Так, она прекрасно знала, что на пути ей вполне могли встретиться те, кого туманно именовали «лихие люди», то есть, попросту говоря, разбойники.

Правда, у нее не было ни драгоценностей, ни денег, но красавец Герон настолько бросался в глаза, что на него польстился бы любой последователь легендарного Робина Гуда. Ей не однажды приходилось слышать рассказы о том, как разбойники в первую очередь отбирали у своих жертв лошадей.

Итак, она твердо решила, что будет отстаивать свою собственность с помощью дуэльного пистолета. При этом она заранее молила бога, чтобы он уберег ее от необходимости пускать его в ход и брать грех на душу.

Неразрешенным долго оставался вопрос о наличности.

После матери у Манеллы остались кое-какие украшения, не очень старинные и совсем не ценные. Это были вещицы, которые отец дарил ей на разные праздники.

«На настоящие драгоценности у бедного папы никогда бы не нашлось денег», — вздохнув, подумала Манелла.

В обручальном кольце матери красовались три бриллианта, было у нее и бриллиантовое ожерелье, которое покойная графиня надевала в особо торжественных случаях. Но среди этих бриллиантов ни один не отличался ни размером, ни чистотой, ни великолепием огранки.

Впрочем, в самых безвыходных обстоятельствах Манелла могла протянуть месяц-полтора на вырученную за них сумму.

Чего ей отчаянно не хватало, так это денег!

Все ее достояние составляла горстка мелких монет, оставшихся от той суммы, что была выдана ей отнюдь не щедрой дядиной рукой на ведение хозяйства. Этих денег едва хватило бы, чтобы один раз расплатиться за ночлег и скромный ужин на самом захудалом постоялом дворе.

Вдруг Манелла вспомнила: красуясь перед ней в предвкушении приезда важного гостя, каким дядя Герберт почитал лорда Ламберна, он выдал кухарке, миссис Белл, пару гиней.

Нет, это было не жалованье, которое он задолжал ей бог знает за сколько месяцев. Бедняжка не роптала, но, как предполагала Манелла, с момента кончины ее отца кухарка работала за «харчи», которые не только готовила, но отчасти сама и добывала — иногда ей приходилось выменивать необходимые продукты за домашние заготовки из овощей и фруктов, выращенных в их скромном саду.

Дядя расщедрился, по его выражению, «на приличные продукты», чтобы «по-человечески» принять гостя.

— Я послал грума, чтобы он передал его милости приглашение на ленч, — громче, чем нужно, пояснил дядя. Он был преисполнен ощущения собственной значимости, к которой ему как-то все не удавалось привыкнуть. — Я намерен откупорить для него бутылку своего лучшего вина.

«Которая у тебя всего одна и имеется», — мысленно съязвила миссис Белл.

— Так что уж будьте любезны, попробуйте раз в жизни приготовить что-нибудь съедобное, — продолжал граф Герберт. — Главное, чтобы ваша стряпня не была похожа на то, что мне подавали вчера вечером и сегодня утром. Этим вашим месивом разве что свиней кормить, — деланно скривился граф, который накануне, охая и закатывая от негодования глаза, благополучно съел все, что было подано, до последней крошки.

Манелла в душе содрогнулась от этой явной беспардонной несправедливости. Миссис Белл славилась своим кулинарным искусством. Эти упреки были тем более бессовестны, что добрая женщина оставалась в имении только ради «барышни», теряя в деньгах, в то время как с ее репутацией миссис Белл с удовольствием наняли бы в любое из почтенных семейств, проживавших по соседству.

Миссис Белл, вспыхнув, промолчала, а дядя Герберт, не удостаивая вниманием чувства своих слуг, которых, вопреки семейным традициям, ни во что не ставил, чванливо продолжал:

— Так вот… Как вас там? Ах да, миссис Белл… — Пожалуй, он и сам почувствовал, что переигрывает, учитывая, что знал кухарку с тех пор, как появился на свет. — Купите баранью ногу помоложе да сыра, который годится не только для мышеловки, — распорядился он. И, помолчав, в раздумье добавил:

— Пожалуй, надо будет еще подать фруктов. Подойдет малина или клубника, так что можете купить, да самых свежих!

Ничего больше не сказав, он вышел из кухни. Манелла услышала, как миссис Белл что-то бормочет себе под нос.

— Мне очень жаль, миссис Белл, — поспешила сказать девушка. — Дядя Герберт не имел права разговаривать с вами в подобном тоне.

— Вы ж знаете, барышня, я всегда стараюсь как лучше, — с достоинством сказала кухарка. — Но и волшебник не слепит кирпича из соломы!

— Конечно, конечно, — с готовностью закивала Манелла. — Но не мне вам рассказывать, какой он, дядя Герберт.

Девушка вздохнула:

— Мне кажется, теперь, когда он стал графом, ему будет легче одалживать у людей деньги.

Она не столько обращалась к миссис Белл, сколько размышляла вслух.

А пожилая кухарка подхватила:

— Грум тут толковал, что у хозяина долгов и так не счесть. Кредиторы было на него насели, а он им побожился, что расплатится, пусть подождут всего месяц.

Манелла изумленно подняла глаза на миссис Белл.

— Откуда же возьмутся деньги? — спросила она. Что-то подсказывало Манелле: дядя задумал какую-то каверзу, от которой она может пострадать.

— Этого грум не знает. Говорит только, будто дело в какой-то свадьбе. Жениться, что ль, надумал? — с сомнением закончила миссис Белл.

Судя по тону, она, будучи о новом патроне весьма невысокого мнения, не допускала и мысли, что даже теперь, когда его акции поднялись благодаря обретению графского титула, на него может польститься хоть какая-нибудь мало-мальски приличная невеста.

Манелла встрепенулась, как птичка. Кому, как не ей, было знать, о какой свадьбе шла речь!

Как она и предполагала, дядя прочил ее замуж, имея в виду не столько обеспечить племянницу, сколько добыть денег для себя.

Стоило ему породниться с богатым герцогом, как тот, по натуре человек благородный, мог стать для новоявленного родственника настоящей золотой жилой.

Подобно покойному отцу Манеллы, старику пришлось бы расплачиваться по векселям новоявленного родственника, чтобы оградить честное имя жены от пересудов и скандалов, какие разгораются вокруг несостоятельных должников, оставляя грязные пятна на репутации их близких.

Памятуя состоявшийся накануне неприятный разговор, Манелла направилась на кухню — к шкафчику, в котором, как ей было известно, миссис Белл всегда держала деньги на хозяйственные нужды.

Отперев шкафчик торчавшим в дверце ключиком, девушка достала жестяную банку из-под чая, где, как она и рассчитывала, лежали две золотые гинеи. Кроме того, в ней было довольно много мелких денег.

Манелла выбрала всю мелочь и заперла шкафчик, воткнув в дверцу заранее приготовленную записку, адресованную дяде. Ей хотелось, чтобы записка попалась на глаза миссис Белл прежде, нежели та обнаружит пропажу.

Записка была коротенькой. Манелла составила ее с таким расчетом, чтобы дядя, прочитав ее, не сразу догадался о побеге племянницы.

В записке говорилось:

«Дорогой дядя Герберт!

Вчера, после того как вы отправились спать, приезжал посыльный с письмом от одной из моих подруг, которая приглашает меня на завтра на небольшой вечер с танцами.

Поскольку мне очень хочется навестить ее перед разлукой, я немедленно отправляюсь к ней — поскачу верхом на Героне. Я забираю с собой и Флэша: мне будет спокойнее с таким надежным защитником.

Возможно, лорд Ламберн будет разочарован, однако я уверена, что вам удастся его утешить. Кроме того, он вполне может приехать в один из последующих дней.

Поскольку мне понадобятся деньги, я забираю то, что вы выдали миссис Белл. Сообщаю это, чтобы вы не винили ее в пропаже, когда вам придется дополнительно выдавать ей деньги на покупки.

Я скоро вернусь, однако не могу точно назвать срок: все будет зависеть от того, сколько продлится торжество.

С уважением, — Манелла усмехнулась, выводя это слово, находившееся в явном противоречии с чувствами, которые внушал ей опекун, — Ваша Манелла».

Записку она умышленно не стала запечатывать.

Запасшись деньгами и оружием, Манелла немного повеселела и успокоилась.

Она надеялась, что простенькая уловка с письмом даст ей фору в два-три дня. Дядя, привыкший иметь дело с дамами весьма вольного поведения, может и вправду поверить, что его племянница решится вот так, без спроса, без сопровождающей дамы, отправиться в чужой дом. А когда до него наконец дойдет, что его обвели вокруг пальца, Манелла будет уже далеко.

Во всяком случае, она на это надеялась.

Однако, спускаясь по лестнице с пожитками в руке и Флэшем, бесшумно скользившим за ней по пятам, девушка содрогалась от собственной решительности.

Всю жизнь Манелла знала, что у нее есть надежные защитники: сначала родители, потом, после маминой смерти, — отец.

Даже после смерти отца она ощущала себя в безопасности: с ней оставались верные слуги. Да и не зря говорят: дома и стены помогают.

И вот теперь, покидая стены родного дома, девушка ступала в простиравшийся за ними большой мир, о котором ровным счетом ничего не знала.

Если ей не удастся устроиться, то придется с позором возвращаться туда, где ее будет ждать не только дядя со своими колкостями и насмешками, но и брак с ненавистным ей стариком.

— Я должна найти работу. Обязана! — твердила себе Манелла, выходя через боковую дверь и направляясь прямиком к конюшне.

Она знала, что в этот ранний час никого там не застанет. Однако Манелла подозревала, что дядин грум мог устроиться на ночлег в каморке, где прежде, когда штат слуг был побольше, спали подручные конюха.

Манелла видела его накануне мельком и еще тогда решила, что при случае сообразит, как его провести. В конце концов, он здесь человек новый и едва ли станет преграждать ей дорогу, как-никак она барышня, родственница хозяина дома.

Зайдя в конюшню — Флэш предпочел остаться снаружи, — Манелла прислушалась. Было слышно лишь, как фыркают и перебирают ногами лошади.