Ее пальцы скользнули в его волосы:

– Коснись меня.

Кросс не смог отказать. Не смог противиться соблазну оглянуться.

«Один взгляд. Одна ночь».

Все, что у них будет. Больше, чем он заслуживает.

Одна ночь – и он предоставит ей вернуться в ее идеальный, совершенный мир.

– Я не разрушу твою жизнь, Пиппа. Не позволю тебя уничтожить.

Она прижалась губами к его губам, лишая его разума, и прошептала так тихо, что он едва расслышал:

– Я люблю тебя.

Кросс не выдержал. Подхватил ее на руки и дал им обоим то, чего они хотели. То, что изменит все и в то же время ничего. Прижал ее к себе, наслаждаясь тем, как она прильнула к нему, осыпая поцелуями. Воспламеняя.

Ей нельзя было любить его.

Он того не стоил.

Не стоил ее.

– Ты удивительный человек, – прошептала Пиппа ему на ухо. – Я ничего не могу с собой поделать.

«Одна ночь уничтожит его».

Но он не мог противиться ей. Ее блестящему уму. Ее прекрасным глазам.

Никогда не мог.

Глава 16

Кросс не касался женщин шесть лет. И мог устоять против них… до сегодняшнего дня.

До того момента, когда он поднял Пиппу и понес к кровати, где она спала всю свою жизнь. Уложил и придавил к перине своим мощным телом и обещанием наслаждения, которого она никогда не знала. Восемь дней назад она стояла в его кабинете и просила научить всему, что он знает о погибели, и вот теперь получит урок, о котором просила, сама того не понимая. Тот, которого так отчаянно хотела.

Кросс поцеловал ее по-другому, не тем поцелуем, от которого перехватывало дыхание. Но таким же опустошающим. Медленные ласки губ и языка, которые заставили ее прильнуть к нему, жаждать наслаждения, которое мог дать только он.

Пиппа довольно вздохнула. И он поймал звук очередным поцелуем, прежде чем поднять голову и встретить ее взгляд.

– Ты самая невероятная женщина из всех, кого я знал, – прошептал Кросс. – Вызываешь во мне желание научить тебя всем низким, порочным вещам, которые я когда-либо делал… о которых мечтал.

Слова овеяли наслаждением и жаром. Они разожгли в ней бушующее пламя, заставив закрыть глаза.

Кросс коснулся губами ее щеки и прошептал:

– Тебе это понравилось бы?

Пиппа вздохом выразила согласие.

– Комната кружится…

Его губы прихватили мочку ее уха.

– Думал, что только я это заметил.

– Но в чем причина?

– Мой маленький ученый… если у тебя есть время задумываться над этим, значит, я недостаточно хорошо выполняю свою роль.

А потом Пиппе уже было все равно, кружится комната или нет, поскольку земной шар слетел с оси, губы Кросса завладели ее ртом, а руки гладили ее бедра, поднимая сорочку. И Пиппа не хотела ничего другого, кроме как касаться его везде, где только можно.

Рука Кросса скользнула под сорочку и сжала ее попку, и он приподнялся, прежде чем развести ее бедра.

Когда он устроился между ними и твердый жар прижался к ее пульсирующей сердцевине, Пиппа подумала, что умрет от наслаждения. И стала извиваться под ним, пытаясь стать еще ближе, думая только о том, как бы прижаться еще теснее.

Кросс оторвал губы от ее губ и выдохнул ее имя. Снова прижал своим телом, пронзая молниями наслаждения.

На мгновение застыл, и она открыла глаза, чтобы встретиться с его взглядом. И прижался к ее лбу своим.

– Ш-ш-ш, дорогая. Я дам тебе все, что ты хочешь, но ты должна лежать спокойно. Если твой отец услышит, твоей репутации настанет конец.

– Мне все равно, – прошептала Пиппа, снова начиная раскачиваться. И это было правдой. Она готова навеки погубить себя. Зато будет свободна от Каслтона и сможет остаток жизни провести с Кроссом, в его логове греха. В его объятиях. Где он только захочет.

«Он никогда этого не допустит», – прошептал практичный внутренний голосок. Но Пиппа постаралась его заглушить. Все возможно сейчас, сегодня ночью, с ним. Завтра она окажется лицом к лицу с остатком своей жизни. А сегодняшняя ночь принадлежит ей.

Сегодняшняя ночь принадлежит им.

Сегодня ночью нет места для практичности.

– Покажи мне все. Все, что ты знаешь. Все, что любишь. Все, что желаешь.

Кросс закрыл глаза. Лицо исказилось приливом того, что могло быть болью или наслаждением, и Пиппа приподнялась на локтях, прижимаясь к нему. Грудью к теплой груди. Наслаждаясь тем, как ее бедра обнимают его, узкие и сильные, как тяжелая, твердая плоть уткнулась в ту ее часть, которая мучительно хотела его принять.

Пиппа извивалась, проверяя, подходят ли они друг другу, и Кросс что-то прошипел, чуть приоткрыв глаза, сиявшие оловом в свете свечей.

– Ты заплатишь за это.

– Не можешь же ты винить меня за желание экспериментировать, – улыбнулась она.

Кросс тихо рассмеялся:

– Не могу. В конце концов, без этой твоей особенности я бы не был здесь. Сейчас.

Он снова поцеловал ее, быстро и крепко.

А когда они снова ловили губами воздух, он поднял голову:

– Чем еще могу помочь в ваших исследованиях, миледи?

Пиппа молча смотрела на него.

«Останься со мной, – хотелось сказать ей. – Позволь мне остаться с тобой».

Но она понимала, что это бесполезно. И вместо этого развела лацканы его фрака и прижала ладони к жилету.

– Думаю, исследования прошли бы лучше, будь ты обнаженным.

– Правда? – делано удивился он.

Пиппа укоризненно вскинула брови, но Кросс усмехнулся, скатился с нее, вскочил и мигом избавился от фрака, жилета и рубашки, прежде чем вернуться к ней.

– Это поможет?

– С точки зрения факта, добрый сэр, – сказала она, кладя руку на гладкую кожу его спины. Ей очень понравилось, как он застыл от ее прикосновения. – Поможет, и даже очень. Но вы не обнажились до конца.

Он прижался поцелуем к ее шее, слегка прикусил, так что Пиппа вздрогнула и вздохнула.

– Ты тоже.

– Но вы не выражали желания видеть меня… без всего.

Кросс поднял голову:

– Поверьте, леди. Я хочу видеть вас без всего каждый момент каждого дня.

– А как же балы и званые ужины? – ахнула она.

Его белые зубы блеснули в коварной улыбке, и Пиппа еще больше полюбила его за это.

– Ни ужинов. Ни балов. Только это.

Словно чтобы подчеркнуть эти слова, он поднял подол ее ночной сорочки, и вскоре белое одеяние уже летело через всю комнату, приземлившись на Тротулу, которая испуганно фыркнула. Оба уставились на собаку, и Пиппа рассмеялась:

– Может, отослать ее?

Глаза Кросса весело сверкнули, и одно это послало по ней озноб наслаждения.

– Возможно, так будет лучше.

Пиппа деловито подошла к собаке, подвела к двери и открыла ровно настолько, чтобы Тротула протиснулась в щель. Закрыв дверь, Пиппа вернулась к Кроссу и долго оглядывала его мускулистое тело.

Он ждал ее.

«Он само совершенство».

Кросс был само совершенство, и она стояла перед ним обнаженная, окутанная светом свечи. И тут же смутилась, смутилась больше, чем в ту ночь в его кабинете, когда коснулась себя, следуя точным указаниям. По крайней мере тогда на ней был корсет. Чулки.

Сегодня ночью на ней не осталось ничего. Сплошные недостатки, которые только подчеркивались его совершенством.

Кросс долго смотрел на нее, прежде чем протянуть мускулистую руку, ладонью вверх, в приглашении, против которого было невозможно устоять.

Пиппа шагнула навстречу ему без колебаний, и он перекатился на спину, притянул ее к себе, пристально глядя в глаза.

Она нервно попыталась прикрыть груди руками:

– Когда ты смотришь на меня так… это слишком.

Кросс не отвел глаз:

– Как я смотрю на тебя?

– Не знаю, как сказать… но чувствую себя при этом так, словно видишь меня насквозь. Словно… если бы мог, проглотил бы меня.

– Это желание, любовь моя. Желание, которого я не испытывал доселе. Меня просто трясет от него.

Пиппа перестала сопротивляться. Потому что это обещало неземные наслаждения.

Когда она оказалась достаточно близко, чтобы коснуться, Кросс поднял руку и стал гладить ее пальцы, скрывавшие груди от его взора.

– Я дрожу от желания, Пиппа. Пожалуйста, любимая, позволь тебя увидеть.

В голосе звучало столько муки, что она не смогла отказать. И медленно положила ладони ему на грудь, на жесткие рыжие волоски, припорошившие кожу.

Ее отвлекли эти волоски, их игра над мышцами, дорожка, которая сужалась до чудесной темной линии через плоский живот.

Кросс лежал неподвижно, пока она касалась его твердых, совершенных мышц.

– Ты так прекрасен, – прошептала Пиппа, проводя по его рукам от плеч до запястий.

– Счастлив, что вы одобряете, миледи.

Она улыбнулась:

– О да, милорд. Вы удивительный образец мужской красоты.

Белые зубы блеснули снова, когда Пиппа набралась мужества и стала водить пальцами по мышцам его груди, плеч и предплечий, повторяя про себя латинские названия. И продолжая исследовать изгибы и впадины его тела. Он со всхлипом втянул в себя воздух, выгибаясь от ее прикосновений. Тогда она застыла, гордая своей властью. Как он наслаждался ее прикосновениями. Хотел их. Она снова провела по его телу большим пальцем.

Кросс зашипел от удовольствия и положил руку на внутреннюю сторону ее колена, послав сквозь нее волну жара.

– Не останавливайся, любимая. Меня еще в жизни не обольщали столь искусно.

Он положил палец на ее колено:

– Скажи, что это?

– Коленная чашечка.

– Мммм…

Пальцы скользнули выше:

– А это?

– Прямой мускул.

Пальцы скользнули к внутренней стороне ее бедра.

– Умная девочка. А это?

– Приводящая мышца.

Еще выше…

– Грацильная…

Пиппа, задыхаясь, развела ноги, чтобы дать ему лучший доступ. Он вознаградил ее тем, что двинулся еще выше, едва прикасаясь.

– А здесь, любимая? Что это?

Она покачала головой, отчаянно желая большего: