Ральф внимательно на меня посмотрел.

— Он думает, что я не любил его мать, но я любил и очень сильно. Мне было больно наблюдать, как её любовь постепенно угасала.

— Поэтому вы оттолкнули её.

— Она бы осталась, несмотря на свои чувства, — сказал он, отведя взгляд. — Зато сейчас она счастлива, живёт в Калифорнии с богатым мужчиной, — я думала, что он закончил, но прежде чем Натан вернулся, Ральф добавил. — Если ты когда-нибудь увидишь, что его любовь начнёт угасать, предотврати это, пока не станет слишком поздно.

Не думаю, что Натан сможет когда-либо понять, почему Ральф позволил себе так сильно отдалиться от своей жены, но думаю я смогу это понять. Ральф считал, что не сможет сделать её счастливой в той степени, в которой она этого заслуживала. Но, несмотря на то, что я это понимаю, я бы не хотела этого для нас. Нам с Натаном нужно усерднее работать над собой, чтобы в результате жить вместе и счастливо, пытаться найти общий язык, разговаривать друг с другом, всё обсуждать, особенно в тех случаях, когда это кажется невозможным.

Сегодня Ральф был не в том состоянии, чтобы общаться. Натан крепко обнял отца, сказал ему, что любит его и присел у кровати, держа его за руку.

Ральф снова погрузился в сон, хотя проснулся всего лишь пару минут назад. Натан сидел, понурив плечи, не отводя взгляда от отца.

— Мне нужно позвонить матери, — сказал он.

— Я позвоню ей, а ты на всякий случай останься здесь.

Он обеспокоенно на меня посмотрел и похлопал рукой по своим коленям.

— Посидишь со мной?

Я откинула чёлку с его лица и поцеловала в лоб, его кожа была такой тёплой, такой родной.

— Конечно, после того, как позвоню твоей маме.

По дороге в кафетерий, я нашла номер телефона его мамы. Она ответила после первого же гудка.

— Сэди, привет, ты немного неожиданно. Что-то случилось?

— Да, то есть, нет. Ральф…

— О, — какое-то время мы обе молчали. — Как жаль, что я не могу приехать.

— Да.

— Как Натан?

Я наполнила три чашки кофе.

— Старается держаться.

— Сэди, — она глубоко вздохнула. — Позаботься о моём сыне. Он будет пытаться быть сильным. Я так рада, что ты там, рядом с ним.

Мой взгляд упал на чёрный кофе в кружке. Меня могло здесь и не быть, но я была.

Хорошо, что мне пришлось принять те трудные решения — сегодня, вчера, в прошлом. Я поступала так, чтобы оградить от этого Натана, но теперь я видела урон, который нанесли мои единоличные решения. Поступать так снова мне больше не хотелось, если и принимать какое-то решение, то только сообща.

— Я о нём позабочусь.

— Пусть Натан позвонит мне, я помогу с организацией похорон.

— Я вам позвоню. Мы с вами обсудим…

— Сэди…

— Да?

— Передай Ральфу… что я его люблю, скажи, что я всегда его любила и до сих пор люблю.

Я облокотилась о стойку. Она говорила это искренне, только я не могла определить, какие чувства её обуревали, было ли это сожаление, скорбь, печаль.

— Правда?

— Какая — то часть меня, никогда не переставала любить его. Даже несмотря на то, что всё это дело давно минувших дней, но это так. Полагаю, сегодня старые раны снова начнут кровоточить.

— Я обязательно ему передам.

День Благодарения будет уже на следующей неделе, поэтому я купила сэндвичи с индейкой, клюквенный сок и шоколадный пудинг. Мы вчетвером насладились этим скромным и, возможно, последним обедом Ральфа, но, несмотря на безрадостное настроение, мы поделились тем, за что мы испытывали благодарность. Я была благодарна за то, что у меня есть Натан, за его понимание и прощение, за его неослабевающую любовь ко мне, и силы бороться за меня, за то, что я позволю ему это сделать. И, наконец, я была благодарна, что снова ощутила в себе силы желать того, что, как я уже знала, может причинить мне много боли.


37

Мы с Натаном сели в машину, солнечные лучи пробивались сквозь небоскрёбы. Он оперся локтями на колени.

— Мне нужно сделать несколько звонков.

— Я об этом позабочусь, — я погладила его по спине.

— У него был план похорон.

— Я его уже просмотрела, — сказала я. Пока Натан со своей тётей оставались с Ральфом, я изучила этот вопрос, что нужно делать в случае смерти члена семьи. Там было много нюансов, но я всячески хотела взять на себя как можно больше, и освободить от этого Натана.

Натан ссутулился, прикрыл лицо руками и вдохнул со всхлипом. Натан мало плакал в моём присутствии. Всё, что приходило на ум, это тот день, когда кручёный мяч попал ему в промежность во время игры в пляжный волейбол. Я стремглав бросилась к нему, чтобы крепко обнять его. Он раскрыл свои объятия для меня и прижал к мокрой щеке.

Это был мой Натан. Мой Натан не сдерживается и не удаляется. Он любит и сожалеет, боится и надеется всем своим сердцем. Я была счастлива, что мы воссоединились, последние месяцы были сложными, но мы это преодолеем и станем сильнее. Но в данный момент для меня не было ничего хуже, чем наблюдать, как ему было больно. Я зарылась лицом в его плечо и рыдала вместе с ним.

Джинджер встречала нас у двери. Вчера вечером я забегала домой, чтобы проверить как она, и сейчас мне нужно было снова обработать её раны.

— Я выведу её на улицу, — сказал Натан, схватив поводок даже до того, как мы прошли через дверь квартиры.

— Нет, — я выхватила у него поводок.

Он поднял ладони вверх, будто был пойман с поличным.

— Что это было?

— Я выведу её, — Натан снова заботился обо всём и обо всех. Он мерил свою любовь по тому, сколько он мог на себя взвалить, нужно было это менять. — Затем я покормлю её. И проверю раны. Тебе нужен отдых. Позволь мне помочь тебе.

Он опустил свои руки.

— Хорошо, блин. Но не нужно так выхватывать.

— Нет, нужно, Натан, — я шагнула в прихожую. Джинджер наблюдала за мной. — Я хочу, чтобы ты выслушал меня, потому что это необходимо сказать. Впредь нужно обо всём говорить, а не откладывать на потом.

— Да, — произнёс он медленно. — Думаю, мы в этом уже убедились.

— Я люблю то, как ты заботишься обо мне. Я и не хочу, чтобы это прекращалось. Но ты должен позволить мне заботиться о тебе в ответ.

— Хорошо.

— Я ещё не закончила, — я посмотрела на него. — Ты вошёл в мою жизнь, выбил почву у меня из-под ног, и никогда не возвращал меня обратно на землю. Всем этим ты создал прецедент. Иногда, тебе нужно позволять мне заботиться о тебе. Когда тебе будет слишком трудно, просто скажи мне. Попроси помощи. Тебе нужно, прежде всего, надеть маску себе.

— Маску? — он склонил голову.

— И пьедесталы, — продолжила я, — с этим покончено. Всё. Мы теперь на земле, и это лучшее место, потому что она прочная.

Он нахмурил брови.

— Ты потеряла меня. Может, это тебе нужен отдых.

Я вздохнула.

— У Эндрю лучше получается это объяснить. Я пытаюсь сказать, что мы не идеальны, и нам нужно это принять.

— О, — он немного выпрямился, — но ты хочешь, чтобы мы были идеальными.

— Нет, не хочу. Больше не хочу. Я хочу нас, несовершенную версию. Я никогда не буду идеальной женой, а ты не будешь идеальным мужем, и, когда мы примем это, я думаю, мы оба будем более счастливыми. Не идеальными, но счастливыми.

— Я никогда не просил тебя быть такой. Я не хочу, чтобы ты была идеальной. Тебе придётся принять тот факт, что если ты облажаешься, ты не можешь прятаться, потому что так легче. Ты не можешь принимать решения сама, чтобы не обременять меня, — он сжал губы. — Когда ты растеряна, не ищи поддержки у кого-то другого.

— А ты не оставляй меня больше в одиночестве, — мы смотрели друг на друга. — Мне нужно твоё тепло, даже тогда, когда тебе кажется, что ты не можешь дать его мне. А что нужно тебе?

— Я хочу стать отцом.

Воздух покинул мои лёгкие. Я уже знала, чего я хочу от него. Когда речь заходила о семье, Натан всегда говорил открыто, но до этого он не говорил о том, в чём нуждался. Он положил руки мне на плечи.

— Я знаю, тебе страшно. Мне тоже. Это не обязательно должно случиться сегодня, в следующем году или через три года. Но я хочу любить кого-то кроме нас. Я столько всего хочу дать, и ты — о господи, Сэди, — ты тоже. Когда ты перестаешь сдерживаться, ты такая любящая.

Я почувствовала, как моё лицо скривилось. Любящая? Он так думает? Он верит в нас. В меня. И я на самом деле этого хочу — остаться с ним и вместе растить нашего ребёнка.

— Возможно, ты даже хочешь его больше, чем я, и именно поэтому ты так напугана. Если у нас не получится зачать, мы придумаем что-нибудь другое. Думаешь, я меньше буду любить усыновлённого ребёнка? — он крепко меня держал. Я сжимала и разжимала кулаки, чувствуя, что хочу сделать шаг назад, но я не могла. Это был уже другой уровень интимности. Так же, как и с Эндрю, когда Натан сказал это вслух, я знала, что это правда — мне на самом деле страшно. Меня не шокировало, что возможно он догадался об этом раньше меня, но мне не стало легче, когда я это услышала. Он отпустил меня и отошёл. — Чистые бинты и лекарства на кухонной стойке. Я пойду отдохну, — его губы изогнулись, намекая на улыбку, я почувствовала, он подумал, что одержал какую-то победу — даже несмотря на то, что я ещё ни на что не согласилась.


٭ ٭ ٭

Пока Натан спал, я обработала раны Джинджер.

— Мне жаль, что ты поранилась, — сказала я ей. — Но, ведь, тебе уже лучше, правда? — она склонила голову. Я нежно, с любовью поменяла бинты на её лапах. С детьми чаще что-нибудь случается, чем с собаками. Этого не избежать. Несмотря на то, что Натан в нас верит, я смогу справиться с душевной болью и неоправданными надеждами иметь ребёнка. Но меня очень расстраивает то, через что Натану тоже нужно будет пройти. Моё нежелание заводить детей, было связано с тем, что я хотела защитить его, но такого рода решения я не могу теперь принимать без его участия.