроба и, вздрагивая всем телом, зашлась в горьком крике-плаче. Антон Сергеевич растерянный, побледневший, стоял на пороге и не знал, что ему делать. Крик жены разрывал ему душу. Он вытащил сигареты и, сгорбившись, вышел из дому. Таня проводила отца отчаянным взглядом. Ей стало жутко, страшно и невыносимо жалко мать. Все плакали, и у неё слезы градом покатились из глаз. Она не могла удержать их и только смахивала рукой, растирая по всему лицу. Таня не узнавала бабушку. Какая-то пожилая женщина лежала в гробу, усыпанном искусственными цветами. Вся обстановка комнаты вызывала у неё страх и желание поскорее покинуть это место. Ей исполнилось восемь лет, когда она приезжала с родителями в Степановку последний раз. Все последующие годы отдыхала или в летнем лагере, или у родителей отца, которые жили недалеко от их поселка. Таня плохо помнила эту бабушку, поэтому чувствовала вину перед ней. Мать уже не кричала, только странно стонала. От этих звуков Таня очнулась. Кинулась к ней, подняла от гроба. Взглянула в мокрое лицо, в глаза с остановившимся тусклым взглядом. Плача, затормошила ее.

– Ей плохо. Нужен врач. Папа! Папа! Скорее! Помогите же! Мамочка, мама.

Анну Ивановну уложили в соседней комнате. Прибежавшая медсестра сделала укол, заставила выпить успокоительное.

Таня наблюдала в окно, как врач разговаривала с отцом. Женщина кричала на него, размахивая руками.

До обеда Таня просидела возле матери, боясь оставить её одну. От недосыпания и голода к горлу подступила тошнота. Отец, уставший и озабоченный, несколько раз проходил мимо, неся какие-то ящики, коробки. Чужие люди о чём-то говорили с ним.

В два часа дня к ним в комнату вошла медсестра.

– Буди маму, дивчинка, пойдете ко мне домой, покушаете.

Ее голос звучал напевно и ласково.

Тане не хотелось никуда идти.

– Что вы, мы всё с собой привезли.

– Нужно поесть горячего, особенно твоей маме. Буди, буди, – настаивала она. – Меня зовут тетя Галя. Я ваша соседка.

Таня с большим трудом разбудила мать. Услышав о еде, та попыталась отказаться. Тетя Галя твёрдо и настойчиво увела её и буквально силой заставила поесть. После сытного обеда Анна Ивановна снова уснула, а Таня вышла в сад.

– Ты внучка деда Ивана?

Над оградой показалась девушка примерно её возраста. Невысокая, но крепкая, как гриб боровик. На круглом румяном чёрные глаза незнакомки лице горели любопытством.

– Да. А вы наша соседка? – из вежливости поинтересовалась Таня, не испытывая никакого желания общаться.

– Слушай, давай проще. Не на «вы», а то мне кажется, что нас много. Я Олеся, дочка Галины. – Она легко перелезла через забор. – Ночевать вы будете у нас: ваша хата выстужена.

– Спасибо. Мы причиняем вам неудобства.

«С чего это я заговорила казенным языком?» – вздохнула Таня и горько усмехнулась.

– Извини, что-то я не в себе.

Соседка неловко потопталась на месте и пробормотала:

– Понимаю. Пойдём, я побуду с тобой, возле бабушки.

Таня была очень благодарна новой знакомой за компанию. Они расположились чуть в стороне от гроба. Олеся тихо сидела рядом, изредка рассказывая что-нибудь о бабушке, будто знакомила её с ней.

Около полуночи тетя Галя позвала девочек:

– Идите спать. Завтра трудный день. Анну я уже отвела к нам.

Таня осторожно протиснулась вдоль стены, стараясь не смотреть на гроб. На улице наконец смогла вдохнуть полной грудью. В комнате от запаха горящих свечей у неё разболелась голова. На автомате добрела к дому соседей. Олеся отвела её в свою комнату, помогла расстелить постель. Тане казалось, заснуть не сможет, но не успела голова коснуться подушки, как она уже спала.


Проснулась поздно, оказалось в комнате она одна. Хозяева уже успели прибрать кровати, и сделали это так тихо, что не потревожили её. На столе стоял завтрак. Таня ела, разглядывая красивые, вышитые льняные шторы, скатерти, покрывала и занавеси. Комната получилась удивительно светлой и нарядной. На кроватях, как в старину, возвышались горы подушек. На некрашеном бело-желтом полу лежали коврики, связанные вручную.

«Сколько же надо трудиться, чтобы всё это вышить и связать», – удивилась она.

За окном послышались шаги. Тетя Галя открыла дверь в комнату:

– Проснулась? Ну и хорошо, а я будить пришла. Пойдем. Бабушку уже на улицу вынесли, скоро на кладбище повезут.

Машина медленно ехала по песчаной дороге. День выдался ясный, солнечный, и от этого смерть казалась дикой нелепостью. Впереди похоронной процессии шли старушки с венками. За машиной, тихо переговариваясь, двигались провожающие. Родственники сидели возле гроба. Анна Ивановна плакала, и всё время поправляла накидку и цветы. Ей казалось, что они неправильно разложены. Таня сидела хмурая, стараясь не глядеть на покойницу. Она ощущала целую гамму чувств: боязни, жалости и брезгливости.

Таня уже в который раз корила себя: «Я плохой, бесчувственный человек. Почему моя душа не отзывается по-настоящему на боль мамы? Неприятно такое о себе узнать. Вот какая я на самом деле».

Сокрушалась, но притворяться не могла.

На кладбище гроб поставили на табуретки. С бабушкой попрощались знакомые и соседи. Подошли родные. Дед наклонился и поцеловал покойницу в лоб. Он был странно сосредоточен, словно находился в полусне или оцепенении, потом отошел в сторону, не отрывая взгляда от лица жены. Мать казалась спокойной. Таня облегченно выдохнула: опасалась, что с матерью может случится истерика. Она стояла молча, потом вдруг повалилась на бок, теряя сознание. Антон Сергеевич поднял жену и понес в машину. Тетя Галя осмотрела ее:

– После похорон вам лучше быстрее уехать домой. Такие волнения опасны для малыша!

– Постараюсь уговорить Аню. Вы, что же думаете, я не переживаю за неё и ребенка?

Он нежно погладил жену по голове.

Гроб на полотенцах опустили в могилу. Стали подходить люди и бросать землю горстями. Таня не двигалась.

– Иди, кинь земельки, чтобы не снилась бабушка. Иди, иди. – Полная старушка в черном платке подтолкнула её к могиле.

Таня, как робот, наклонилась, взяла немного холодной влажной земли и кинула в яму. От этого простого действия у неё закололо в сердце.

В пустой комнате, откуда вынесли всю мебель, накрыли столы. Таня сидела рядом с матерью, безразличная ко всему. Она устала и хотела только одного: поскорее бы всё закончилось. Сидящие напротив них две маленькие, кругленькие старушки в тёмных платках расспрашивали Анну Ивановну о семье, о поселке, о работе. Мать, поглощенная горем, неохотно отвечала, отрываясь от дум. Таня заметила, что и деда без конца тормошили. Люди заговаривали с ним, не давая покоя.

Она удивлялась такой назойливости: «Как жестоко и бестактно мешать матери и деду переживать горе».

Вечером в хате у соседей не выдержала:

– Почему весь вечер не оставляли в покое деда и мать? Неужели трудно понять, что им не до разговоров?

Тётя Галя округлила глаза.