– Хризантема? – вознегодовала Пиппа.

– Все лучше, чем Тротула.

– Не лучше.

Они нежно улыбнулись. Оба сознавали, что идеально подходят друг другу.

– В любом случае я уже назвала розу. Подумала, что ей очень подходит название Бейн.

У Кросса перехватило дыхание. Потому что она обнажила перед ним душу и подарила ему самый простой, самый совершенный подарок, который только могла.

– Пиппа, – вздохнул он, покачав головой. – Не знаю… любимая… не знаю, что сказать.

Пиппа улыбнулась:

– Тебе не нужно ничего говорить. Думаю, это увековечит память твоего брата.

Ему вдруг стало трудно глотать.

– Согласен.

– И станет превосходным наследием для нашего сына.

Ему снова стало трудно дышать.

– Нашего… сына.

Она улыбнулась. Рука легла на его руку и подвела к мягкому, почти незаметному бугорку живота.

– Это может быть и дочь, – заметила она, будто обсуждая погоду, – но мне нравится думать, что это сын. Красивый рыжеволосый мальчик.

Кросс смотрел на то место, где лежала его рука. Так, словно она принадлежала другому. Просто невозможно, что это его… что эта жизнь принадлежит ему.

Он встретил взгляд жены.

– Ты уверена?

– Есть научные истины, милорд. Одна из которых гласит: исследование, которое мы проводим, имеет вполне определенный результат.

Пиппа наклонилась и прошептала ему на ухо:

– Не говоря уже о том, что я вовсе не закончила эту линию опытов.

– Счастлив это слышать.

Она закинула ногу ему на бедро, притянула к себе и приникла поцелуем. Они долго целовались и разъединились, только когда оба задохнулись.

– Ты счастлив?

Кросс взял в ладони ее лицо и честно ответил:

– В жизни не был счастливее. Я чувствую, что на этот раз удача окончательно стала на мою сторону.

– Я думала, ты не веришь в удачу.

Он покачал головой.

– Даже я не настолько хорош, чтобы заряжать столы.

Его пальцы снова провели по ее щиколотке, икре, и Пиппа мгновенно открылась для ласк.

– Кстати, о столах. Что, по-твоему, случится, если ты ляжешь спиной на этот?

– Полагаю, что в ближайшее время не смогу закончить письмо Королевскому садоводческому обществу.

– Не смею возражать, – прошептал он, прикусывая мочку ее уха. – В конце концов, ты один из величайших научных умов наших дней.

– Очень сложная область исследований… – Пиппа вздохнула, когда его пальцы переместились выше, на внутреннюю поверхность ее бедра, – но такая плодотворная!

Кросс снова поцеловал ее, крепко и пылко, поднимая подол полотняной сорочки и устраиваясь между ее бедрами. Она ахнула и вцепилась в пояс его халата, широко распахивая полы. И наконец, наконец касаясь его.

Он прерывисто вздохнул и посмотрел в прекрасные голубые глаза.

– Твое прикосновение по-прежнему лишает меня сил, дорогая.

Пиппа улыбнулась, провела пальцем по его торсу, обещая… обещая…

– Не беспокойтесь, милорд, у вас впереди много лет, чтобы привыкнуть к моим прикосновениям. Вполне возможно, что когда-нибудь вы будете воспринимать их как должное.

– Этого не произойдет никогда.

Кросс сжал ее руку, поднял пальцы к губам и поцеловал кончики, прежде чем уложить на стол.

– Но, если хочешь, я буду счастлив продолжать исследовать теорию.

Пиппа рассмеялась, запустив руку в его волосы:

– Во имя науки, конечно.

Кросс покачал головой:

– Пропади пропадом наука.

Его серые глаза пылали страстью, обещанием и чем-то гораздо, гораздо большим.

– Во имя любви.