Барбара Картленд - Невинная обманщица

1819 год

— Я продал этого пса, — объявил граф. На несколько мгновений Манелла лишилась дара речи. Она лишь смотрела на своего дядю, графа Герберта, в совершенном изумлении.

Наконец девушка спросила ослабевшим от волнения голосом:

— Что вы сказали, дядя? Не могли же вы и правда его продать! Такого просто быть не может!

— Видите ли, моя дорогая, в прошлом году ваш батюшка брал Флэша с собой на охоту к лорду Ламберну. Пес привел его милость в восторг. Лорд Ламберн, говорят, все восхищался, какой он быстрый да послушный. Теперь, когда ваш отец, а мой брат, умер, наш богатый сосед готов приобрести сеттера за приличные деньги, — невозмутимо пояснил граф Герберт.

— Папа очень любил Флэша, — заметила Манелла. По наивности девушка, вероятно, хотела пробудить добрые чувства в душе дяди, назначенного ей в опекуны после смерти отца — мать Манеллы скончалась несколькими годами раньше, — и пыталась объяснить, что такую собаку просто невозможно не любить.

С другой стороны, дядя Герберт, который наведывался в их имение всякий раз, когда ему нужны были деньги, а следовательно, весьма часто, ни разу на ее памяти не выказал интереса к какому-либо домашнему животному — в имении, помимо собак, держали лошадей и, разумеется, кошек.

Поэтому вполне возможно, что Манелла, несмотря на свой юный возраст, не обольщалась насчет дядиной чуткости и высказала ему свое презрение от беспомощности. В таком случае ее фраза означала, что привязанность доступна всем, за исключением такого истукана, как ее дядя.

— Это моя собака. Флэш принадлежит мне! — решительно добавила девушка.

Прежде чем возразить, граф Герберт смерил племянницу испытующим взглядом.

— У вас на то имеется соответствующий документ? — уточнил он.

— Разумеется, нет, — отмахнулась Манелла, которой такая постановка вопроса показалась до невозможности вздорной. — Неужели папа должен был оформлять дарственную на все, что я от него получала? Просто я всегда была хозяйкой Флэша.

— В Лондоне он вам все равно не понадобится, — возразил граф Герберт. — Так что завтра пополудни лорд Ламберн приедет забрать собаку.

— Вы не можете… Вы не смеете так поступить со мной! — в негодовании воскликнула Манелла, не в первый раз опуская обращение «дядя Герберт», как того требовали хорошие манеры. — Я отказываюсь подчиняться и ни за что не расстанусь с Флэшем!

Граф нелепым «ходульным» шагом направился через комнату к камину.

— Ваш отец, милочка, оставил после себя очень мало денег, и на мне лежит обязанность опекать вас, — многозначительно сказал он. — На вашем месте я бы больше ценил то, что для вас делается.

Граф выдержал паузу. Так и не услышав от упрямой племянницы слов признательности, на которые, по-видимому, рассчитывал, он продолжал:

— Мне стоило немало труда устроить вас в Лондон на весь сезон. Более того, вас там будет опекать сама герцогиня Вестмур!

Больше он ничего не добавил. Вероятно, подразумевалось, что само это имя являлось символом его чрезвычайно чуткой заботы о Манелле, которую кончина отца в одночасье превратила в бедную родственницу.

Что касается герцогини, звучная фамилия вызвала в памяти Манеллы кое-какие сведения. По словам отца, она была знаменитой красавицей. Кроме того, покойный граф не раз за глаза посмеивался над братом, выставлявшим себя шутом перед этой дамой.

Но вслух Манелла ничего не сказала, и дядя был вынужден продолжать свой монолог:

— Любая девушка прыгала бы от радости при мысли о столь близком знакомстве с герцогиней. Но у вас есть и другой повод для радости. Я приискал вам мужа.

Манелла сделала глубокий вздох, готовясь ответить дяде. Дольше сдерживаться не было никаких сил.

— Не хочу показаться невежливой, дядя Герберт, но мне не нужен никакой муж. Вернее, меня устроит только тот муж, которого я найду, а не «приищу», себе сама. Я намерена выйти замуж по любви.

Граф расхохотался, однако в его смехе не слышалось веселья.

— В вашем ли положении выбирать, дорогая моя племянница? — заметил он. — На прошлой неделе, когда я был в «Уайте-клубе», туда зашел герцог Данстер.

— Герцог Данстер был папиным другом, — задумчиво произнесла Манелла.

— Знаю, — нетерпеливо перебил ее граф. — Я также знаю, что он готов на все, лишь бы обзавестись сыном. В его возрасте пора подумать о наследнике.

— Ему следовало думать о наследнике лет тридцать назад, — сказала Манелла. — В его возрасте люди нянчат правнуков.

Подобная кандидатура показалась ей настолько абсурдной, что она не смогла даже как следует возмутиться.

— Верить ли мне своим ушам! — воскликнула Манелла, заметив ироничную улыбку дяди. — Он же очень стар! Совсем старик!

— А возраст-то здесь при чем? — вышел из себя граф Герберт. — Ваш жених — герцог — богат, как Крез, и если у вас хватит ума выйти за него замуж, ваше будущее обеспечено.

— Должно быть, вы сошли с ума, если полагаете, что я могу выйти замуж за человека, который годится мне… в деды!

— Я знаю, что герцогу больше не до охоты, а вот его сын мог бы это делать, если бы у него был таковой, — заметил граф. — И прежде, чем вы произнесете очередную дерзость в мой адрес, позвольте напомнить вам, Манелла, что я являюсь вашим официальным опекуном. И если я прикажу вам выйти замуж за герцога, значит, вы так и сделаете.

— В таком случае вам придется тащить меня к алтарю за волосы. Но и тогда я откажусь венчаться! — не помня себя от гнева, воскликнула Манелла. — И не забудьте! Священник спрашивает у невесты, готова ли она взять жениха в мужья. Никакая сила в мире не заставит меня сказать «да»!

В глазах графа Герберта сверкнул зловещий огонек.

— Ваша беда в том, что вас слишком избаловали. Спору нет, вы хороши собой. Но, начиная с этой самой минуты, вам придется в точности следовать моим распоряжениям. В противном случае вам останется одно: в буквальном смысле слова голодать, не имея ни пенни на жизнь.

Он решительно направился к двери.

— Пойду скажу Главеру, что завтра пополудни жду лорда Ламберна, который приедет забрать Флэша. Надеюсь, мне удастся продать и лошадей, хотя бы пару из них. Остальными может соблазниться только хозяин живодерни.

Он вышел из комнаты и закончил последнюю фразу, уже прикрывая за собой дверь.

С минуту Манелла лишь молча смотрела ему вслед.

То, что она услышала, было немыслимо, невероятно. Подобная сцена могла привидеться лишь в кошмарном сне.

Возможно ли, чтобы дядя, родной брат ее отца, вел себя так бессердечно, так жестоко?

Как он мог отобрать у нее Флэша, неизменно бывшего при ней со щенячьего возраста?

Это был великолепный сеттер, удивительным образом сочетающий в себе мощь и элегантность. А какая у него была чудесная шкура! Белоснежная с черными подпалинами.

Манелла потрепала по морде пса, который, не сознавая опасности, приплясывал, по-видимому, радуясь, что неприятный тип, который с недавних пор стал расхаживать по их дому с хозяйским видом, убрался из комнаты.

Ощутив под пальцами шелковистую, волнистую шерстку, девушка немного успокоилась. Так бывало всегда. Стоило ей погладить Флэша, и боль, которую Манелла так часто испытывала в последнее время, становилась слабее, трагические события минувших месяцев словно затягивались мглой.

Флэш ходил за ней по пятам, спал у нее в спальне, они почти не расставались.

Когда дядя объявил о предстоящем переезде в Лондон, Манелле и в голову не пришло, что ей придется разлучиться с любимым псом.

И вот теперь выясняется, что ее лишают не только дома, где она родилась и прожила безвыездно всю свою жизнь. Дядя требовал, чтобы, отправляясь в столицу, она оставила и Флэша, и Герона, четырехлетнего каурого жеребца, на котором скакала верхом чуть не каждый день, естественно, считая его своей собственностью.

Манелла не оставила без внимания то, что дядя мельком сказал о продаже лошадей. Она слишком хорошо знала, кто из животных в их конюшне мог заинтересовать лорда Ламберна.

Любой знаток верховых лошадей ни за что не упустит возможности купить Герона!

Но как бы ни велико было потрясение от предстоящей разлуки с четвероногими друзьями, им неприятности не ограничивались.

Помимо всего прочего, заботливый дядюшка говорил о браке своей подопечной. Чтобы она, Манелла, вышла замуж за человека, которого не любила и вряд ли могла бы полюбить? Никогда!

Что за дикая мысль! В этом седовласом — как принято говорить, — а точнее, преимущественно лысом, старце она никак не могла видеть мужчину, тем более жениха!

Дряхлый калека, лет на двадцать — двадцать пять старше покойного отца Манеллы, надумал жениться, чтобы завести наследника.

Если бы герцог женился не на старости лет, а вовремя, возможно, он имел бы теперь взрослого сына и не наводил ужас на девушек, содрогавшихся от одной мысли о подобном браке, — от негодования Манелла стала думать о себе во множественном числе.

Гнев застилал ей глаза или они затуманились от слез? Манелла задыхалась, ее сердце билось так, словно приготовилось выскочить из груди…

— Нет, так дело не пойдет, — одернула себя девушка, глядя на портрет отца.

Портрет принадлежал кисти одного знаменитого в те годы художника, писавшего и принца Уэльского Георга еще до того, как тот стал принцем-регентом при своем безумном отце Его Величестве Георге П.

Никто и никогда не видел, чтобы покойный граф Эйвонсдейл вышел из себя, хотя, разумеется, в его жизни были и печальные, и досадные, и опасные моменты.

Все, кто хорошо его знал, ценили в нем бесконечное самообладание, позволявшее принимать правильные решения в самых отчаянных ситуациях.

Отец всегда говорил, что из любого несчастья можно найти выход, стоит только взглянуть на него трезво.

У шестого графа Эйвонсдейла был вид истинного джентльмена. Его взор был полон величественного спокойствия, неотъемлемого качества подлинного аристократа.